Бесспорное правосудие - Филлис Джеймс

Лэнгтон был избавлен от необходимости отвечать, потому что дверь открылась, и в комнату вошел Дэлглиш. Он нес с собой пластиковый пакет. Подойдя к столу, он вытащил из пакета какой-то предмет и снял с него чехол-ножны. Все как зачарованные смотрели на открывшийся их глазам нож.

– Вы можете подтвердить, мистер Лод, что это тот самый стальной нож для бумаги, который был вами подарен мисс Олдридж? – спросил Дэлглиш.

– Конечно, – подтвердил Лод. – Вряд ли найдется второй такой. Именно его я отдал Венис. На лезвии, ниже марки изготовителя, вы найдете мое имя.

Лэнгтон взглянул на нож и узнал его. Он часто видел этот нож на столе Венис, видел даже – хотя и не помнил теперь при каких обстоятельствах, – как она вскрывала им плотные конверты. Но в то же время ему казалось, что он видит его впервые. Этот, по сути, кинжал производил сильное впечатление. Ножны были из черной кожи с отделкой из меди, рукоятка и гарда тоже медные – элегантная вещь без всякой вычурности. Было видно, что длинное стальное лезвие очень острое. Совсем не игрушка. Эту работу оружейного мастера можно было смело отнести к разряду оружия.

– Неужели ее убили этим? – спросил изумленный Лэнгтон. – Но лезвие такое чистое. На нем нет никаких следов.

– Его тщательно вытерли, – сказал Дэлглиш. – Никаких отпечатков, но мы их и не ожидали. Нужно дождаться для верности результатов вскрытия, но, похоже, этот нож и есть орудие убийства. Вы проявили большое терпение. Не сомневаюсь, вы горите желанием поскорее попасть в свои кабинеты. Мы также снимем оцепление во дворе, что облегчит жизнь вашим соседям. Пожалуйста, перед уходом из «Чемберс» подойдите к одному из моих помощников и сообщите ему или ей, где вы были вчера вечером после шести тридцати. Если вы к тому же подробно сообщите о ваших передвижениях, это сэкономит время.

Лэнгтон почувствовал, что надо что-то сказать.

– Будьте уверены, мы все в точности сделаем. Не можем ли еще чем-то помочь? – спросил он.

– Можете, – сказал Дэлглиш. – Прежде чем вы уйде-те, мне хотелось бы услышать несколько слов о мисс Олдридж. Вы, четверо, несомненно, хорошо ее знали, как и всех остальных в коллегии. Какая она была?

– Вы имеете в виду как адвокат? – спросил Лэнгтон.

– Я представляю, каким она была адвокатом. Я хочу сказать – как женщина, как человек.

Все посмотрели на Лэнгтона. Его охватила волна страха, почти паники. Он понимал: все ждут, нужно что-то сказать. Нельзя прятаться за банальными проявлениями сожаления, момент требовал большего – но чего? Нельзя также съехать в ложный пафос.

– Венис была отличным адвокатом, – наконец заговорил он. – Я начинаю с профессиональной характеристики, потому что адвокатская деятельность была самым главным в ней, и многие люди благодаря ее мастерству сохранили свободу и не утратили репутацию. Думаю, она сама тоже поставила бы ее на первое место. Не знаю, как в ней отделить женщину от адвоката. Закон стоял у нее на первом месте. Иногда с ней, как с членом «Чемберс», было трудно работать. Ничего удивительного, говорят, с каждым из нас трудно. Наша коллегия – собрание умных, независимых, уникальных, критически настроенных трудоголиков – мужчин и женщин, чья профессия заключается в точной аргументации. Только в сером коллективе нет эксцентричных характеров, которые можно назвать трудными. Венис могла быть нетерпимой, слишком требовательной, суровой. Но все мы временами такими бываем. Ее очень уважали. Не думаю, что Венис понравилось бы, если бы ее считали всеобщей любимицей.

– Значит, у нее были враги.

– Я этого не говорил, – ответил Лэнгтон.

Лод понял, что следует вмешаться в разговор:

– Создавать имидж неуживчивого человека стало в «Чемберс» практически искусством. Венис довела его до совершенства, однако никто из нас не стремится к мирной жизни. Венис могла бы преуспеть как адвокат в любой области права. Уголовный суд привлекал ее по нескольким причинам. Она великолепно вела перекрестный допрос – но вы, наверное, слышали ее в суде.

– Слышал – и иногда это шло наперекор моим выводам. Итак, вам нечего больше сказать? – спросил Дэлглиш.

– А что здесь говорить? – в запальчивости воскликнул Костелло. – Она выступала и в качестве обвинителя, и в качестве защитника – она делала свою работу. А сейчас и я хотел бы заняться своей.

В этот момент дверь открылась. Кейт просунула голову в комнату со словами:

– Я привезла миссис Карпентер, сэр.

