Одна и навсегда (ЛП) - Лим Брионес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Честно говоря, я и сам не знаю, зачем это делаю.
– Ты увидишь, когда мы туда доберемся, – солгал я. – А пока я думаю, было бы хорошо поговорить.
– О? О чем? – Она выпрямилась, ее глаза расширились от любопытства.
– Нашего ужина в закусочной было недостаточно, чтобы наверстать упущенное за пять лет.
– Ну и кто же в этом виноват? – проворчала она.
Я сглотнул, делая глубокий вдох, чтобы замедлить биение сердца.
– Было бы проще, если бы ты была непредвзята, хорошо? Я знаю, что ты злишься на меня и, боже, да, я заслуживаю этого. Но, пожалуйста, просто выслушай меня, прежде чем делать поспешные выводы – Я вздохнул и покачал головой.
Я так испортил наши отношения и понимал, что их уже не исправить. Но мне нужно было попытаться.
– Ладно. Я слушаю, – коротко ответила она.
На мгновение воцарилась тишина, и я был уверен, что она чувствует разочарование, исходящее от меня. Я хотел послушать, как она говорит. Хватит с меня мыслей, страхов и неуверенности. Рокки всегда помогала мне чувствовать себя лучше. Я хотел услышать ее голос и запомнить каждое слово.
– Ну, я надеялся, что ты будешь первой, – признался я.
– Я? Я не та, кто должен объяснится.
– Пожалуйста, – я практически умолял, но мне было все равно.
– О чем вообще я должна говорить?
– Давай начнем с самого начала.
– Например? – Она подняла бровь и поджала губы.
Я задумался на мгновение и понял, что у меня в голове все еще остался один жгучий вопрос.
– Например, почему ты изменилась?
– Я не...
Я прервал ее.
– Возможно, ты этого не видишь. Черт, Стефани, вероятно, тоже. Вы двое так плотно завернуты в кокон, которым является Бэтл-Фоллс, что обе не понимаете, что ты стала такой испуганной, нервной. Где девушка, которая была за веселье? Моя цыпочка для гулянок.
– Не называй меня цыпочкой. Я не животное.
– Вот именно. Вот тот пыл, по которому я скучал.
Она не отвечала какое-то время. Вдруг ее нижняя губа задрожала, и мне захотелось ударить себя в живот. Я все-таки это сделал. Я заставил ее плакать.
Я был засранцем.
– Я больше не рисую, – внезапно выпалила она.
– Что? Почему? – Я совершенно не ожидал, что разговор пойдет в этом направлении.
Она неловко заломила руки и глубоко вздохнула. Во мне бушевала внутренняя борьба между совестью и любопытством. Я хотел избавить ее от боли и сказать, что ей не нужно мне ничего говорить. Но любопытство взяло верх, и я снова почувствовал себя эгоистичным ублюдком, каким был всегда.
– В старших классах я была... храбрее. – Ее голос звучал кротко, как у ребенка, признающего что-то плохое. – Я еще не испытала, каким подлым может быть мир, и из-за этого я была самой собой и чувствовала себя нормально.
Мои брови сошлись на переносице.
– О чем ты говоришь?
– У меня были ты... и Стефани. Вы оба заставляли меня чувствовать, что я могу быть кем угодно без последствий, и, вероятно, поэтому я тусовалась вместе с вами. Когда я училась в колледже...
– Ты имеешь в виду, когда я исчез, – угрюмо предположил я.
– Это тоже.
Она изливала мне свое сердце и душу, объясняя, как ее сомнения в себе привели на путь, который она ненавидела. Если бы я был музыкантом или кем-то творческим, я бы заглушил все ее меланхолические горести и превратил их в песню. Наверное, было ужасно так говорить, но в печали было что-то прекрасное. То, как дрожал ее голос в конце фразы, придавало ей легкую вибрацию – тихую песню в суровом мире. Но все это казалось неправильным. Возможно, она была прекрасна в своей боли, но еще прекраснее она была в счастье.
Я слегка надул губы и глубоко вздохнул.
– Вот почему ты стала такой...
– Какой?
– Самодовольной. С работой и с Итаном.
– Что у тебя за одержимость им? – Она развела ладони, словно умоляя меня дать ей хоть какую-то информацию.
