Революция и семья Романовых - Иоффе Генрих Зиновьевич

Но даже выиграв идеологическое и политическое сражение «за наступление», невозможно было получить стопроцентную гарантию успеха самого наступления. И что же в случае провала? Вот тогда-то наряду с правительством крупные политические дивиденды могли извлечь крайне правые контрреволюционные группировки. В обстановке военных поражений, вызванных ими недовольства и озлобления крайне правые, в том числе и царистские, элементы (для которых всегда чем хуже, тем лучше) получили бы неплохой шанс обвинить «во всех грехах» большевиков, «Совдепы» и Временное правительство, якобы неспособное навести «порядок». Идея «твердой власти», военной диктатуры, которую они вынашивали, была бы решительно выдвинута ими как единственное средство «спасения страны». Сознавало ли Временное правительство возможность активизации крайне правых сил в случае провала своей политики наступления? По всей вероятности, да. Но, с одной стороны, оно рассчитывало «удержать» их с помощью соглашательских Советов, а с другой – в определенной мере само нуждалось в них в качестве «противовеса» силам революции, шедшим за большевиками.

По плану, разработанному Ставкой, наступление было назначено на июнь. Главный удар наносил Юго-Западный фронт (командующий – генерал А. Е. Гутор), поддерживаемый Северным, Западным и Румынским фронтами. Ударная группировка Юго-Западного фронта состояла из 7-й и 11-й армий, которым предстояло прорвать фронт противника и устремиться к Львову. 8-я армия, которой после ухода с поста командующего Петроградским военным округом командовал генерал Л. Г. Корнилов, наносила вспомогательный удар в направлении на Калуш и Болехов. Особая армия своими действиями должна была лишить противника возможности маневрировать резервами. В прорыв на направлении главного удара должны были пойти 1-й, 2-й, 14-й пехотные и 5-й кавалерийский корпуса.

16 июня в 100-верстной полосе 7-й, 11-й и правого фланга 8-й армий загрохотали 1200 орудий (примерно по 40 на 1 версту). Мощные огневые валы через русские окопы один за другим обрушивались на австрийские позиции. Кромешный ад разверзся на той стороне. Траншеи, укрепления, ближние тылы – все крушилось, сравнивалось с землей. Рубашки артиллеристов взмокли от пота. Почти двое суток не отходили они от орудий, стволы которых иногда раскалялись так, что с них летела краска. В грохоте разрывов тонули слова команд…

Утром 18 июня огонь достиг максимальной силы. Заранее сосредоточенные в траншеях первой линии войска 7-й и 11-й армий изготовились для атаки. Офицеры и унтер-офицеры по ходам сообщений, пригнувшись, перебегали от одной роты к другой. Они не приказывали, не кричали, охрипшими голосами уговаривали: «Ребята, не подкачайте! Не выдайте, братцы! Как артиллерия смолкнет, по команде сразу с богом вперед!»

Орудийный гул смолк. В казавшейся неестественной тишине команды «вперед!» прозвучали как выстрелы. Крестясь, прикладами винтовок опираясь на брустверы, солдаты выпрыгивали из окопов. Старая русская армия пошла в свое последнее наступление…

Политические последствия «наступления Керенского» не замедлили сказаться.

Как раз в первый день наступления, 18 июня (известия о нем еще не поступили), Петроград был потрясен полумиллионной антиправительственной демонстрацией. Близкая к меньшевикам газета «Новая жизнь» констатировала: «Столичная демонстрация дала отрицательный вотум доверия существующему правительству»[286]. Напомним, правительство в это время уже не было чисто буржуазным: в него входили также меньшевики и эсеры, и, таким образом, демонстрация 18 июня поставила под вопрос существование коалиционного правительства, сформированного в начале мая. Прямое недоверие было высказано «министрам-капиталистам», а косвенное – министрам-соглашателям, состоявшим с ним в блоке.

Из июньского кризиса коалиционное Временное правительство сумело благополучно выйти только благодаря наступлению на фронте[287]. Уже 19 июня, когда первые вести об успешно начавшемся наступлении дошли до Петрограда, контрреволюционные элементы, до сих пор не решавшиеся выступать открыто, хлынули на улицы и площади города. С лозунгами: «Война до победного конца!», «Не изменим союзникам!», «Доверие Временному правительству!» – они двигались к Мариинскому дворцу (резиденции правительства). Это был своего рода камень, брошенный в уже застывающее мещанское болото. Шовинизм расшевелил и его. Контрреволюционные митинги и демонстрации ширились, шли до глубокой ночи. Идеологически направляющую роль в них играли кадеты.

