Кладоискатель и золото шаманов - Юрий Гаврюченков

Я ступил на него, очарованный волшебным великолепием подземного мира. На секунду меня охватило неприятное чувство при мысли, что будет, если я навернусь в черную воду, напоминающую заколдованный омут. Однако, посветив вертикально, я увидел дно. Озеро оказалось мелким – полметра, может быть, метр, – вода была столь прозрачна, что различались мелкие неровности дна, даже глубину определить было затруднительно.

– Идут! В натуре, как Христос по морю! – загалдели сзади на разные голоса. Я заметил на воде отблеск второго фонаря, оглянулся и увидел Славу, следовавшего за мною по пятам.

– Ну, чего встал? – немедленно спросил он.

В сопровождении друга я добрался до островка и решил сделать передышку. Для преодоления относительно небольшого расстояния потребовалось слишком много сил – сказывалось нервное напряжение.

– Здорово, – заговорщицки шепнул Слава, присаживаясь на корточки. – Ты гляди!

Островок имел в себе небольшую заводь, полукруглую выемку, дно которой заканчивалось плоским углублением. Туда с острия сталактита падала струйка воды, и в этом маленьком водовороте кружились поблескивающие шарики. Слава опустил руку, нарушив их вековой танец, и выловил несколько штук на ладонь.

– Ох ты, е-мое! – восхищенно прошептал он. – Это что, жемчуг?

Шарики действительно были на него похожи, но состояли не из перламутра, а из кальцита. Когда-то пещерный жемчуг считался величайшей ценностью, поскольку был весьма редким явлением по причине труднодоступности пещер. К тому же далеко не везде встречались условия для его образования. Способная на выдумки природа творит и не такие чудеса. Для успешного появления жемчугообразного шарика требуется сочетание необходимых условий: неглубокая ямка, струйка насыщенной минеральной воды и песчинки либо крошечные кусочки камня. На поверхности постоянно взлетающих вверх соринок осаждаются мельчайшие частицы извести. Постепенно их обволакивает пленка кальцита, которая со временем становится все плотнее, а песчинки, непрерывно перекатываясь, понемногу превращаются в ровные и очень твердые шарики. Размер их зависит от силы падающей струи, чем она сильнее, тем больше может стать «жемчужина». А когда ее тяжесть становится непреодолимой, она опускается на дно, к которому и пристает. Постепенно водоем мелеет, капли все падают, а затем вверх начинает расти еще один сталагмит навстречу давшей ему жизнь сосульке…

– Это пизолит, – вспомнил я наименование пещерного жемчуга.

– Чего? – обиделся за свое сокровище Слава и ссыпал горсть шариков в карман. Он не поверил, что почти перламутровое чудо имеет столь неблагозвучное название. – Ладно, двинули дальше.

Мы перешли по дорожке пещерное озеро и встали на другом берегу. Я оглянулся и тщательно отследил череду камней. Пунктир указывал на неглубокую выемку в скале. Дальний берег подземного зала оказался узким, шагов десять. Мы приблизились к указанному пунктиром месту и осмотрели стену, всю в извилистых валиках натеков. Должно быть, потолок тут весь в трещинах, в дождь, особенно весной при таянии снега, здесь чертовски поливает. Сзади послышалось торопливое шлепанье подошв по камню, затем короткий вскрик и громкий плеск, разнесшийся под сводами пещеры.

Размахивая геологическим молотком, Вадик бултыхался в воде, повизгивая от холода. Фонарь у него потух, волосы облепили лицо. Незначительная чужая беда зачастую вызывает смех – загоготали и мы, и бригада на берегу. Вадик яростно пошел вброд и выбрался на наш пятачок, мелко стуча зубами.

– Я вам молоток нес, а вы смеетесь, – сердито пробурчал он, подав мне инструмент. Наверное, специально для такого момента из дому прихваченный. