Впереди разведка шла - Александр Каневский

Тут же выработали план действий. Заключался он в следующем: одну группу поведет Михаил Григорьев, вторую — я. Задача Григорьева — пройти через боевые порядки 1-го батальона, захватить пулеметную точку. Без стрельбы здесь не обойдется. Это как бы отвлекающий маневр. Моей группе в это же время следовало бесшумно просочиться в глубину обороны немцев, получить точные сведения о наличии вражеской техники. Мы знали, что ее там предостаточно: «тигры», «фердинанды», минометы — одноствольные и шестиствольные, большое количество боеприпасов.

Вышли, когда стемнело. Дорога вязкая. Чернозем пудовыми гирями налипал на сапоги...

Шли сначала с группой Григорьева, потом разошлись, дружески похлопав друг друга по спине.

Цепочкой потянулись к нейтральной полосе. Нашли большую воронку. Спустились. Стали наблюдать и ждать.

Группа Григорьева подобралась к первой траншее немцев, разведчики принялись растаскивать проволоку. Как и следовало ожидать, гитлеровцы, почуяв неладное, расцветили местность ракетами, подозрительные участки стали неистово поливать пулеметным огнем, долбать минами и снарядами. В свою очередь по противнику открыли оговь наши стрелковая рота и минометный взвод. Разведчики, укрывшись за песчаными холмами, периодически дергали за шнуры, и всевозможные бренчалки, подвешенные к проволоке, трезвонили, раздражая гитлеровцев. Те опять стали дубасить из пушек, крестить огнем мнимого противника.

Когда немцев утомила эта игра, мы по-пластунски подползли к заграждениям. Впереди — сапер с миноискателем и ножницами. Продвигались с предельной осторожностью, опасаясь «хлопушек». Эти мины, похожие на небольшие раковины со створками, незаметные для глаза, лежали в граве. Стоило только задеть проволочку, они прыгали, взрывались в воздухе, осыпая все вокруг шрапнелью.

Первая траншея осталась позади. Стали углубляться в тыл, пошли во весь рост. Я шел в немецком маскировочном костюме, камуфлированной каске, обтянутой сеткой. Остальные шестеро, тоже одетые во все немецкое — Ситников, Петров, Брусков, Шуваев, Ермолаев, Сафонов,— тянулись гуськом настороженным шагом. В кромешной темноте мы то натыкались на мокрые кусты, то неожиданно возникал поваленный телеграфный столб. Кто-то споткнулся, упал, чертыхнулся...

Пройдя с километр, услышали голоса. Свернули чуть левее.

Немцев оказалось трое, у заднего за спиной горбатилась радиостанция. И тут мы обнаружили телефонный провод. Резать не стали, пошли по его следу.

Снова немцы. Четверо. Остановились. Чвак-чвак — силуэты растворились в темноте. Пронесло...

В пути мы находились более часа, часто останавливались и прислушивались, готовые к оклику и выстрелу. Малейшее движение, чуть слышный шорох, скрип, металлический лязг — все заставляло настораживаться, затаивать дыхание.

Дождь поутих, стало проясняться. До нашего слуха донеслись звуки губной гармошки. Впереди вырисовывался орудийный ствол.

Прятаться не было никакого смысла, решили идти прямо на «музыку».

В орудийном окопе спиной к нам сидел на станине немец и пиликал на гармошке. Я интуитивно разделял желание ребят пристукнуть этого меломана, чтобы красотка Кетхен не успела доцеловать своего дружка, но впереди было задание поважней. Не задерживаясь около огневых позиций батареи, разведчики укрылись на кукурузном поле.

Расположение удобное. Стали готовить место для наблюдения. Его оборудовали в старом окопе, который углубили саперными лопатами, вымостили кукурузными стеблями, прикрыли сверху.

Отсюда ушла первая радиограмма. В ней сообщалось о батарее, а также о местонахождении разведчиков.

Медленно начало светать. День — серый, пасмурный вставал, но низковатые облака создавали впечатление, что это не день настает, а подкрадываются сумерки.

В бинокль просматривалась вскопанная земля, пласты срезанного дерна, песчаные гребни на позициях замаскированных пушек, блиндажи... А дальше, в тумане чернели контуры деревни — Малая Лепетиха. По прямой к ней — километра четыре.

Все делали молча — тут нужно работать глазами, руками, а не языком. Я нанес на карту пять орудий на вогнутом скате, южнее обнаружили еще одно гнездо пушек. По расположению позиций и длине стволов определили — противотанковые.

