Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства - Дональд Томпсон

В битву за консигнацию иногда включается и «Филлипс». Если речь идет о значительной работе, «Филлипс» может победить, как правило, если предложит более высокую гарантию или какое-то особое преимущество — например, изображение лота на обложке каталога. «Филлипс» конкурирует в области нового искусства, начинающих художников с уверенными перспективами; он позиционируют себя как номер один в этом сегменте. Коллекционер из Майами Дон Рубелл соглашается: «[ «Филлипс»] хорошо продает именно актуальное искусство; мы забываем, что некоторые художники, которых мы сейчас видим на «Сотби» и «Кристи», впервые продавались там».

Иногда «Филлипс» проводит торги, которые приносят мало прибыли или вообще не приносят никакой, исключительно ради престижа. 13 мая 2010 года нью-йоркское отделение «Филлипс» предложило 22 работы от имени ML Private Finance, аффилированного предприятия банка Merrill Lynch. Средства должны были пойти в счет выплаты 21-миллионного долга коллекционера Хэлси Майнора перед Merrill Lynch.

Торги принесли 19,5 миллиона долларов. «Филлипс», как сообщалось, обещал ML 108 процентов с продажной цены всех проданных лотов. Эта значит, что «Филлипс» не взял комиссии с консигнанта и отказался от 8 процентов премии покупателя. Валовую прибыль аукциона составила разница между 8 процентами и премией покупателя — около 12 процентов. Она не покрыла бы расходов на каталог и рекламу.

Такие экстравагантные условия возникли потому, что ML просил суд, чтобы аукцион провел «Кристи», а Майнор просил «Филлипс». «Филлипс» сделал предложение, которое «Кристи» не смог перебить. «Филлипс» добивался такой возможности ради престижа провести торги коллекции одного консигнанта, хотя неясно, какую выгоду принесла известная история «несостоятельности» самим предметам искусства или бренду аукционного дома.

«Кристи» и «Сотби» влияют на ценообразование в области современного искусства как благодаря прозрачности цен, так и принципам продажи предметов искусства, а в итоге создается, как говорят экономисты, эффект храповика. Храповик поворачивается только в одну сторону и удерживает колесо, не давая ему повернуться обратно. Эффект храповика в экономике означает, что цены могут повышаться, но практически никогда не понижаются.

Концепцию храповика легко понять на примере рынка рабочей силы: когда экономика здорова, зарплата всегда повышается и никогда не понижается. Эффект храповика в искусстве проявляется, когда два коллекционера на аукционе «Кристи» торгуются за Жана-Мишеля Баския и увеличивают его цену вдвое против галерейной, и новая цена становится ориентиром для всех галерей, так что потом ни один консигнант не хочет продавать его картины ниже этой цены.

Храповик работает и по-другому. Если рекордная цена Франца Клайна составляет 9,3 миллиона долларов, почти вчетверо больше рекордной цены Сая Твомбли, 2,4 миллиона, и Клайн неожиданно уходит за 40,4 миллиона (что произошло на торгах «Кристи» в ноябре 2012 года), сколько же тогда будет стоить следующая за ним картина Твомбли сравнимого качества? На торгах «Кристи» его «Без названия» (Untitled, 1969) появилась через 17 лотов после рекордной продажи Клайна и получила максимальную цену 5 миллионов долларов. Как сказал один журналист, когда начинается прилив, он много чего прибивает к берегу.

Еще один пример эффекта храповика — это когда на вечернем аукционе появляется лот с эстимейтом и резервной ценой выше, чем у большинства проданных недавно аналогичных лотов, но почти не вызывает интереса. Аукционист будет брать цену с потолка, пока не дойдет до резервной и не перейдет к другому лоту, либо непроданный лот уйдет к тому, кто предоставил гарантию. Если это происходит два или три раза подряд в том или ином аукционном доме, работы этого художника больше не принимаются для продажи на вечерних аукционах. Это значит, что индекс аукционной цены, как правило, только повышается; художники, чье творчество понижается в цене, выбывают из обоймы.

Эффект храповика влияет и на дилеров. Если два коллекционера повышают цену на серебряную картину Джейкоба Кэсси в несколько раз выше галерейной цены, дилер вынужден увеличивать цену на первичном рынке. Если картины с очередной выставки художника не продаются по более высокой цене, он рискует оказаться в опале и быть отвергнутым аукционными домами.

В мире аукционов появились новые игроки — Beijing Poly Auction House, первый по величине в Китае и третий в мире, а также China Guardian Auctions, второй в Китае и четвертый в мире. У обоих есть представительства в Лондоне и Нью-Йорке. Оба охватывают разные категории, в том числе живопись и скульптуру, китайскую керамику и картины тушью. Поначалу их операции в США в основном заключаются в привлечении консигнаций для продажи в Китае. Позднее, по их словам, они будут проводить аукционы западного и китайского искусства в Нью-Йорке и Лондоне.

