Генералиссимус Суворов - Леонтий Раковский

Весь австрийский лагерь уже знал, что у русских семь тысяч человек и что они строят три моста через реку Тротуш.

Все было не только хорошо, все было превосходно - этот удивительный генерал Сувара в одни сутки прошел с дивизией такое расстояние, какое австрийская дивизия прошла бы в четыре. И он оставил при тяжелом обозе в Бырладе не пять тысяч, как думал принц, а всего только три. Значит, у союзников уже было двадцать пять тысяч человек.

Одно было странно и непонятно в действиях генерала Сувара: зачем он строит мосты? Неужели он, вопреки основам линейной тактики, хочет покинуть выгодную позицию? Принц Кобургский считал, что если бы на реке Тротуш были мосты, их следовало бы уничтожить, а не строить новые.

Принц Кобургский решил поговорить об этом с генерал-аншефом Сувара, а пока, в прекрасном настроении, начал свой день. Он не спеша умылся, оделся, напился кофе и только тогда отправил майора Траутмансдорфа к генералу Сувара приветствовать его с благополучным прибытием и узнать, когда генерал Сувара пожалует к нему договориться о совместных действиях против турок.

…Суворов уже отобедал - обедал он всегда в восемь часов утра, когда к его палатке подъехал майор Траутмансдорф.

"Конечно, звать на совет! - догадался Суворов. - Нужно как-либо уклониться от этого". Суворов думал недолго.

– Прошка, бритву и мыло! Живо! - крикнул он. Ленивый Прошка, который с годами начинал все больше вступать с барином в споры и грубить ему, недовольно буркнул:

– Да вы же давеча брились!

– Не рассуждай! Давай живее! - вспыхнул Суворов. Пока мешковатый Прошка достал бритву, Суворов сам схватил кисточку и мыло, плеснул в чашку воды и стал густо намыливать себе щеки и подбородок.

–Меньше брей, больше намыливай!-шепнул, он Прошке. - Проси! обернулся Суворов к адъютанту.

Майора Траутмансдорфа уже не смутила одежда русского генерала. Майор передал приветствие генерал-аншефу Сувара от его высочества принца Фридриха-Иосии Кобург-Заальфельда, поздравил с благополучным и столь быстрым прибытием и приглашал приехать к принцу обсудить диспозицию. А сам с любопытством смотрел вокруг.

В палатке стояли простой некрашеный стол да один складной стул, на котором сидел генерал.

У майора Траутмансдорфа, и то обстановка была лучше, чем у русского генерала.

Генерал Сувара сидел к входу спиной. Он чуть поворотился к майору щека и подбородок были густо намылены-и сказал:

– Спасибо! Хорошо!

Кивнул Траутмансдорфу и снова обернулся к толстоносому неопрятному солдату, который не спеша стал намыливать щеки генерала.

Траутмансдорф постоял секунду, а потом звякнул шпорами и, поклонившись худой спине генерала Сувара, покрытой грубым полотенцем, удалился в крайнем недоумении.

Как только он дал шпоры коню, Суворов вскочил с места.

– Фу, австрияк проклятый! Торчит над душой! - рассмеялся он и начал смывать с лица мыльную пену.

Один раз сошло благополучно. Но впереди - весь длинный летний день. Пока солдаты сделают мосты, принц, конечно, еще не раз пришлет своего щеголеватого адъютанта.

"Какой бы предлог придумать еще, чтобы не ехать к Кобургу?"

…Принц с нетерпением ждал, когда вернется Траугмансдорф.

Наконец адъютант возвратился. На невозмутимом лице чрезвычайно выдержанного и вместе с тем расторопного, исполнительного майора было написано смущение. В глазах стоял смех.

Брови принца поехали к самому парику.

– Что случилось?

Траутмансдорф, слегка улыбаясь - было невозможно оставаться серьезным, - передал в двух словах о своем посещении генерала Сувара.

– Старик, вероятно, только что встал. Мы помешали. Ведь он сделал за сутки пятьдесят верст! - снисходительно сказал принц Кобургский, оправдывая не вполне любезный прием его посланца русским генералом.

Прошло два часа. Принц собрался уже завтракать и решил пригласить генерала Сувара.

Майор Траутмансдорф с интересом подъезжал к простой, не новой палатке русского генерала. Ему показалось, что, когда он соскакивал с коня, край палатки отогнулся и на него глянул сам генерал.

В этот раз навстречу Траутмансдорфу вышел не чубатый казак и не толстоносый неопрятный генеральский денщик, а офицер.

Не успел Траутмансдорф вымолвить слово, как офицер, учтиво поклонившись, сказал по-немецки:

– Его высокопревосходительство молится!

И тотчас же скрылся в палатке.

