Тринадцатая ночь - Алан Гордон

— Вы просто жалкое подобие человека, граф, — заявил он. — Присоединяйтесь к нам, когда протрезвеете. Хотя, наверное, легче дождаться второго пришествия.

Он развернулся, сделал шаг к воротам и тотчас же упал. Теперь настал черед графа смеяться. Заливаясь от смеха, он поднялся на ноги, опираясь на меч.

— Не обессудь, приятель, — воскликнул он. — Мы оба поцеловались с мостовой, так что теперь наши шансы уравнялись. Двум падшим душам подобает вместе отправиться в ад. Давай твою руку.

Однако Фабиан не собирался вставать, а лед и снег вокруг него постепенно окрашивались в красный цвет.

С невесть откуда взявшейся силой я схватил графа и оттащил его под защиту низкой ограды.

— Что такое… — в смятении начал он, но я сделал ему знак замолчать.

— Смотрите, — прошептал я, показывая на низ двери «Элефанта».

Граф глянул туда и резко побледнел, увидев вонзившуюся в дерево арбалетную стрелу. Немного высунувшись из-за забора, я внимательно оглядел окрестности, но никого не обнаружил.

— Стража! — крикнул я. — Эй, стража!

От ворот быстро прибежали двое, потом к ним присоединились остальные. Через пару минут прискакал Перун и при виде ужасного зрелища немедленно спешился. Он взглянул на меня и сурово спросил:

— Кто это сделал?

— Не знаю, — ответил я. — Мы все шли из «Элефанта», когда это случилось.

— Мы?

Капитан посмотрел мне за спину, увидел скорчившегося за стеной Себастьяна и вытаращил глаза.

— Доставьте графа домой к жене, — рявкнул он, и двое его солдат, ухмыльнувшись, подняли Себастьяна на ноги.

— Но мне надо на репетицию, — запротестовал граф.

— Уже не надо, — отрезал Перун. — Одну секунду, граф. Был ли этот человек с вами, когда умер ваш слуга?

— Да, — сказал Себастьян, сразу же заслужив мою благодарность.

— А вы, купец, покажите мне, где он стоял, когда его убили.

— Там, где сейчас находятся его ноги, — сказал я. — Он сразу упал.

— Поднимите его, — приказал Перун.

Двое его подручных подняли покойного управляющего так, что его ноги повисли над последними оставленными им при жизни следами. Перун осмотрел рану спереди и сзади, потом прошел к стреле и вновь вернулся к трупу.

— Стреляли откуда-то сверху, — заметил он.

Все мы оглянулись и задрали головы. За городской стеной маячили леса, окружающие фасад собора.

— Обыскать, — приказал капитан, и четверо солдат бросились в ту сторону.

Должен признаться, меня восхитила его деловитость в такой сложной ситуации.

— И схватите этого торговца да отведите его в тюрьму.

Я изменил свое мнение, когда стражники защелкнули на мне кандалы и без промедления потащили к воротам.

Акробатическое ремесло может сослужить хорошую службу, когда тебя бросают в камеру головой вперед. Ловко сгруппировавшись, я удачно приземлился и, когда дверь за мной закрылась, спокойно уселся на низкую скамью. Этой камеры хватило бы для размещения шести или семи бедолаг, если, разумеется, они будут дышать по очереди. Не слишком пристойная темница по сравнению с теми, в которых я побывал раньше. И в любом случае не самое уютное местечко для дневного времяпрепровождения, особенно учитывая, что мне оставалось уповать лишь на милость Перуна. А как я помнил, милосердие не относилось к числу его достоинств.

Стражники отобрали у меня меч и кинжал, но не догадались о спрятанном в рукаве ноже. Я привел его в состояние боевой готовности, хотя понимал, что между мной и свободой слишком много запертых дверей. Тогда я решил закончить осмотр доставшегося мне каменного мешка.

К тому времени, когда Перун отодвинул засовы моей камеры, я успел обследовать каждый камень и ознакомиться с нацарапанными на них надписями. Он собственноручно снял с меня оковы, потом повернулся ко мне спиной и повел меня по узкой лесенке в свой кабинет, ни разу не оглянувшись при этом. Я смиренно следовал за ним, убедившись, что он совершенно меня не опасается.

Капитан уселся за простой сосновый стол, на котором находились только масляный светильник и ворох карт. Он показал мне на скамейку перед столом.

— Я беседую с заключенными в двух помещениях, — заявил он. — Вот в этом они говорят непринужденно. А в другом им приходится говорить с посторонней помощью.

— Меня устраивает это помещение, — быстро сказал я. — Вполне устраивает. О чем вы хотите со мной поговорить?

Откинувшись на спинку стула, он закинул ноги на стол.

— Своим появлением здесь вы привели в недоумение такого простого солдата, как я.

— Вы далеко не просты, капитан.

