Птица над городом. Оборотни города Москвы - Клещенко Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думай, голова, картуз куплю. «Веникомбизнес» занимает не менее одного этажа в одном корпусе — кто бы ему дал поставить железную дверь, если бы он арендовал три с половиной комнаты? Других кнопок и названий на двери нет, да и быть не может: учитывая, что у них за дела, свою площадь они должны занимать в одиночестве. Значит, такой же коридор, как тот, по которому я сюда пришла. А еще точнее — коридор аккурат над ним. Не в правом крыле, потому что окно Насти выходит на проезд. Стало быть, если я спущусь назад и пройду по коридору до лестницы в противоположном конце…
Ученый с сигаретой недовольно покосился на меня и придвинул ближе банку из-под оливок, играющую роль пепельницы. Все, все, ухожу.
Проход на шестой этаж и там оказался закрыт. Плюс дополнительное разъяснение: на дверь наклеен скотчем белый лист с крупно отпечатанной надписью «ПРОХОДА НЕТ». Очень похожая железная дверь, только без селектора. Заперта на простой замок.
Я прижала ладонь к черному железу и загадала, чтобы внутри не оказалось еще и висячего замка. Против этого варианта я бессильна… Но нет, дверь беззвучно открылась. Ну еще бы, не станут же приличные люди запираться на амбарный замок.
А лучше бы он там был.
Вот здесь государственным финансированием и не пахло. Пахло кофе, какой-то едой, дорогими сигаретами. На полу плитка, на стенах панели «под кожу», двери — дубовый шпон с новенькой фурнитурой и трехзначными номерами: 603, 604, 605… В целом похоже на мотель с почасовой оплатой. Панели и дубовый шпон в целом напоминали тот интерьер, что я видела на фотках Летчика Ли, — где пиар-менеджер, она же инспекторша, пила шампанское. Впрочем, на сто процентов я не была уверена, не вглядывалась, какие там панели.
Так, сначала соображаем, потом действуем. Настя сказала, что ее окно — рядом с водосточной трубой. (И ведь я же собиралась сначала посмотреть снаружи, балда!) Труб на фасаде две, на равном расстоянии друг от друга. Делим коридор на три части, оперативно проверяем комнаты в точках раздела — при максимальном невезении это восемь заходов. Четыре в одном месте, четыре в другом. Тук-тук, уборка. Заодно посмотрим, что в них…
Невезение оказалось больше максимального. Напротив первой трети был холл. А в холле ошивался мальчишка лет двенадцати, в джинсах и футболке. Ни дать ни взять ходячий пациент в больнице, устав ожидать выписки, слоняется без дела.
Проверять комнаты при свидетеле не хотелось, может, дождаться, пока он уйдет? Я подошла к огромной квадратной кадке с монстерой, принялась шуршать веником. Пацан не уходил, топтался у меня за спиной. Делать нечего балбесу. Или шугануть его? Я обернулась: мальчишка осторожными пинками гонял по полу крышечку от пепси-колы.
— Крышка не нужна больше? Дай замету, — сварливо сказала я.
И мы молча уставились друг на друга.
Загорелая физиономия, коричневые глаза обалдело моргают. Карие с золотом. Нос шмыгнул, еще раз — не жалобно, а деловито, будто принюхиваясь. Одет чисто, бурые вихры исчезли — в Удельном их стригут сразу же, собачьим блохам трансформация нипочем, им без разницы, кого кусать.
— Не было, говоришь, вчерашнего МК? — полушепотом спросила я.
— Тетя… а вы что тут делаете?
Он шептал чуть слышно. В щенячьих глазах было отчаяние.
— Гуляю, веником машу. А ты почему не в интернате?
— Я… они меня забрали. Скажите Сергей-Вадимычу, что я хочу назад! Пожалуйста, скажите, что я тут не хочу! Я буду слушаться, честно, скажите ему, пусть он меня назад заберет!
— Хорошо, скажу обязательно. Как только увижу. А чего ты не хочешь, можешь объяснить?
Ответа не было. Мальчик вытянул шею, оттопыренные уши приметно шевельнулись. А потом он сорвался с места и метнулся в угол, притаился за креслом.
В холл вошло несколько человек. Я продолжала шаркать веником, хотя сразу почувствовала, что концерт окончен.
— Ага, — сказали у меня за спиной. — Добрый день.
Их было трое. Один в серой форме, с коротким ежиком на голове — не иначе, тот самый охранник от парадного входа. Другой — в костюме, низенький, пожилой, с зачесом через лысину. И третий… То есть первый. Куда моложе лысого и гораздо хлипче охранника, но видно, что главный.
— Добрый, — равнодушно ответила я.
— Скажите, пожалуйста, как вы прошли сюда?
— Через ту дверь, — я махнула рукой в сторону «черного входа». — А чего такое?
— Та дверь заперта, — заметил охранник.
— А когда я там шла, было открыто.
— Она и сейчас заперта.
Я дернула плечом: дескать, это ваши дела, заперта или нет.
— Девушка, а вы кто вообще? — поинтересовался лысый.
— Я уборщица! А в чем дело?
— Кто вас нанимал?
— Это вас, может, нанимали, а меня принимали на работу в отделе кадров ИМЭФ! — я наконец-то, как раз вовремя, вспомнила аббревиатуру, названную Рязанцевым.
— А тут вы что делаете?
— Мету.
— А мы уборщиц не приглашали, — сказал лысый, по-змеиному улыбаясь. — У нас свои кадры.
— А тут чего, не ИМЭФ уже, что ли?
Неужели повезло и сейчас мне удастся уйди отсюда своим ходом?
— Да нет, не ИМЭФ.
— Ну извините, я не хотела… А где тогда можно выйти?
Охранник заступил мне путь.
— Хорошо, — сказал молодой, до сих пор молчавший. — Должен сказать вам, Галина Евгеньевна, что ожидал чего-то большего. После статей для «Интересного Города»- как-то это, воля ваша, мелко. Не тот уровень профессионализма. Не согласны?
— А кто вы такой, простите, чтобы судить о моем профессионализме? — холодно поинтересовалась я. Удар был настолько резким, что запаниковать я попросту не успела.
— Меня зовут Антон Михайлович. Рад сделать знакомство.
— Не могу ответить взаимностью, — огрызнулась я. Помолчала и добавила: — Сударь.
Блондин, а точнее, белобрысый: и ресницы, и брови белые. Возраст — около тридцати. Действительно хороший костюм, модный узкий галстук (сливочного цвета при черной рубахе — скорее клубный, нежели офисный вариант). На лоб кокетливо спадает широкий локон, как у Дугласа Фэрбэнкса в роли беспутного брата Греты Гарбо. В общем, мужчина-фотомодель. Но выражение лица совершенно другое. Жестяное, хоть и улыбается. Никакого обаяния, ни природного, ни профессионального.
Есть, есть у меня приятели, в чьем исполнении и «сделать знакомство», и «воля ваша» звучат абсолютно органично. (В основном это те, кто говорят, как привыкли в молодости, и не дают себе труда переучиваться.) Но сейчас передо мной явно не тот случай.
— Предлагаю пройти в мой кабинет для продолжения беседы.
— Не возражаю.
Белобрысый Антон сделал приглашающий жест. Я сделала вид, будто не замечаю, неторопливо расстегнула халат, сняла его, набросила на рукоятку совка, прислоненного к подоконнику, так же не спеша сняла и свернула косынку. Потом протянула веник, совок и халат стриженому:
— Пожалуйста, отнесите на пятый этаж.
Он скривился, но взял. Пусть прогуляется, гад. Как я не подумала: если у черного входа не сидит охранник, значит, там висит камера!
Меня провели прямо в кабинет. В секретарском предбаннике сидел еще один стриженый тип, но молодой и в костюме без галстука. Пол в ковролине, на креативном столе из почти настоящего дерева — «макинтош», раскрытый ежедневник и пара модных офисных игрушек: шарики, подвешенные рядком к двум никелированным рамкам, шарики для успокаивающего катания в ладонях — в специальной, умрите все от зависти, чаше черного мрамора… Целая куча нефритовых шариков, штук пять. Должно быть, работа нервная. У стены шкаф, на полках пронумерованные папки.
Глядя на интерьер — деньги в конторе водятся, но не запредельные, считать приходится если не каждую тысячу, то десятки тысяч точно. Интересно, откуда вообще у них деньги?..
Антон качнул крайний шарик, и весь рядок закачался, защелкал: редко, чаще, чаще-чаще-чаще… Указал мне на кресло напротив стола. Я кивнула, прошлась по кабинету. Оконные рамы новые, пластиковые, форточка открывается в секунду. Снаружи тоже решетка, но прутья не очень частые, в Облике протиснусь. Успею ли открыть окно и выскочить прежде, чем прибежит охранник с оружием? В принципе да. Можно еще ляпнуть этого Антона по затылку подставкой с шариками, когда он повернется спиной. И для надежности, и на счастье, и потому, что хочется.
Хозяин «Веникомбизнеса» проследил мой взгляд и ухмыльнулся.
— Не советую, Галина Евгеньевна. Подойдите к окну, не стесняйтесь.
Окно выходило во внутренний дворик, там росли все те же тополя. На ветках примостились вороны, пять штук. И было в них что-то мерзкое. Не всегда легко отличить обычное животное от оборотня, но эти — они сидели тихо и ровно, не перекаркиваясь, и, одинаково повернув головы, смотрели на окно кабинета. И еще… в общем, я поверила, что вылетать в форточку — себе дороже. Птицы не часто заклевывают друг друга насмерть, но это не птицы. «Ворон ворону глаз не выклюет»- не про них.