Оставив за себя Брускова на наблюдательном пункте, вместе с Ермолаевым, Петровым и радистом вышли к проселку. По мере приближения к Малой Лепетихе приметили костер, около которого грелись два гитлеровца. Справа в полсотне метров лежали аккуратно сложенные ящики. Догадаться об их содержимом не составляло труда — снаряды.

Тщательно обшарив местность «цейсом», обнаружили воткнутые в землю прямоугольные знаки.

— Товарищ командир! — потянул меня за рукав Ермолаев.— Что-то немцы нагородили здесь...

— Все ясно, как божий день, Сеня. Там минное поле. А эти камрады у костра — охрана.

Словно в подтверждение моего вывода, к посту подкатил заляпанный грязью бронетранспортер. Остановился. Немцы вскочили, стали махать руками, предупреждая об опасности. Броневик громко газанул, резко сдал назад. Я быстро нанес на карту границы минного поля, послал вторую радиограмму, продолжая вести тщательное наблюдение.

...Нарастающий гул подкатывался все ближе и ближе, отчетливо чувствовалось дыхание недалекого боя. Наша артиллерия молотила противотанковые огневые позиции. Проносясь, снаряды скручивали звук в тугую петлю. Затем послышались частые разрывы, словно в гигантскую бочку посыпались чугунные ядра. Мы впервые так близко видели работу «катюш» и поняли, почему гитлеровцы всегда панически бежали от этого разящего смерча, сходили с ума, бились головами оземь.

От Малой Лепетихи на большой скорости мчалось с десяток танков, мотоциклов. На турелях — пулеметы. Мотоциклисты подскакивали на рытвинах, виляли, обгоняли друг друга, быстро исчезали, скрываясь за краями окуляров бинокля, и внезапно появлялись вновь...

Пройдя пост у минного поля, вся эта кавалькада повернула в юго-восточном направлении, прогромыхала в метрах двухстах, взяв направление на Малую Лепетиху. Туда же перемещались вездеходы, ускоренным шагом топали разрозненные группы гитлеровцев... На нас никто не обращал внимания — разведчики в маскировочных костюмах сходили за своих.

Подкрепившись сухим пайком, выбрали кратчайший путь к селу. С наступлением темноты находились уже в одном из сараев.

Ситников ушел выяснить обстановку. Минут через двадцать возвратился, доложил: в одном из погребов на окраине прячутся женщины и дети. Сначала испугались, но, поняв, что перед ними свой солдат, наперебой начали рассказывать: в селе много гитлеровцев, злые, как черти, свирепые и трусливые. Два дня назад свезли большое количество раненых. Потом началось повальное бегство.

Мы и сами увидели этот «запланированный» драп. Машины брошены — они глубоко, по самые оси, засели в грязь. Группами и в одиночку немцы с чемоданами, узлами на плечах и даже корзинами спешно уходили из Малой Лепетихи к переправе.

В одной из хат захватили вояку, который шарил по углам в надежде что-либо прихватить. Вид у него был довольно жалкий: костлявая фигура в перекошенных ремнях, из-под пилотки, натянутой на уши-, торчат длинные серые космы. На щеках — каторжная щетина. По солдатской книжке и из беглого допроса выяснили номера части, батальона, роты. Пленный услужливо доложил, что рота его понесла ощутимые потери, уцелевшие ушли к берегу реки.

Оставив несколько человек для наблюдения, мы с Брусковым, Шуваевым и Ермолаевым стали пробираться на западную, обращенную к Днепру сторону Малой Лепетихи, затем вышли на дорогу, параллельную бегущим фашистам.

А у берега творилось такое!..

Паром буквально облепила солдатня: раздавались гортанные выкрики, ругань, стрельба... Немцы, словно стадо, сгрудившееся у водопоя, торопливо лезли на спасительную площадку, отталкивали друг друга, падали за борт.

Пришлось срочно связаться со штабом бригады, чтобы артиллерия подбросила в этот район огонька. Минут через пятнадцать на головы фашистов, как по заказу, посыпались снаряды. Потом с неба донесся знакомый гул наших «ильюшиных»...

Снаряды и бомбы разметывали переправу. Мы вытягивали шеи и, восторженно сияя глазами, смотрели на гигантские столбы желтой воды, пляску огня...

Поднялась невообразимая паника — многие гитлеровцы хлебнули тогда днепровской водицы!

А с рассветом в Малую Лепетиху ворвались наши танки с десантом автоматчиков...

Ночью все казалось вымершим. Но по мере того как наступало утро, откуда-то из погребов, из подвалов, из глухих чуланов стали появляться местные жители. Они бросались нам навстречу, в радостном смятении пожимали руки, плакали и обнимали, говорили какие-то бессвязные ласковые слова, которые можно услышать только от близких людей после долгой и горькой разлуки.