Антишулер - Сергей Самаров

Хотя объяснить его поведение можно уже тем, что он сам испугался размеров моего выигрыша. И, как я сразу и предполагал, испугался, что Рамазан не пожелает так просто расстаться со своими деньгами. Сомневался в честности уголовного авторитета. И предположил, что Рамазан меня не выпустит, а если выпустит, то будет догонять. То есть догонять будет его машину. А это было опасно. Он Рамазана хорошо знал.

Но и здесь не все так просто. Испугался? А почему он должен был испугаться? Ведь он сам сидел на сдаче, ведь именно он сдал мне приличную карту. Кстати, и другим тоже, чтобы заманить их на торговлю и поднять банк. Именно так, умышленно, он стремился поднять банк. И есть у меня подозрения, что он умеет контролировать колоду если и хуже меня, то на уровне наших крупье. Доходили до меня слухи, что кое-кто из крупье проводил с ним индивидуальные занятия.

Значит, не должен он был испугаться моего выигрыша. Разве что не ожидал, что выигрыш окажется настолько велик. Но было похоже, что Баринов просто желал сбежать от меня. И сбежал бы, если бы не большое количество машин во дворе. Он просто не успел вклиниться в ряд других автомобилей, уже пристроившихся к воротам.

Стоп! Один нюанс…

Вот тут возникает вопрос. И очень важный. Баринов желал сбежать от меня или без меня? Это разные вещи. Если от меня, то он просто испугался, что у меня пожелают отобрать деньги при нем. А если без меня, то подразумевается, что я в чем-то помешал ему. В чем?

Я начал вспоминать все по порядку.

Баринов, как всегда, забыл свой серый «дипломат». Его принес Арканов, правая рука Рамазана. Мне показалось, что Арканов выполнил привычное дело — Вячеслав Анатольевич, похоже, не раз забывал свой «дипломат» в этом доме, как много раз забывал его в кабинете, уезжал домой и оттуда звонил, просил заглянуть в кабинет и посмотреть, там ли «дипломат».

Потом «дипломат» был передан с рук на руки парням из «Москвича». Может, здесь кроется ответ на вопрос? А что? Вполне! Даже с большей долей вероятности, чем во всех остальных, уже обдуманных мною вариантах.

Но я же не спрашивал ничего об этой передаче. Понимал, что в деловые вопросы теневого бизнеса мне со своим умом лучше не лезть.

И что же получается?

Наиболее вероятными остаются только два первых варианта. Я мог что-то услышать за столом или на лестнице. Доказывать, что я ничего не услышал, — сразу показать, что желаю что-то скрыть. Мне традиционно не верят, когда я говорю правду. Как тогда быть? Нельзя же сидеть сложа руки и ждать, когда тебя подстрелят.

Что-то соврать?

Уверен, тогда мне поверят. Только что врать-то? Это нужно было делать обдуманно, чтобы не навлечь на себя еще бо?льшие неприятности.

Я встал с постели и сразу забрался под холодный душ. Он всегда действовал на мозг ободряюще. И тут под холодными струями в голову пришла мысль.

Оставляя мокрые следы на полу, я подошел к окну и выглянул на улицу. «Москвич» стоял в другом конце двора. Но стоял, повернувшись фарами к дороге — они ждали моего прихода, думая, что я провел ночь где-то в другом месте. Хорошо бы опять выстрелить из окна в машину. Весело бы получилось. Только стоило ли, если я задумал другую игру.

Рискованно, конечно. Но картежник я или не картежник в конце-то концов! Трус в карты не играет! А если и играет, то никогда не проигрывает, но и никогда не выигрывает. Он просто время за карточным столом убивает. Не бывает карточной игры без риска.

И я позвонил Баринову. В кабинете телефон не отвечал. Я позвонил домой, но не со своего домашнего телефона, потому что у Баринова стоял определитель номера, а с мобильника. Трубку взял он сам. Голос был такой, словно его только что сильно пинали и после этого заставили усиленно стонать в микрофон.

— Алло. Я слушаю…

— Доброе утро, Вячеслав Анатольевич, — мама с детства воспитывала во мне вежливость.

— Я попрошу вас внимательно меня выслушать.

— Это ты? Ты еще…

— Я еще жив.

— Я хотел спросить — ты еще не уехал? — Он очень испугался моего ответа.

Наверное, даже трубка в его руках дрогнула. Мне показалось, что по проводу моей трубки передалась вибрация. Впрочем, это неудивительно.

— Вот раздумываю… Может быть, вам это покажется странным, но мне тоже иногда хочется жить. И я понял, как мне себя обезопасить.

— Ты о чем?

