Медленный скорый поезд - Сергей Абрамов

— Без всяких вдруг, — заорал Пастух, — жмите!

И она нажала клавишу.

Или не успела…

Потому что в купе ввалились двое — ну, здоровые, ну, накачанные, ну, с пристойными вообще-то молодыми мордами, а уж пистолеты у них были в руках большие — толковые израильские машинки «узи-пистол», не юные уже машинки, восемьдесят четвертого года рождения, переделанные под режим одиночного огня из малого пистолета-пулемета «микро-узи», двадцать девятимиллиметровых патронов, стреляй — не хочу.

Очень нечастое вооружение. Но — толковое, знал Пастух. И подумал мельком: откуда эти два орангутанга взялись в поезде? Раньше он их вроде и не видел… Или люди Слима по всем вагонам расселись, разлетелись, растеклись, а теперь вот самый момент стечься… И кстати, Слима-то рядом с орангутангами не видно, он не идиот, чтоб лезть в дурацкую драку и самому светиться…

И все было, как в первый раз.

Пастух выстрелил первым, Стрелок вторым. Оба по разу, получается. Начало как-никак положено. Если это вообще было начало. Но если и продолжение, так очень поганое. Два трупа в коридоре вагона, вопли из соседних купе и, что самое смешное, топот ног не прочь, а как раз к месту происшествия с безумным — воистину! — интересом: кого это только что порюхали из огнестрельного страшного оружия?..

Все, что происходило до сих пор — отставания от поезда, полет на вертолете, испытания Марининого прибора, — все это были игрушки для детей младшего возраста. А два трупа — это для очень серьезных, очень нервных и очень любопытных взрослых. Беда прям. Хотя — всего лишь два. Пока…

Пастух встал в коридоре памятником. Стрелок — обок. Шухрат и начальник поезда тоже вышли из купе.

— Спокойно, господа, — ласково говорил Пастух, — не толпитесь в коридоре, ничего особого не случилось, просто два посторонних гражданина зашли не туда, куда им следовало. Вот и начальник поезда подтвердит… — Начальник поезда подтвердил, кивнул согласно. — А вообще-то это уголовные преступники, убийцы, разыскиваемые Интерполом вот уже год с лишним… — И далее такое же беспросветное ля-ля, но ведь как-то надо утишить публику, снять ненужный напряг, хотя, понимал прекрасно Пастух, два трупа в коридоре красивого вагона — это вам не кино по дорожному DVD-плейеру. Это реальный жесткач! Поневоле сбежишься к нему из родных купе. Сейчас еще и из соседних вагонов нагрянут — кто ж у нас не захочет на убиенных поглядеть?..

Что дальше-то? По правилам — надо срочно сообщить о происшедшем начальнику поезда, но он здесь, все сам слышит и видит, и уж точно обязан известить кого надо по пути следования, и эти «кто надо» встретят поезд на следующей остановке, заберут трупы, абсолютно естественно возьмут в багинеты Пастуха, Стрелка и Марину до кучи — и конец путешествию. Ну, в лучшем случае остановка на пути невесть сколь длинная. Вот уж не знали, на что шли, когда поезд от владивостокского перрона отчаливал…

Пастух и Стрелок собственноручно вытащили трупы на вагонную площадку, уложили у двери и прикрыли мешковиной, раздобытой откуда-то проводницей. На площадке было ветрено, холодно, несмотря на лето за окном, ну прямо холодильник какой-то. Как для покойников и положено. До Ишима час с небольшим пути оставался, ничего с оными покойниками не случится, а в Ишиме их, казенно говоря, изымут, как, впрочем, — не исключал Пастух — и его лично заберут в багинеты плюс Стрелка до кучи. Одних в морг, вторых — в ментуру. Это было скверно, поскольку хрен его знает, сколько времени займет милицейская любознательность. Но особо Пастух не напрягался: разговор с Наставником был хоть и разносный, но в итоге конструктивный. Наставник Пастуха преотлично знает, по большей части понимает и поддерживает на плаву. К счастью для Пастуха или к несчастью — это по сей день неведомо, но жить можно. И даже интересно. И полезно для дела. Наставник многорукий кому-нибудь из своих правых-левых рук поручит звякнуть ишимским ментовским начальникам — те и не станут Пастуха снимать с поезда, а если уж подопрет, то кто-то из ишимских сыскарей останется в поезде, проведет казенный допрос и сойдет на следующей остановке, которая будет вообще в Тюмени, почти четыре часа от Ишима грохотать колесами. Так и радость нечаянная для сыскарей: Тюмень — город большой и богатый, можно счесть поездку командировкой, что и положено, и до отбытия домой прикупить жене и детишкам чего-нибудь радостного…

— Уже двое, — сказал Стрелок.

— Еще пока двое, — мрачно поправил Пастух. — Готовься показания давать. Если придется… Хотя… — помолчал, подсчитывая в уме, — где-то там в поезде еще штук пять кандидатов на убиение топчется. Включая моего лучшего дружбана Слима.

— С ним будет посложнее, — сказал Стрелок.

— Уже сложно до злости. Прям как хомут у меня на шее — и все не снимается и не снимается.

— Снимешь, — беззаботно сказал Стрелок, — дело времени, патроны пока не перевелись.

Счастливый человек Стрелок, подумал Пастух, никогда не переводятся у него патроны и не водятся дурацкие сомнения типа «а вдруг», «а если». Он просто действует, не особо-то и задумываясь, у него толковая программка в башке заложена — и на выживание, и на уничтожение. И хорошо в общем-то получается.

А расслабляться поводов не было. Два боевика Слима пошли на задание и не возвратились, хотя уже пора. Эта мысль наверняка сидит в башке Слима, и он опять наверняка останавливаться не станет. Сколько времени есть для легкого передыха от войнушки? К Ишиму поезд прикатит не скоро. У Слима в запасе осталось сколько?.. ну, трое, похоже, или максимум четверо. Варианты? Первый: ждать следующих гостей. Ждать осознанно, подготовиться, Марину от вредных мыслей отвлечь, а там… А что там? Придут и придут. Плюс: что-то, может быть, новенькое, не игранное Слим сочинит. Только вряд ли. Вагон — он и есть вагон. Дверь с одного конца, дверь с другого конца — выбор копеечный…

— Пошли к Марине, — сказал Стрелку.

— А тамбуры караулить? — удивился Стрелок.

— А ты в купе не входи, в коридоре постой — у Марининой двери. Переговариваться спокойно можно. Устанешь стоять, я тебя подменю. А если кто чужой в вагон войдет, так ты его первым заметишь…

Гостей в купе у Марины на сей момент не было. Она сидела одна, книжку читала. Спокойная.

— А где все начальники? — поинтересовался Пастух.

— Отдыхают от меня, — сказала Марина. — Разошлись. Не исключено, дело свое делать пошли. А вы им на смену?

Большой приязни в голосе Марины не слышалось. А и то понятно: устала от великой заботы о себе единственной со стороны всех, кто бы мимо ни прошел — начиная от привычного рядом Пастуха до начальника поезда и его среднеазиатского гостя.

— Что еще ожидается? — спросила она. — Танковая атака на поезд? Бомбардировка с воздуха? Поджог вагона с двух сторон?..

Выбор был справный.

— Поджог вагона как-то более понятен, — сказал Пастух, усаживаясь напротив. — Экая у вас, однако, фантазия!..

— Мне хватает реальности, — мрачно сказала Марина. — Какая следующая станция?

— Ишим, — ответил Пастух. — И часу не пройдет… А вам зачем?

— У вас в этом Ишиме никого нет из вертолетчиков?

Пастух засмеялся.

— Славная идея. Эка вы подсели на вертолеты!.. Лететь из Ишима в Москву — если какой-то пилот-мазохист на это клюнет — очень долгая история. И тяжкая, и неудобная, и простудная, и вообще. Короче — совсем не прогулка. Надеюсь, вы удачно пошутили? Хотя идея со стороны — красивая…

— Неудачно. — Мрачность в голосе не исчезла. — Устала я, Пастух дорогой и Стрелок милый. Кстати, Стрелок, чего это вы в купе не заходите?

— Насиделся, — с грустью сказал Стрелок.

— Опять охраняете, — вздохнула тяжко. — Скорей бы Москва. Домой я хочу…

Тут она была права. Пастуху тоже до смерти надоело путешествие по Транссибирской дороге. И все время пасти, сторожить, охранять, следить — надоело. Да и впрямь тяжко всем едется — предвоенная какая-то обстановка, напряженная, тягостная, нерезкая, а самой войны — ну хотя бы с криками, плачами, мордобитием, а то и стрельбой как в никуда, так и по человекам — пока не видно. И то хлеб, как говорится…

А дома Марину никто не ждет, даже домработница. Ну нет у нее пока дома, вышло так.

— Сколько их было, татей? — сложно спросила она.

Но Пастух понял.

— Да сколько б ни было прежде, все безопасны уже. А те, кто еще опасен… Ну, Марина, право, я не умею предсказывать будущее. Ну, двое, как вы говорите, татей бродят где-то по вагонам. Или трое. Или пятеро. Не знаю. Поверьте, не стоит уж так опасаться этих троих — пятерых. Они — болванчики, солдаты, машинки заведенные, они предсказуемы и не так уж и страшны, поверьте. Страшны те, кто их за ниточки дергает.

— Слим ваш? — зло спросила.

— Он не мой. Хотя… Да, он мой личный враг, но это давняя история, лесом поросшая, не берите в голову. Я его однажды убил. А он не убился. Уж так вышло, моя вина. И явился сюда, в поезд, но — по вашу милость. Он вас убивать не собирается, вы ему живая нужны… Да еще я тут… Впрочем, вы это сами понимаете, так?