Планы на ночь - Наталья Потёмина

— Эй, поосторожней, — предупредил Никита, обнимая меня за плечи, — это моя женщина и попрошу держаться от нее на расстоянии.

— Вот так всегда, — обиделся Антон, — опять я опоздал. Почему-то все прекрасные женщины уже заняты Никитой, а я, как сиротина, всегда один-одинешенек.

— Не прибедняйся, — усмехнулся Никита, вытаскивая из багажника сумки.

— Ну да, я такой, — легко согласился Антон, — последний бабник на планете. Бабник в самом хорошем смысле этого слова. Люблю женщин до потери сознания. А в наше время тотального педерастизма это не самой большой недостаток. Я не шокировал вас, Машенька?

— Что вы, — засмеялась я, — нисколько.

— Верь ему, Маша, — сказал Никита. — Это такой грозный сердцеед, что я даже боюсь ночевать в его доме. Проснусь утром, а он уже тебя соблазнил.

— Не соблазню, не бойся, — успокоил Антон. — Я соблазняю только тех женщин, у которых на лбу написано простое русское слово из пяти букв.

— Правда? — удивилась я. — А что тогда у меня на лбу написано?

— А у вас, Машенька, на лбу написано «Никита». Ясно и понятно. Бегущей строкой. Ни с чем не спутаешь.

— Никита, посмотри на меня, ты видишь что-нибудь? — Я не могла удержаться, чтобы не потереть лоб.

— Я лично ничего не вижу, — спокойно ответил Никита.

— Молодой еще, — сказал Антон, — глупый. Посмотри внимательней, она же светится вся изнутри, как лампочка.

— Мань — ты лампочка, — засмеялся Никита, — я теперь на электричестве экономить буду. Маня придет, можно все отключать. И так светло. Маня-лампочка дает тепло и свет.

— Не позволяйте этому оболтусу называть вас Маней, — рассердился Антон.

— Почему? — опешила я.

— Потому что Маня — это какое-то кошачье имя.

— Не кошачье, а рыбье, — встрял Никита. — Я теперь тоже зверолюб. У меня дома есть рыба, и зовут ее Маня.

— Идиот! — обругал друга Антон. — Кто же рыбу именем любимой женщины называет?

— А что тут такого? — не понял Никита.

— Ну если тебе даже это надо объяснять, то я просто не знаю… Как вы его терпите, Машенька?

— Обыкновенно, — отозвалась я. — Я ведь тоже зверолюб. Люблю рыб, кошек и особенно котов.

— Правда? — обрадовался Антон. — Это хорошо. Значит, мы с вами одной крови. Я тоже обожаю кошек и котов.

— У меня даже дома есть кот Беня.

— Беня, потому что Крик? Это из Бабеля?

— Точно, Бенециант Крик.

— Здорово. А у меня два кота. Вернее, кошка — Мышь и кот — Подсолнух.

— Как странно, — воскликнула я, — кошка и она же мышь?

— Просто она серая, как мышь. Я подобрал ее позапрошлой зимой. Она кашляла под дверью, как ребенок. Я потом ее месяц молоком с медом отпаивал. Думал, не выживет. А она не только выжила, но и еще Подсолнуха мне родила. Вы его увидите, он такой же рыжий, как и я. Я своего рода его крестный отец.

— Подсолнух — это как у Ван Гога?

— Точно, — засмеялся Антон.

— Ну, спелись, — проворчал Никита. — А кормить нас в этом доме собираются?

— А то как же, — спохватился Антон, — я уже и самовар поставил, мясо в духовке стынет… Идемте в дом.

Дом изнутри оказался больше, чем это представлялось снаружи. Большая гостиная, она же мастерская, она же кухня, была светлой и просторной. Потолок высокий, метра четыре. Второй этаж нависает балконом, и на него ведут две боковые лестницы. По стенам всюду картины.

— Поднимайтесь наверх, там две спальни, выбирайте любую, я все равно сплю внизу, — сказал Антон.

— Тогда мы твою займем, — обрадовался Никита. — Маня, ты сейчас удивишься, там такая кровать…

Кровать действительно была необыкновенная. Тяжелая, дубовая, явно антикварная, с резными шишечками и башенками и такая высокая, что, казалось, забраться на нее можно было только с помощью лестницы.

— Ни фига себе, — остолбенела я. — И как ее только сюда втащили?

— А ее сначала втащили, а потом стены делать начали.

— Здорово! — Я, подпрыгнув, с размаху плюхнулась на покрывало.

Никита, пролетев мимо ласточкой, приземлился рядом.

— Вот мы и дома, — сказал он. — Хочешь такой дом, Мань?

— Очень!

— Представь, — мечтательно заговорил Никита, — мы с тобой, наши многочисленные дети, твой кот, моя рыба… Собаки, лошади, куры, кабаны…

— Кабаны-то зачем?

— А как же, Мань? Я мясо люблю. Мы сначала будем выращивать кабанов, а потом будем их лопать.

— И тебе их не будет жалко?

— Конечно, будет. Все-таки члены семьи. Но голод, как говорится, не тетка.

— А кур мы тоже будем лопать?

— А кур мы пустим на яйца. Я просыпаюсь, а ты мне завтрак на подносе, а там яйца всмятку, шесть штук, и желтки у всех оранжевые. Красотища!

— А дети как же?

— А детей у нас, Мань, будет много. Две девочки и два мальчика.

— Зачем столько?

— Чтоб были.

— Это что же, мне каждый год рожать прикажешь?

— Ну, хотя бы через год по штуке.

— Никита, я же толстая стану, грудь по колено отсосется. Ты меня любить перестанешь.

— Не перестану. Я буду ползать по тебе и удивляться, неужели это все мое?

— Га д какой! — закричала я и, схватив подушку, стала лупить его по чему попало.

Никита не растерялся и тоже схватил подушку, но не стал ею размахивать, а просто прикрывался как щитом, гася мои удары.

Мы носились по комнате и орали как сумасшедшие. Снизу что-то кричал Антон.

Никита загнал меня в угол между окном и комодом и прижал подушкой к стене. Я не могла и рукой пошевелить. Мы стояли друг против друга, тяжело дышали и улыбались.

— Машка, — сказал Никита, — ты такая красивая.

Я покраснела до кончиков ушей и опустила глаза.

— Машка, я опять тебя хочу.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас и прямо здесь, у стены.

— Ты что, с ума сошел?

— Машка, не перечь мне. Я этого не люблю.

— Отпусти меня, — стала вырываться я.

— Просто стой на месте, — Никита задышал мне куда-то в ухо, — я сам все сделаю.

Не надо было ему это говорить. У меня все поплыло перед глазами, и я стала мягкая, словно пластилин. Подушка выпала из рук, и они сами потянулись к молнии на его джинсах.

Никита опирался о стену, и я уткнулась губами куда-то ему в шею. От него пахло горячо и влажно. Я вдохнула в себя этот запах изо всех сил и почти потеряла сознание.

24

Через полчаса мы спустились вниз. Антон виновато улыбался и прятал глаза. Идиотка, подумала я, как я могла, как я смела… В чужом доме, в первый же день и даже в первый час. Что ты делаешь со мной, Никита, и как это у тебя получается?

Ужинали на улице. Шел девятый час, но было светло и необыкновенно тихо. Антон промариновал мясо в апельсиновом соке и специях, и оно получилось изумительно вкусным. Я, наплевав на фигуру попросила добавки, чему Антон откровенно обрадовался.