В эти два дня – 18 и 19 июня – чаши классовой борьбы колебнулись дважды: сначала в сторону революции пролетариата и шедшего за ним крестьянства (солдаты), затем в сторону контрреволюции (буржуазия и мелкобуржуазно-обывательские массы). Здесь важно отменить, что если революционная демонстрация имела откровенно антиправительственный характер, то контрреволюционная демонстрация в целом пока была сугубо проправительственной. Несомненно, участвовавшие в ней крайне правые элементы, враждебно настроенные не только по отношению к Советам, но в определенной мере и к правительству, еще не выделялись из общего контрреволюционного потока; ни «Республиканский центр» и связанные с ним военные организации, ни «Союз офицеров армии и флота», ни «крымовская организация» не выступили 19 июня с лозунгом «военной диктатуры»: момент для этого еще не наступил. Но долго ждать себя он не заставил…

Уже к 23 июня продвижение 7-й и 11-й армий Юго-Западного фронта остановилось. Лишь в полосе 8-й, «корниловской», армии, по плану командования выполнявшей вспомогательную операцию, обозначился значительный успех. 12-й корпус этой армии, которым командовал генерал Черемисов, в конце июня овладел городами Калуш и Галич, захватив массу пленных и боевой техники. В целом войска 8-й армии продвинулись вперед на 25–30 км по фронту шириной почти в 50 км. Пленные офицеры показывали, что столь стремительного удара русских они не видели с самого начала войны. Военный министр Керенский и главковерх Брусилов направили поздравительные телеграммы командарму Корнилову и командующему 12-м корпусом Черемисову с «блестящим успехом наступления». Брусилов распорядился выдать до 6 Георгиевских крестов на каждую отличившуюся роту, батарею и сотню. Имя Корнилова замелькало в газетах… Ставка в Могилеве предпринимала срочные меры для перегруппировки сил: теперь уже 8-я армия, усиленная за счет других, выдвигалась на роль главной ударной силы и именно с ней связывались расчеты на успех дальнейших боевых действий. Но 7-я и 11-я армии так и не сумели поддержать ее, и к 30 июня наступление русских войск захлебнулось на всем Юго-Западном фронте. 3 июля был оставлен Калуш и части 12-го корпуса 8-й армии с западного берега реки Ломницы отошли на восточный. Еще более безуспешными оказались наступательные действия Румынского, Западного и Северного фронтов. Фактически к середине июля они были повсюду прекращены. Между тем 6 июля переброшенные с Западного фронта германские войска нанесли мощный контрудар в стык 7-й и 11-й армий Юго-Западного фронта. Начался так называемый «Тарнопольский прорыв», превратившийся в беспорядочный, порой панический отход русских войск. Самовольно оставляя позиции, они брели по пыльным дорогам и проселкам, бросая артиллерию и другое оружие. Черный дым пожарищ низко стлался над землей. Разбитые обозы застревали где-то позади. Измученные и голодные солдаты отдельных частей оказались захлестнуты мародерством и анархией. Некоторые городки и села по пути отступления подверглись ужасам грабежей и погромов. Никакие приказы не действовали…

Восточнее оставленного Тарнополя, на обочине разбитого большака Корнилов верхом на коне, в окружении личного конвоя наблюдал страшную картину беспорядочного отступления. На другой день на видных местах дорог, по которым в тыл беспорядочно откатывались войска, появились страшные картины: горячий сухой ветер раскачивал висящие на деревьях и столбах обезображенные трупы. Это Корнилов железной рукой наводил «порядок». Позднее, в ЧСК, он показывал: «Я приказал расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных на дорогах, на видных местах с соответствующими надписями»[288]. Кто мог в хлещущем потоке отступления отделить грабителя и дезертира от солдата, влекомого в тыл страшным разгромом? Хватали правого и виноватого, лишь бы «прекратить», остановить отходящие войска, закрыть прорыв… Но на устрашающие картины мало кто обращал внимание. Войска продолжали почти безостановочное движение на восток…