Глава семнадцатая

Дэлглиш давно приучился не выносить никаких суждений, пока нет достаточно фактов – ни по внешнему виду свидетеля, ни исходя из его характера. И все же он был удивлен и немного сбит с толку, когда Джанет Карпентер со спокойным достоинством направилась к нему через конференц-зал и протянула руку. Как только она вошла в зал, он тут же поднялся, а теперь пожал ее руку и предложил сесть, предварительно представив Пирса, которому она снисходительно махнула рукой. Она хорошо держалась, но наметанный взгляд Дэлглиша отметил на бледном, худом, умном лице явные следы страха и даже паники.

Пока женщина усаживалась, Дэлглиш, разглядывая ее, понял, что часто встречал такой тип в разных обличьях: в его норфолкском детстве он связывался с пятиминутным звоном колокола в воскресное утро, с рождественской ярмаркой, летним праздником в доме приходского священника. Такая знакомая одежда: костюм из твида с длинным жакетом и юбкой с тремя складками впереди, цветастая блузка, не сочетавшаяся с твидом, камея у ворота, прочные колготки, слегка помятые на тонких икрах, начищенные до блеска молодых каштанов грубые ботинки, шерстяные перчатки, лежавшие сейчас у нее на коленях, фетровая шляпка с полями. Перед ним сидела одна из «превосходных женщин» мисс Барбары Пим[20] – несомненно, особь вымирающая даже в сельских приходах, но некогда такая же составная часть англиканской церкви, как вечернее пение; иногда она вызывала раздражение у жены викария, но всегда оставалась надежной опорой для паствы – надзирала за воскресной школой, расставляла цветы, чистила церковную утварь, распекала юных хористов и утешала добрых викариев. В грустном нос-тальгическом ореоле Дэлглишу даже припомнились их имена: мисс Моксон, мисс Найтингейл, мисс Даттон-Смит. На какую-то долю секунды ему показалось, что мисс Карпентер сейчас пожалуется на неправильный выбор гимна на последней вечерней службе.

Под полями шляпки лицо женщины было трудно разглядеть, но потом она подняла голову, и их глаза встретились. Спокойный и умный взгляд, прямые, густые брови – темнее, чем выбившаяся из-под шляпки прядка седых волос. Она была старше, чем он ожидал, – не меньше семидесяти. Лицо без намека на косметику было изборождено морщинами, но подбородок был крепкий. «Интересное лицо, – подумал Дэлглиш, – однако на нем не остановишь взгляд из миллиона других». Женщина сохраняла спокойствие, контролируя свои эмоции и стараясь обуздать страх и беспокойство, которое он моментально прочитал в ее глазах. Там было и еще что-то. На мгновение в них проскользнула то ли досада, то ли раздражение.

– Простите, что пришлось вас срочно, оторвав от других дел, привезти сюда, – сказал Дэлглиш. – Инспектор Мискин сообщила вам, что мисс Олдридж мертва?

– Она не сказала, как это случилось. – У женщины был довольно приятный голос, более низкий, чем он предполагал.

– Мы полагаем, что мисс Олдридж убили. После вскрытия будет ясно, как именно ее убили и в какое время. Но, судя по всему, прошлым вечером. Не могли бы вы рассказать, что здесь происходило после вашего прихода? Кстати, когда вы пришли?

– В восемь тридцать. Я всегда прихожу в это время. Я работаю в понедельник, среду и пятницу с восьми тридцати до десяти.

– Одна?

– Нет, обычно с миссис Уотсон. Она и вчера должна была работать, но мисс Элкингтон позвонила как раз после шести и сказала, что сын миссис Уотсон попал в автомобильную аварию и сильно пострадал. Миссис Уотсон тут же отправилась в Саутгемптон, где живет его семья.

– Кто-нибудь, кроме вас и мисс Элкингтон, знал, что вы будете работать в этот день одна?

– Не представляю, кто бы это мог быть. Мисс Элкингтон позвонила мне, как только узнала о случившемся. Искать замену было поздно, и потому она попросила меня сделать то, что будет в моих силах. Конечно, она внесет соответствующие изменения в ежемесячный счет, посылаемый «Чемберс».

– Итак, вы пришли в обычное время. Каким путем?

– Через Судейские ворота и Деверо-Корт. У меня есть ключ от ворот. Я езжу на метро от Эрлз-Корт до Темпла.

– Вы встретили кого-нибудь из знакомых?

– Только мистера Берча, шедшего со стороны Мидл-Темпл-лейн. Он старший клерк в коллегии лорда Коллингфорда, иногда работает допоздна, и, когда наши пути пересекаются, мы всегда здороваемся. Он сказал: «Добрый вечер!» Больше я никого не встретила.

– А что было, когда вы подошли к Полет-Корт?