Революция и семья Романовых - Иоффе Генрих Зиновьевич

Мы уже писали, что, работая «на покое» над своими пятитомными «Очерками», Деникин запрашивал многих бывших участников корниловского выступления и связанных с ним лиц об их деятельности в 1917 г. и позже. И в данном случае небольшой кусок о «крымовской организации» был написан им, по-видимому, на основании рукописи «Воспоминания о Крымове», автором которой, по некоторым предположениям, являлся ротмистр Шапрон (между прочим, зять генерала М. В. Алексеева). Но как в большинстве других случаев, так и в этом Деникин кое-что существенное, несоответствующее его концепции из этой рукописи намеренно опустил. А рукопись гораздо ярче и выпуклее рисует Крымова, его политические взгляды и планы, чем это дано у Деникина.

Автор рукописи рассказывает о своей встрече с Крымовым в начале мая 1917 г. на железнодорожной станции Киева, где стоял генеральский вагон. Они прохаживались по платформе. Большой и толстый Крымов шел неторопливо, грузно переваливаясь с ноги на ногу, руки за спиной. Ему было жарко: он распахнул тужурку, сдвинул фуражку на затылок; кривая кавказская шашка при ходьбе била его по запыленным сапогам и ярко-красному галифе; Крымов любил одеваться красочно, обратить на себя внимание. Он последними площадными словами ругал комиссию генерала Поливанова, которая по указаниям Гучкова готовила реформы в армии. «Эту подлую собаку Поливанова надо повесить, – говорил он. – Да и в Гучкове я здорово ошибся, черт его побери. Мы с ним недавно встретились на Румынском фронте. Полез целоваться. До сих пор горит щека от его поцелуя. Ну, да черт с ним; все эти люди нам не по пути».

Потом Крымов стал расспрашивать о настроениях солдат и офицеров в Киеве, реальном значении войсковых комитетов и т. п. Затем, помолчав, сказал: «Я решил с налета занять Киев и перерезать там все Совдепы, восстановить в Киеве твердую власть. Из Киева выпустить воззвание о том, чтобы все честные и любящие родину присоединились ко мне с оружием в руках». Дальнейшее сказанное Крымовым сжато изложено у Деникина: отборная армия, созданная Крымовым, будет отходить в глубь страны и все, что попробует сопротивляться ей, «будет разбиваться, как о гранит». Нужны деньги? Крымов не сомневался, что достанет их в два счета: «вывернем» все киевские банки! Но это в дальнейшем. А пока, наставлял он, нужно вести незаметную, секретную работу во всех частях, повсюду, что очень важно, заранее выявляя «кандидатов на виселицу». В заключение о правительстве злобно сказал: «Черт с ним, с этим правительством, с этой сволочью!» Весьма возможно, что Крымов все это говорил после хорошего обеда с изрядной дозой горячительного, но все равно в искренности его высказываний сомневаться не приходится. Наоборот, такого рода свидетельства, лишенные всякой официальной, дипломатической условности, особенно ценны для историка: они приоткрывают кулисы… Кроме встречи на станции, у автора состоялось еще несколько встреч и бесед с Крымовым в киевской гостинице, где он остановился. Условились поддерживать тесную связь телеграммами. Вскоре Крымов уехал, но примерно в 20-х числах июня от него в Киев прибыл посланец, «какой-то полковник», который передал: «Крымову удалось получить полное доверие Корнилова, пользуясь которым в наше дело можно будет сразу ввести гораздо большое количество частей, чем предполагалось ранее». Затем автор рукописи делает важное признание: «Крымов о своих планах не говорил Корнилову ни слова»[279]. (Очень ценное свидетельство, и мы к нему еще вернемся.) Но кто был этот полковник, выполнявший в Киеве роль крымовского связного? В архиве сохранилась обширная рукопись «Поход генерала Крымова», составленная, как сказано в предисловии, по «записям дневника». Ее автор – бывший полковник генерального штаба Г. И. Дементьев, в 20-е годы живший в Софии (где рукопись и была написана). А в дни корниловского мятежа он был начальником штаба Уссурийской конной дивизии, входившей, как мы знаем, в состав 3-го конного корпуса. После провала мятежа Дементьев Чрезвычайной следственной комиссией привлекался к дознанию, но, как и другие корниловцы, не моргнув глазом, твердил, что ни в какие планы Корнилова (и Крымова) посвящен не был, ни в каких антиправительственных организациях не состоял и об их существовании ничего не знал[280]. Но одно дело показание на следствии, и совсем другое – несколько лет спустя, в эмиграции, где уже ничто не грозило… Как можно предположить из дневниковых записей Дементьева, полковником, приезжавшим в июне в Киев связным от Крымова, по всей вероятности, был он[281]. По приказу Крымова 18 июня он выехал в Киев «для переговоров с офицерами штаба 1-й гвардейской кавалерийской дивизии», а затем для поездки с письмами в Ставку (Могилев), к генералу Лукомскому. Перед отъездом Крымов ознакомил его с политическим положением и своими планами. Он говорил о «развале» в стране и армии, о «ничтожестве Керенского», «преступной работе Петроградского Совета» и «высказался за необходимость восстановить на престоле великого князя Михаила Александровича»[282].

