Отряд "Омега" - Кирилл Якимец

Единственное, что у принцессы никак не получалось, так это борьба с целомудрием. Учителя-монахи, вызывавшие ее искреннее восхищение, были, все-таки, монахами. Самый любимый преподаватель, профессор Цергхи, монахом не был, зато был треухом. Ольга слыхала от монашек, что некоторые женщины пробовали интимно общаться с треухами и нашли это вполне… Но принцессу пробирала дрожь при одной мысли о таком "межпланетном сотрудничестве".

Возвратившись из монастыря во дворец, Ольга заставила себя окунуться в светскую жизнь. При всей неприязни к симпосионам и безмозглой дамской болтовне, она понимала, что политика вершится не в офисах, а в курительных кабинетах Зала Симпосионов. К тому же, принцесса не оставляла надежды побороться с целомудрием.

Дворцовые мужчины оказались отвратительны. По сравнению с монахами они все были глубокими невеждами, а на фоне идеалов, внушенных принцессе профессором Цергхи, они еще и выглядели абсолютными негодяями. Единственным порядочным человеком был отец — он не совался в политику, любил поговорить о музыке и о северных винах. Почему-то эти разговоры вовсе не казались Ольге бессмысленными. Она с удовольствием рассказывала Константину про нюансы корхзеда и про параллели, которые она усмотрела между корхзедом, курешем и македонской борьбой. Отец к этим параллелям добавлял сведения об африканском балете и рассуждения о естественной и искусственной ритмике движения и звука.

Во время одного из таких разговоров Константин рассказал Ольге про Калюку Припегаллы. Благодаря отцу Ольга знала, как выглядит обычная Калюка — длинная тростниковая трубка, в которую дуют, направляя вертикально вниз. Но Калюка Припегаллы, по словам Императора, выглядела иначе. Она была металлической и хитро изогнутой, с рыбьей головой на конце. Константин говорил, что эта голова его всегда чем-то пугала. Припегалла, бог оргий, которого в числе прочих богов до сих пор почитали новгородцы и литовцы, играл, если верить мифам, на этой самой калюке, заставляя людей против их воли творить чудеса непотребства. Долгое время Калюка хранилась в Александрии, в Собрании Антиквариата Александрийской Государственной Библиотеки. Потом Константин распорядился перевезти инструмент в Императорский Музей Константинополя, где Калюкой занялись всерьез. Но ни один специалист в Империи не мог извлечь из Калюки ни звука. В результате разозленный Константин решил обменять Калюку Припегаллы на Лиру Орфея, хранившуюся в Новгороде, в Княжьем Кладе. Новгородцы сочли такой обмен справедливым и отрядили опричного сотника тихонько, без помпы, привезти один бесценный инструмент в Константинополь, а другой доставить из Константинополя в Новгород. Теперь Лира Орфея заняла место Калюки.

Константин сводил Ольгу в музыкальный зал Императорского Музея и показал Лиру, покоющуюся под бронированным стеклом. Лира Орфея представляла собой искусно сработанного медного кальмара, между растопыренных щупалец которого полагалось натягивать струны. Струны, пожаловался Император, натягивали и так, и эдак, но звук получался практически никакой — не то что камни останавливать на лету, как это делал своей музыкой Орфей, но и просто удовольствие получить оказалось невозможно.

— Сейчас выписал специалистов с Крезидхи, может, они что-нибудь придумают, — грустно закончил Император.

— А новгородцы справились с Калюкой? — поинтересовалась Ольга.

Оказалось, новгородцы так свою Калюку и не получили. Опричный сотник, схватив Калюку в охапку, помчался в посольство племени Тарда с Килкамжара. Сами «желтые» удильщики оказались, судя по всему, ни при чем. Но среди них в охране работал один «синий» удильщик по имени Йоцра. Он бесследно исчез — вместе с опричником и Калюкой. А одного «желтого» из охраны нашли мертвым.

— И ты не послал армию на Килкамжар?! — возмутилась Ольга.

— Хотел. Но там вдруг такое началось… Я, в принципе, догадываюсь, что там началось. В посольстве Тарда удильщикам показали фотографию Калюки — так они на пол попадали и принялись молиться. Эта Калюка — точь в точь хобот какого-то их божества, я даже имя помню: Цир-Ба-Цир. То есть, дело не в деньгах. А опричника того они либо убили и, подозреваю, съели… Либо он с самого начала на них работал. Не на «желтых», а на «синих». А сейчас туда армию слать — межпланетный конфликт получится. К тому же, сгинет эта армия в джунглях, уверяю тебя. Там уже девятнадцать лет война идет, все воюют со всеми.

— Из-за Калюки?

— Благодаря ей. И тому опричнику. Кстати, тоже интересно: именно этот опричник приволок с собой в Константинополь из Новгорода Любаву, твою мать. Опричник сгинул, Любава осталась…

— Плевать на мать. А вот Калюку надо вернуть Империи, — твердо сказала Ольга.

Принцесса понимала, что отец прав: большая армия увязнет в джунглях. К тому же, если армия будет откровенно византийской, то действительно возникнет межпланетный конфликт.

Значит, заняться этим должен небольшой мобильный отряд, действующий от лица неправительственной общественной организации.

Вечером того же дня на симпосионе принцесса предложила дамам создать клуб амазонок. Название она выдумала на ходу: "Стальная Сафо". Дамы восприняли клуб амазонок как очередную светскую шалость, но клуб, разумеется, был зарегистрирован официально и имел свой бюджет. А также устав, позволявший лицам любого пола и любой расовой принадлежности сотрудничать с клубом. Тренировочной базой клуба объявили Техническую Школу Гвардии на Земле Иоанна. Дамам на базе не понравилось, да они и не слишком-то хотели тренироваться. Куда интереснее было разгуливать по Константинополю во фривольных костюмах амазонок и устраивать в Диониссионе показательные попойки со стрельбой.

Ольга на это и рассчитывала. Сама она месяцами торчала в лабораториях Школы, в школьном тире или в тренировочном зале. Курсанты обучали Ольгу обращению с экспериментальным оружием, а она их — корхзеду. Любви она там так ни с кем и не закрутила: молодые мальчишки-курсанты были слишком молоды, а старые гвардейцы-преподаватели — слишком стары. Да и сил после тренировок не оставалось ни на что, кроме выпивки в компании старших курсантов и младших преподавателей.

Иногда Ольга для виду заявлялась в Константинополь — к превеликой радости остальных амазонок. Тогда казне приходилось возмещать Диониссиону крупные убытки. Но для казны это были копейки. Император не беспокоился — дочка бесилась вдали от столицы, и ее чудачества ничем не грозили трону. По той же причине сохраняли спокойствие константинопольские "светские львы" и чиновники в Олимполисе.

Время для беспокойства настало через год. Незадолго до рождественских каникул Ольга объявила курсантам, что пора заняться делом. Узнав о том, что понимается под «делом», курсанты радостно загалдели, а преподаватели испуганно замахали руками. Только один молодой преподаватель практической электроники, Георгий Арунасис, согласился присоединиться к курсантам.