Мой ректор военной академии 3 - Тереза Тур

— О чем вы хотели поговорить со мной? — поинтересовался его величество.

— О принце Брэндоне.

— А что с моим наследником?

— Что мне писать в его официальной биографии? И как писать… о вашей супруге?

— О ней не пишите вообще ничего. Что касается наследника, то вы его биографию знаете лучше, чем я, — съязвил Фредерик. — Двадцать четыре. Скоро двадцать пять. Молод, глуп, горяч. Не может простить мне историю со своей матерью и с матерью Ричарда. Искренне считает, что я его не люблю. Сильный маг, но думает, что это не так. Любовных связей — до последнего времени не было. По крайней мере, о таких, о которых мне стоило знать… И беспокоиться.

— А о каких стоит знать отцу? — улыбнулась я.

— Это вы спрашиваете, как мать трех молодых людей уже почти пятнадцати лет? Или как ответственная по журналу сплетен? — ехидно посмотрел на меня Фредерик, и его черные глаза весело блеснули.

— Ох… — я подумала о Паше, Рэме и Феликсе.

— Хотите добрый совет?

— Конечно.

— Меньше знаете — крепче спите…

— Главное, чтобы потом не встретилась такая девочка, что обитает в приюте с ребенком. И не сказала: «Возьмите, это ваше».

— А вот что вы сделаете, если скажет?

— Урою молодого отца.

— Это, само собой. А с малышом? Хотя… Вы даже щенка выскочили из-под колес вытаскивать. И по поводу чужого ребенка переживаете.

— Это плохо? — фыркнула я.

— Главное, чтобы никто не начал вашей добротой пользоваться. Хотя… из тех, кому вы бросились помогать — нет ни одного недостойного человека. Или животного. У вас удивительная интуиция, Вероника. Это дар. Дар, столь необходимый первой даме Империи.

— А что делать с приютами?

— Не все так просто, к сожалению. Если вы возьметесь опекать детей из приютов, продавливая именно для них возможность образования и карьеры в границах Империи, то у нас будет массовый приток детей в эти самые приюты, — скептически заметил его величество. — Подумайте сами — зачем тогда небогатым семьям тянуться? Зачем матерям, у которых погибли или умерли мужья, работать на нескольких работах, чтобы дать образование детям, если есть добрая вы. А еще — щедрый я. И получается, что ребенок какой-нибудь проститутки, которого она подкинула, как котенка, будет лучше пристроен, чем, скажем, сын или дочь крестьянина.

— И что делать?

— По крайней мере, не судить о том, как мы решаем проблему с сиротами, посетив только один приют, не поговорив толком ни с детьми, ни со взрослыми, которые там по многу лет работают, — достаточно резко ответил император.

Я задумалась. В чем-то он был прав. В чем-то не замечал проблемы, потому что привык думать, что все в порядке.

— Вы обиделись? — обеспокоено спросил у меня Фредерик.

— С чего вдруг? — удивленно посмотрела я на него. — У меня просто есть мысль, и я ее думаю.

— И что надумали?

— Что я не видела полной картины. А для того, чтобы что-то предпринимать, надо понять, что происходит.

— Вот именно, — улыбнулся Фредерик.

— Только я вспомнила сейчас старый-старый фильм про учительницу. Она попала в деревенскую школу и познакомилась с мальчиком-сиротой потрясающего ума и таланта. Она возилась с ним, как с своим собственным и в один момент пыталась пристроить в хорошую школу, чтобы дать ему возможность стать кем-то.

— И что из этого вышло?

— А ничего. Никому этот ребенок оказался не нужен. Там еще один из попечителей рисовал, пока мальчик блестяще отвечал.

— И что он рисовал?

— Этого мальчика в виде пастушка, выпасающего коров.

— В смысле — знай свое место?

— Именно так.

Император рассмеялся. Весело так. Тут уж я нахмурилась — я, конечно, особа самокритичная. Наверное. Но когда над тобой потешаются — да еще так жизнерадостно и задорно… Начинаешь ощущать себя как-то странно.

— Не злитесь, — попросил его величество сквозь смех.

— Буду.

— Пожалуйста…

— Я не понимаю, чем вас так рассмешила?

— Просто я радуюсь, когда вас вижу. Вы — как глоток свежего воздуха.

— Так что писать в официальной биографии Брэндона? — про луч солнца в темном царстве, тьфу, про глоток воздуха в Империи, мне ни говорить, ни слушать как-то не хотелось.

— Завтра вам секретарь доставит необходимую информацию. И — когда сверстаете первый номер журнала — сначала мне на стол.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонилась я.

— Вероника! — поморщился Император.

— Фредерик!

— А теперь — вы позволите вас проводить обратно? Меня, к сожалению, ждут дела.

Мы в молчании дошли до аудитории, где были мои сотрудники и мама. Фредерик открыл передо мной дверь, улыбнулся — хлопок портала — и он исчез.

— Давайте продолжим, — проговорила я, стремительно врываясь в аудиторию. Дел было много — начать печатать новости из провинций, потом…

Но не успела я сделать шаг, как поняла, что меня затягивает в марево кем-то выстроенного портала. Я рванулась изо всех сил прочь, зачерпнула силы в перстне… Но не успела.

Миг — и я стою на какой-то практически ровной каменной площадке. Огляделась. Вокруг скалы, настолько высокие, что их практически задевают проплывающие мимо равнодушные пышные облака.

Поняла, что дышать тяжело и что мне дико холодно. Кто-то накинул мне на плечи тяжелый плащ с меховым подбоем и стремительно отступил назад, словно не желая дотрагиваться.

Сделала шаг вперед — и просто споткнулась об синий яростный взгляд графа Троубриджа.

— Вы? — обалдело выдохнула я. Вот уж кого-кого, а этого потомка аристократического рода я бы никогда не заподозрила в том, что он меня может похитить.

— Какого цвета глаза у ребенка? — голос аристократа был тихим, но от этого не менее яростным.

— Что? — взвилась я.

— Отвечайте на мой вопрос! — приказали мне.

— С чего вы мне задаете подобные вопросы, милорд? — о… мои злобные ноты вполне могли соперничать с его яростными. А страха… Страха как ни бывало. Вот ведь странно — марево неизвестно чьего портала меня действительно напугало. А вот вид разъяренного мужчины, который был намного сильнее меня — вызвал лишь гнев… Нет, все-таки я ненормальная…

— Миледи Вероника… Я повторяю свой вопрос — какого цвета глаза у ребенка бывшей экономки милорда Фицжеральда?

— Как вы посмели меня выкрасть?

— У меня не было выхода… — на мгновение опустил глаза граф, но потом опять посмотрел на меня. Я увидела беспощадность и отчаяние.

Мне бы замолчать или начать сотрудничать с ним, но испуг на меня всегда влияет как-то неправильно. Я, когда пугаюсь, становлюсь агрессивной и очень разговорчивой. Вот и теперь, умом понимая, что надо бы закрыть рот, я не могла этого сделать.