Тебе назло - Екатерина Риз

— Нет. Нет, Вась. Поезжай в свой Париж, и не трепли мне нервы.

Хоть и знала, что он специально пытается меня обидеть, мне всё равно обидно стало. До слёз.

— Я больше не приду.

На это я никакой реакции не дождалась, замерла в напряжённой позе, а когда поняла, что и в этот раз всё бесполезно, вдруг рассмеялась. Над самой собой смеялась, над той доверчивостью и глупостью, которые, не смотря на все усилия Завьялова, жили во мне все эти годы. Испугалась, голову руками обхватила и заставила себя остановиться. Вот только истерики не хватало.

— А действительно, чего я перед тобой оправдываюсь? Всё выпрашиваю чего-то, вымаливаю. Что я, себя не люблю? — Я ноги с кровати спустила, нагнулась за халатом, который на полу валялся. Хотела сразу на себя накинуть, а потом передумала. Поднялась, медленно выпрямилась, и даже повернулась к Завьялову. Словно призывала его к тому, чтобы он посмотрел внимательно и запомнил, волосы за спину откинула. — Ты просто дурак, — сказала я ему. — Ты не мне, ты себе не веришь, Ген. Наверное, я зря столько раз говорила, что люблю тебя. Повторяла, повторяла. Всё надеялась, что ты поверишь и хоть что-то сделаешь. А ты трус. Ты боишься поверить. — Халат я всё-таки надела и туго затянула пояс. — Ты всё за меня решил, ни одного шанса мне не оставил.

Завьялов взглянул на меня.

— Шанса на что? Выйти за меня замуж? Вась, не смеши людей.

— Я, правда, этого хотела.

— Верю. Верю. — Он в последний раз затянулся, а потом зло затушил сигарету. — Тебе было девятнадцать, и ты вдруг поняла, что замуж за меня хочешь! — Генка в грудь себя ударил, усмехнувшись. — За меня.

Я нервно облизала губы.

— За тебя, — очень тихо сказала я. Я постояла перед ним, чувствуя себя потерянной и несчастной, а потом на кровать снова присела, повернувшись к Генке спиной. Усмехнулась, вспоминая о прошлом. — Я так тебя любила, я бы всё для тебя сделала… А ты не понял. Ты испугался. — Поняла, что Завьялов хочет что-то сказать, и перебила его: — И не смей мне говорить, что не любила. Ты об этом ничего не знаешь. Если бы я не любила тебя, меня бы сейчас здесь не было.

— Но я оказался прав. Разве тебе плохо в Москве? Тебе не нравятся твои поездки в Европу? Ты больше не мечтаешь о будущей работе? Если бы ты осталась тогда, ничего бы этого не было.

Я резко повернулась.

— А ты меня спросил? Ты тогда не спросил, и сейчас не спрашиваешь, что бы я выбрала.

Он глаза отвёл и поморщился.

— Хватит, Вась. И реветь завязывай. Это глупо.

Я кивнула.

— Да. — Слёзы вытерла. — Я не должна была к тебе сегодня приходить, я себе обещала. Невозможно ждать всю жизнь, вот и я не стану. У меня всё хорошо, — я руками развела и попыталась глубоко вдохнуть, успокаиваясь. — А ты оставайся. Со своими дурацкими принципами, со своей гордостью и честью. Со своей семьёй.

— Ты опять?

— Да, я опять! — не сдержалась я, а Генка шикнул:

— Не ори.

— Думаешь, я ничего не знаю? Вся твоя семейка очень боится, что однажды мы всё-таки сойдёмся. Конечно, мной-то не покрутишь, я-то перед ними ни в чём не виновата! Это ты самый виноватый и всем должен! А я нет. Я как сказала тогда Оксане, что они у меня вот, что получат, — я Генке кулак показала, — у нас с тобой сразу всё сломалось!

— Теперь, значит, моя семья виновата? — Генка нервничал, я видела, и даже снова за сигаретами потянулся. — То я трус, то все вокруг сволочи. — Он головой мотнул.