— Верно, — улыбаясь, согласился он. — Но все-таки я солдат. Пошлите меня в сражение, и я с удовольствием воспользуюсь своим искусством тактики и ориентирования в любой местности. Поместив неразговорчивого собеседника на дыбу, я вытащу из него нужные мне сведения минут за десять. Простые задачи, ясные цели — вот что мне нравится. Но хитроумные интриги и тайные происки выше моего понимания. Я не делаю секрета из того, что считаю вас шпионом. Бросьте, бросьте, — посоветовал он, когда я попытался возразить. — Любой чужак, прибывающий в город в такое время года, является шпионом. Ваша легенда не так уж плоха и, конечно, вполне правдоподобна, но я заподозрил бы даже трех святых царей[21], если бы они заявились в Орсино в канун Рождества.

Во время разговора мы пристально следили друг за другом, поигрывая взглядами. Мы оба понимали, что я приврал. Мне подумалось, что и он не до конца откровенен, но только он сам знал это наверняка. Я привык увиливать, правда, обычно под маской шута. И вдруг я понял, насколько сложнее скрывать свои мысли, лишившись этой защитной маски. Тем более что капитан внимательно следил за мной, пытаясь выловить ложь в моих словах, а я следил за ним с той же целью. Если, допустим, прибавить некоему управляющему лет пятнадцать тяжелой жизни, пребывание в тюрьме, войны, безумство… Потянет ли общая сумма на Перуна? Я разглядел незамеченные мной прежде подробности. Был ли у Мальволио шрам над левым глазом? И такая форма носа? Больше я ничего не помнил. Шрамы, конечно, дело наживное, да и нос мог сломаться и изменить форму.

— Мне жаль, что я испортил вам зимние праздники.

— О нет, наоборот. Вы сделали их интересными. Как я уже упомянул, можно препроводить вас в другую камеру и получить необходимые мне сведения, но есть одна сложность.

Он сделал эффектную паузу.

— Какая же? — спросил я наконец, догадавшись, что он ждет моей реплики.

Капитан одобрительно кивнул и ответил:

— А такая, что я не знаю, на кого вы работаете. В наши тревожные времена существует множество вариантов. Если, разбираясь в этих вариантах, я нечаянно стану причиной вашей смерти, то, возможно, принесу нашему городу больше вреда, чем пользы. Может, Венеция задумала вторжение? Сможем ли мы дать им отпор в таком случае? А может быть, я нанесу обиду нашему далекому венгерскому правителю? Или сарацинам? И так далее. Вы ведь не желаете просветить меня на сей счет, не так ли?

— К сожалению, я могу лишь еще больше затуманить эту картину, капитан. Я простой торговец, не больше и не меньше.

— Хорошо сказано, — заметил он, ударив ладонью по столу. — И я освобожу вас после надлежащей процедуры. Простите это жульничество, но я намерен выудить за ваш счет хоть какие-то сведения.

— Какие же?

— Я рассчитываю узнать, кто из наших дворян ценит вас настолько, чтобы потребовать вашего освобождения, — охотно объяснил он. — Всегда полезно выяснить связи высших кругов.

— Значит, вы не занимаетесь поисками убийцы Фабиана?

— Мои люди в данное время прочесывают город. А я провожу мое личное расследование.

— Как?

— Разговаривая с вами.

Я постарался изобразить уместное удивление, но усталость уже сказывалась.

— Вы подозреваете, что я могу быть не только шпионом, но и убийцей?

— Ни в коей мере, — сказал он.

— Тогда я в растерянности.

Он вытащил кинжал и изящно почистил ногти.

— Трое мужчин одновременно вышли из «Элефанта». Одного убили арбалетной стрелой, выпущенной под весьма сложным углом и с большого расстояния. Либо стрелок был отменно хорош, либо он промахнулся, убив Фабиана. Я допускаю, что Фабиан был противным типом, но не того ранга, чтобы нажить смертельных врагов. Для этого он был слишком осторожен.

— И вы полагаете, что стрела предназначалась Себастьяну?

— Или вам. Скажите-ка мне, есть ли у вас старые враги в Орсино?

— Только вы, насколько мне известно, и то не дольше четырех дней.

Он хмыкнул, а потом перевел взгляд на дверь. Из коридора доносились голоса. Он быстро встал и поклонился, а я, оглянувшись, увидел графиню Оливию, благопристойно стоявшую в дверях. Я также встал и поклонился.

— Мой муж сообщил мне, что вы, капитан, арестовали этого человека, — улыбаясь, сказала она.

— Не арестовал, графиня, — возразил Перун. — Герр Октавий любезно согласился пройти в компании моих людей в мой кабинет, чтобы подробно рассказать о прискорбном убийстве вашего бедного слуги. Мне не хотелось беспокоить графа по этому делу.