Траутмансдорфу не оставалось ничего делать, как уехать. Казак, державший поводья, разумеется, не понимал по-немецки, и с ним говорить было бесполезно.

Когда майор вошел к принцу, его лицо выражало явную растерянность.

– Что такое? - спросил принц.

– Генерал Сувара молится, - ответил, почему-то смутившись, майор и поспешил выйти из палатки.

Принц позавтракал один. Он был в чудном настроении - он ездил к реке смотреть, как русские строят мосты, и русские солдаты показались ему хороши одетыми, здоровыми и ничуть не усталыми.

Солнце уже перевалило за полдень, когда принц снова вызвал адъютанта.

– Как вы думаете, сколько у русских может продолжаться молитва?

Майор почтительно улыбнулся, пожал плечами и сказал:

– Право, не знаю, ваше высочество.

– Ведь это ж не в церкви. Вероятно, генерал Сувара уже помолился. Пожалуйста, поезжайте еще раз!

Траутмансдорф поехал в третий раз к той же знакомой, побелевшей от солнца, старой палатке. Ехал он без удовольствия.

Когда Траутмансдорф бросил поводья тому же хитрому кареглазому казаку с серебряной серьгой в ухе, навстречу Траутмансдорфу, зевая, поднялся лежавший у палатки денщик. Он сказал безо всякого почтения и субординации:

– Его высокопревосходительство… - только и понял Траутмансдорф, а дальше шло какое-то коротенькое русское слово.

Траутмансдорф беспомощно оглянулся. Кругом - никого, кто мог бы помочь в разговоре.

– Was? Was? - переспросил он, строго насупив брови.

Но генеральский денщик не испугался его строгого вида. Он поднял вверх палец и зашикал, делая большие глаза:

– Тсс!

"Вот я бы тебя поставил под ружье, пьяная каналья!" - со злостью думал майор, глядя на толстый красный нос денщика.

Денщик приложил к щеке ладонь, наклонил голову набок, закрыл свои плутовские глаза и снова повторил это непонятное коротенькое слово: спит!

Майор наконец понял. Ему вдруг стало стыдно своей недогадливости. Он понимающе закивал головой и на цыпочках отошел к коню.

К принцу майор Траутмансдорф вошел с совершенно каменным выражением лица.

– Генерал-аншеф Сувара спит! - сказал он и отвел глаза в сторону: в его представлении это было со стороны русского генерала вызовом, издевательством.

Принц только кивнул головой и зашагал по палатке.

Майор вышел.

Принц исходил много верст по своей палатке.

В первые минуты со зла лезли в голову самые нелепые мысли. Послать к туркам парламентеров о перемирии. Но что дальше? Почему все это, спросят.

Поехать лично к Сувара? Но что сказать ему? Человек ведь может устать - он в сутки прошел пятьдесят верст. И вообще, что знает он об этом русском генерале? Все говорят о нем как о восходящей звезде русской армии, вроде князя Репнина. Говорят, что он глубокий старик и что он со странностями. Все это хорошо. Но еще лучше то, что до сих пор Сувара превосходно бил турок.

– Подождем!

И принц сел обедать. Потом лег отдохнуть, иронически думая:

"Вот теперь пусть же он ко мне приедет!"

Но принц великолепно выспался, его никто не тревожил.

Русские уже заканчивали все три моста. Так незаметно пролетел весь день. Принц решил больше не напоминать о себе генералу Сувара - сам отзовется!

И генерал Сувара отозвался.

Слуги накрывали в роскошной столовой палатке принца к ужину, когда прискакал русский офицер. Он передал принцу конверт.

Принц Кобургский, стоя у палатки, тут же вскрыл его. Кровь ударила ему в лицо: генерал Сувара на довольно хорошем французском языке писал:

Войска достаточно отдохнули, и мы завтра в три часа утра выступим двумя колоннами:

австрийцы в правой, русские в левой, пойдем прямо на неприятеля. Говорят, что неверных только пятьдесят тысяч, а другие пятьдесят дальше. Жаль, что они не вместе, -разом бы их разбили!

Это была готовая диспозиция.

Генерал Сувара все обдумал без него сам и предлагает принцу безоговорочно поступить так, как этого хочет Сувара.

Это задело принца. Он вошел с листком диспозиции в палатку, задумчиво прошел раз-другой мимо стола, задевая стулья и не видя слуг, дававших ему дорогу, а потом круто повернулся к выходу, где стоял в ожидании ответа русский офицер.

В этой диспозиции есть вызов, есть чуть ли не оскорбление, но зато в ней чувствуется настоящая убежденность, правота, сила.

Будь что будет!

– Передайте его высокопревосходительству: я согласен. Только я думаю, что надо до последнего момента скрыть от турок присутствие ваших войск. Так будет лучше! - сказал он русскому офицеру.