Крымов был явно недоволен деятельностью Ставки. Ставка, говорил он, «кажется, не учитывает положения вещей». Надо, чтобы она «поняла и оценила истинную действительность и перестала заниматься умершим фронтом». Все внимание должно быть сосредоточено на внутреннем положении в стране. Исходя из этого, Крымов просил передать Лукомскому (начальнику штаба Ставки) настоятельную просьбу о «немедленном сосредоточении его корпуса на путях, ведущих к Петрограду, Москве и Могилеву». Иначе «я полезу на рожон, – грозил Крымов, – заварю такую кашу, что ее не скоро удастся расхлебать». Однако на случай отказа Лукомского перебросить 3-й конный корпус на север, поближе к революционным центрам, предлагался другой вариант: включение всего 3-го корпуса в состав 8-й армии Корнилова.

Помимо Ставки, Дементьев должен был побывать в Киеве для выяснения настроений офицеров гвардейской кавалерийской дивизии и их ориентировки в замыслах Крымова («для исполнения нашей задачи», – сказал Крымов).

18 июня Дементьев выехал из Кишинева (там находился штаб 3-го конного корпуса) и 20-го был уже в Киеве. Секретное собрание офицеров состоялось у ротмистра Шапрона, бывшего сослуживца Крымова. Дементьев записал: узнав, что дивизия может оказаться в составе корпуса Крымова для исполнения задачи по восстановлению монархии, офицеры выразили полную готовность служить «не за страх, а за совесть».

На другой день Дементьев уже прибыл в Могилев и остановился у капитана А. П. Брагина, работавшего в политотделе Ставки и являвшегося членом главного комитета «Союза офицеров». Брагин нарисовал картину «работы» Ставки, вполне сходную с тем, что Дементьеву говорил о ней Крымов: все плывут по течению, преобладают личные интересы, сплетни, интриги. Главный комитет пытается преодолеть «пассивность» Ставки, но для этого нужно время. Чрезвычайно интересны записи Дементьева о его беседе с Лукомским. Тот полагал, что «Крымов – фантазер», носится с какими-то миражами гражданской войны, а дела идут совсем неплохо. Тем не менее, Лукомский согласился на передачу корпуса Крымова в состав армии Корнилова. Миссия Дементьева заняла неделю. 25 июня он вернулся в Кишинев. А еще через неделю, 2 июля, Дементьев записал то, что ему сообщил начальник штаба 3-го корпуса генерал Солнышкин: Крымов сам ездил в штаб Юго-Западного фронта, но ему не удалось склонить Корнилова к принятию задуманного плана. Он якобы все еще одержим манией побед над немцами. Сначала «несколько побед на фронте, а уже после этого расправиться с керенщиной и Петроградским Совдепом»[283]. Мы столь обильно цитировали дементьевский дневник не случайно. Это, пожалуй, единственный документ, проливающий какой-то свет на планы «крымовской организации» и, главное, позволяющий уточнить ее место в системе других «прокорниловских» организаций. Если верить дневнику Дементьева, то следует прежде всего признать, что Крымов и его группа были настроены наиболее решительно в смысле «темпа действий». Крымов, как мы видели, склонялся к тому, чтобы «махнуть рукой» на развалившийся фронт, сколотить отборные воинские части и немедленно повернуть их против революционного тыла. «Республиканский центр» да и «Союз офицеров», будучи более «политизированными», проявляли известную осторожность («пассивность», по мнению «крымовцев»), считая необходимым создание определенных условий для решительного контрреволюционного выступления. Крымовская группа, далее, занимала наиболее правый фланг в вопросе о политической системе, которая должна была возникнуть в результате разгрома революции. Большинство ее членов (да и сам Крымов) склонялись к реставрации монархии. «Республиканский центр», «Союз офицеров», а впоследствии и корниловское окружение предпочитали придерживаться лозунга «непредрешения»: сначала военная диктатура, «а там будет видно». Во всяком случае, полной ясности в этом вопросе у них не было. Здесь также, видимо, сказывалась более тесная связь этих двух организаций с правыми политическими кругами Петрограда и Москвы.