Станут ли американские коллекционеры продавать искусство в Китае через малоизвестный аукционный дом? Две китайские компании считают, что станут, и готовы подождать.

Когда состоялся первый аукцион картин современных китайских художников в гонконгском отделении China Guardian в октябре 2012 года, это стало свидетельством того, что китайские фирмы берут пример со своих западных конкурентов. Они добились эффектного результата; продажа собрала 450 миллионов гонконгских долларов (58 миллионов долларов США), в два с половиной раза выше эстимейта. Причин здесь, по всей видимости, две. Во-первых, ряд сильно заниженных эстимейтов. Во-вторых, то, что аукционный дом оплатил расходы на перелет для ста ВИП-покупателей из материкового Китая в Гонконг.

В США есть некоторые давнишние аукционные компании местного значения, которые имеют дело с тем же уровнем искусства, какое «Кристи» и «Сотби» предлагают на дневных продажах. Аукционисты обслуживают клиентов в своих регионах; некоторым с помощью Интернета удается охватить всю страну. Среди самых известных Bonhams & Butterfields в Сан-Франциско (создан в 1865 году); Heritage Auctions в Далласе (1976); Leslie Hindman Auctioneers в Чикаго (1982); Doyle New York (1962) и Freeman’s в Филадельфии (1805). Они едва ли выставят Уорхола стоимость 25 или даже 5 миллионов, но лоты стоимостью 100 тысяч долларов — явление довольно частое.

К кому же обратиться, чтобы заключить выгодную сделку в верхнем ценовом сегменте? Многие опытные коллекционеры назовут парижскую аукционную группу Drouot. Франция сто лет была центром западного авангарда; после Второй мировой ее сменил Нью-Йорк. Вспомните 40 работ из коллекции знаменитого актера Алена Делона, выставленных в Drouot в октябре 2007 года. Среди них были картины Пьера Сулажа и Жана-Поля Риопеля. С минимальными описаниями в каталоге и небольшой рекламой 40 работ ушли за 8,7 миллиона евро (12,4 миллиона долларов). Обозреватели сочли, что, если бы коллекция продавалась на дневных лондонских торгах «Кристи» или «Сотби», она получила бы на треть больше. Несколько работ сразу же были выставлены на продажу в Лондоне.

В 2012 году имел место юридический прецедент, который потенциально способен изменить правила игры для нью-йоркских аукционистов. Виновником стал небольшой аукционный дом Уильяма Дж. Дженека в Честере. Честер — городок с 4 тысячами жителей в 60 милях (100 километрах) на север от Нью-Йорка. В 2008 году Дженек выставил на продажу лот, который описывался словами «прекрасная русская серебряная шкатулка XIX века, покрытая эмалью, позолоченная изнутри». Авторство шкатулки приписывалось ювелиру Ивану Петровичу Хлебникову.

Участник торгов Альберт Рабизаде делал ставки по телефону. После ставки 400 тысяч долларов лот отошел ему; в каталоге аукционного дома эстимейт шкатулки был указан в размере от 4 до 6 тысяч долларов. Рабизаде получил от Дженека стандартный аукционный счет с указанием лота и суммы. Продавец в нем был указан как «консигнант № 428». Рабизаде не забрал шкатулку и отказался платить по счету.

Дженек подал в суд на Рабизаде за нарушение договора и выиграл. Рабизаде обжаловал решение. В ходе апелляционного процесса адвокат Рабизаде выдвинул один разумный процедурный вопрос. Он сослался на нью-йоркский Закон об обязательствах общего характера, известный как Статут о мошенничестве (корни которого уходят в средневековое англосаксонское право). Закон охватывает договоры, которые, по мнению законодательства, должны заключиться только в письменной форме. В разделе «Товары, проданные на публичных аукционах» он требует, чтобы в письменном договоре указывались имена как покупателя, так и продавца. Дженек не указал имени продавца и отказался его раскрывать.

Апелляционная коллегия встала на сторону Рабизаде и постановила, что раз нет имени, нет и договора. Как заметил в своем решении судья Питер Скилос, не имеет значения, является ли «общепринятым» указывать в качестве продавца аукциониста, а не консигнатора; решение коллегии определяется статутом. Фактического договора, который нарушил бы Рабизаде, не существовало. Далее коллегия заключила, что, может быть, и было бы разумно рассмотреть возможность изменения закона с целью устранить из него требование раскрыть имя продавца, однако это дело законодательных органов, а не суда. Дженек подал апелляцию на том основании, что решение угрожает аукционному бизнесу в Нью-Йорке, а именно так и было. «Кристи» присоединился к апелляции, поддержав Дженека. Мало кто думал, что апелляционный суд пойдет на попятную, но это произошло. Проигнорировав все предыдущие аргументы, суд постановил, что, поскольку аукционный дом действует в качестве агента продавца, имени самого Дженека было достаточно для соблюдения нью-йоркского законодательства.