— Ты понимаешь, о чём я говорю. Твоя мама очень постаралась, даже удивительно, как преуспела… Слушай, может, мне надо было у неё совета попросить, как так удачно тобой крутить

можно?

Генка злой взгляд в меня упёр, и я невольно сглотнула, почувствовав себя неспокойно. Но прощения просить не стала. Даже сказала ему об этом:

— Я не буду извиняться. Я каждый раз извиняюсь, когда заговариваю с тобой о ней. А в этот раз не буду. Потому что я права! И я не понимаю, почему ты этого не видишь. Ты просто закрываешь глаза на всё. Чего ты боишься? Что она снова перестанет с тобой общаться? Вот только не понимаю, что изменится от этого в твоей жизни. Семья — это не те люди, которые тянут из тебя деньги и сваливают на тебя свои проблемы. Это те, кто тебя любит.

Завьялов вздохнул, уж очень выразительно, словно я надоела ему ужасно. Я подозрительно на него взглянула, и поднялась.

— Поздравляю, ты сделал всё, чтобы из меня это выдавить. Чтобы я однажды проснулась и поняла, что ненавижу тебя. Ты этого хотел? Что ж, у тебя получилось. Вот только с чем ты остался? Я уйду, и кто тебя будет любить?

Генка на меня не смотрел, хмурился и курил. И лицо такое недовольное, видно было, что все мои разговоры ему до чёртиков надоели.

— Вась, ты о себе беспокойся. Обо мне не надо. Мне, слава Богу, уже за тридцать, я сам что-нибудь придумаю.

Я застыла, обдумывая его слова. Нехорошее предчувствие кольнуло, и глаза снова защипало от подступивших слёз.

— Это ты сейчас таким изысканным способом мне намекаешь, что…

— Изысканным? Не знаю такого слова. — Он широко улыбнулся. — Ты меня с кем-то перепутала.

У меня вырвался нервный смешок, и я пальцы к губам прижала.

— Ты себя превзошёл, Завьялов. Честное слово. Молодец. — Я шагнула к двери, не желая больше на Генку смотреть, но просто так уйти всё же не смогла. Вернулась и поинтересовалась напрямую: — То есть, я тебе надоела? Своей любовью, тем, что в жизнь твою влезть пытаюсь, что-то решить… Как же ты со мной спал-то все эти годы? Бедненький ты мой. Наверное, заранее к моему приезду готовился, морально! Ведь надо было отрабатывать, девочка-то глупая надоедливая, снова придёт, нужно будет спать с ней! А отказать дочке хозяина как-то не с руки, ты ведь лучший работник!

— Успокойся, — попросил Завьялов, пристально глядя на меня, — у тебя истерика.

— А я вообще такая, истеричная особа! Ты меня такой сделал. — Я взялась за ручку двери. — Не подходи ко мне больше, даже не заговаривай со мной. А то я точно не сдержусь, и устрою тебе весёлую жизнь.

— Угрожаешь? — с лёгкой насмешкой переспросил он, а я не ответила, из комнаты его вышла, и дверь за собой закрыла. Сердце барабанило с сумасшедшей скоростью, а в голове ещё невозможно было уложить, что всё. Всё, всё. Обратного пути нет. Ведь если я ещё раз к нему приду, через месяц, два, семь, сегодняшний разговор будет висеть между нами, и я никогда не забуду, как он усмехался мне в лицо, намекая на то, что для него всё давно закончилось. Я не один год изводила себя этими мыслями, но спросить у Завьялова напрямую смелости никогда не хватало. А тут, видимо, ему самому надоело.

Я дошла до тёмной гостиной и на диван присела. По сторонам огляделась, вдруг подумала о том, что прошло три года, вот уже у папки дом, Ванька растёт, а я всё живу в прошлом, словно мне восемнадцать, и без Генки Завьялова я жизни не мыслю. А ему это не нужно. Он тогда этого не хотел, и за три года ничего не изменилось. Я лишняя в его жизни. На что же я столько лет надеялась? Откуда я брала причины надеяться?