Но я еще не был готов что-либо дать.
Рокки закатила глаза и вздохнула.
– В любом случае, я скучаю по вдохновению, которое я ощущала, когда рисовала, но все еще слишком боюсь попробовать это снова.
– Ты когда-нибудь боялась того, что мы делали, когда были моложе? – спросил я, скрывая другой жгучий вопрос: действительно ли я был монстром, как думали твои родители?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Она откинула голову назад и усмехнулась.
– Убегала тайком из дома? Прыгала в машину твоей мамы в пятнадцать лет и ездила без прав? Да, я была ошарашена.
Я неловко поежился. Это был не тот ответ, на который я надеялся. Я снова почувствовал себя злодеем в истории ее жизни.
– Так почему тебя это не останавливало? Почему теперь ты так боишься взять кисть и рисовать, ведь ты так охотно сопровождала меня в этих глупых, безрассудных приключениях? И скажи мне правду. Ничего из этого дерьма типа «я оберегала тебя».
– Потому что...
Я не думал, что она закончит свою мысль, и был удивлен, услышав тихий шепот рядом со мной.
– Это потому, что ты был там, – ответила она застенчиво.
– Что? – Должно быть, мне послышалось.
Как будто мое каменное холодное сердце проснулось, экстаз пронесся по артериям.
Ее голос дрогнул.
– Это потому, что я знала, что ты никогда не позволишь, чтобы со мной случилось что-то плохое.
Глава 27
Рокки была в моем ресторане. Позвольте мне повторить: Рокки была в моем ресторане удивленная и немного расстроенная. С другой стороны, я действительно не мог винить ее, учитывая, что Ханна, моя недавно нанятая администратор, бросала на нее тень.
Мы прибыли в город чуть позже пяти, и, несмотря на назойливый наплыв машин и несколько тупых водителей, мое настроение внезапно обновилось. То, что она была здесь, то, что она видела меня в моей стихии, было лучшим, что я когда-либо испытывал.
Я указал на огромные двойные двери, ведущие в мое святилище. Не раздумывая, я взял ее руку и вложил в свою. Мы были как две части сложной головоломки. Это было идеально.
Слегка потянув, я потащил ее на кухню.
– Пойдем.
Она в ужасе остановилась.
– Что случилось? – спросил я в замешательстве.
– Мы не можем туда войти!
– Почему?
– Это же кухня! Разве это не нарушение санитарных норм? – Она выглядела очень взволнованной, что не дало мне ничего, кроме пинка под дых.
Она определенно не нарушала правила в недавнем прошлом. Это только подтвердило мою теорию – я действительно тащил ее за собой каждый раз.
Я тупо уставился на нее.
– Это также мой бизнес, и я говорю, что нам разрешено.
– Но...
– Мой офис внутри. Пошли, – настоял я.
Когда мы проходили мимо столов, мои сотрудники подняли руки в радостном приветствии. Некоторые даже кивали, ухмыляясь от уха до уха. Скорее всего, они были в восторге, узнав, что я знаю кого-то противоположного пола. Моя репутация бесполого трудоголика часто была излюбленной темой разговоров.
– Вау, ты всем нравишься, – прокомментировала Рокки.
– Это удивительно? – я рассмеялся.
– Нет, я просто имела в виду...
Она замолчала, но я не стал настаивать. В этом не было необходимости. Я сам поражался тому, что у такого извращенца, как я, есть сотрудники, которые терпят его, не говоря уже о том, чтобы любить. С некоторыми из них мы даже заходили в бар после закрытия. Это было далеко от того, кем я был в Бэтл-Фоллс, это точно. Если это все еще удивляло меня, я мог только представить, каково было Рокки.
Я втиснулся за свой стол, пытаясь придумать, как нам обоим разместиться удобно, когда услышал благоговейный шепот Рокки.
– Ты сохранил свою копию?
Я улыбнулся своей любимой фотографии. Начало всего, что закончилось между нами. Я не знал, почему мне это так нравится. Честно говоря, это было немного удручающе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я прочистил горло.
– Да, конечно. Почему бы и нет? Это единственное, что ты отправила мне после моего переезда... Это была хорошая ночь.
– Довольно хорошая, – согласилась она.
– Но после все пошло наперекосяк, – проворчал я.