— Я все о том же… Я попрошу вас позвонить и сообщить — вы знаете кому, — что я все знаю и оставил у надежных людей письмо, которое уйдет по назначению в случае, если со мной что-то случится.

— Я тебя не понял… — даже по телефону, несмотря на не очень хорошую связь, стало заметно, как задрожал его голос.

Мой голос не дрожал. Я чувствовал себя так, словно опять держал его на мушке, и потому чувствовал себя вполне уверенно. Не разыгрывал уверенность, а чувствовал ее.

— Позвоните и скажите. Передайте мои слова очень доходчиво. Это в ваших же интересах. И пусть отстанут от меня. Это все, что я хотел вам сообщить.

— Ты где сейчас?

— Это неважно. Делайте то, что я сказал.

И я отключился.

Минут пять у меня ушло на то, чтобы приготовить себе завтрак. После этого я снова выглянул в окно. «Москвич» как раз разворачивался и выезжал к дороге. А еще через пару минут зазвонил сотовый. Номер был незнакомый. Значит, я не ошибся, и у Баринова аппарат с определителем номера. Он записал номер и передал кому-то.

— Это Шурик? — спросил вкрадчивый и очень интеллигентный голос.

— Он самый, — подтвердил я.

— Мне позвонил Баринов и передал ваше предложение. Пожалуй, я приму его. Но мне нужны гарантии.

Я пытался вспомнить, где я мог слышать этот голос. Слышал я его точно. Однако память, которой я всегда гордился, меня подвела. Впрочем, я гордился зрительной памятью. А в зрительной памяти заняты совсем другие участки мозга.

— Какие же я могу дать гарантии?..

— Гарантии времени. Я посоветовал бы вам для обоюдного нашего спокойствия уехать на пару месяцев куда-нибудь отдохнуть.

— Я так и собираюсь сделать.

— Но я должен контролировать ваше передвижение. Чтобы чувствовать себя в безопасности.

— Это невозможно, — ответил я твердо. — Вам остается положиться на мое слово.

— В наше время трудно положиться даже на свое…

— У вас нет другого выхода.

— Прискорбно, но здесь я не могу с вами спорить. Но не советую обманывать нас. Кроме того, у меня есть весьма важный вопрос. Время сейчас, сами понимаете, трудное и опасное. Случиться может всякое и со всяким. Даже с вами. Если нечто случится не по нашей вине? Что будет тогда? Я бы хотел, чтобы вы хорошо обдумали последствия.

Ловушку я почувствовал сразу. Он хочет выторговать это непременное условие. Думает, что я попытаюсь опять выйти с кем-то на контакт, а в это время они проследят мои передвижения. Нет, на таком я не попадусь.

— Естественно, я предусмотрел это. Исключительно для того, чтобы вы не вздумали приставить ко мне охрану. Все будет в порядке. Она все сделает согласно инструкциям в том случае, если я погибну насильственной смертью или не буду подавать вестей в течение определенного мной срока. Помимо основного срока я дал на всякий случай еще контрольный, потому что случиться может всякое. Бывают разные обстоятельства. Я это предвидел и вас обезопасил. А уж сам я постараюсь не погибнуть, если на меня не будет вестись планомерная охота. Я человек осторожный и умею просчитывать ходы в жизни точно так же, как в картах.

Я умышленно сказал «она», чтобы конкретизировать свою выдумку. Пусть поломают голову. Пусть поищут несуществующую «ее». Это отнимет много сил и времени, но не даст никакого результата. Между тем я, возможно, сумею сориентироваться в ситуации получше. И смогу принять меры.

— Вот и прекрасно, — мой ответ его явно расстроил.

— Будем считать, что мы договорились?

— Да, господин Высоцкий…

— До свидания. Надеюсь, что это свидание произойдет не скоро.

— До свидания, Шурик. Счастливо вам отдохнуть.

И он отключился. Но номер я запомнил сразу. Благодаря той самой зрительной памяти.

Голос я так и не узнал, хотя абсолютно точно слышал раньше. Впрочем, это было не так уж и важно. Важно то, что Рамазан от меня отстанет на время. Именно на время, потому что они мне поверили. Зря, что ли, я так старательно врал! И теперь будут тщательно искать человека, у которого я мог оставить мифическое письмо. Просто счастье, что нет у меня человека достаточно близкого, на которого они могут подумать. А потом все может начаться сначала. Мне же важно не допустить повторения.

Расслабляться нельзя. Потому что верить человеку с кошачьим голосом — это значит быть мышью, которая верит мурлыканью кошки…

И тем не менее я вздохнул с облегчением. Только не сообразил сразу, как долго смогу дышать свободно…

Решать надо было что-то кардинально и быстро. Все же надо было решать…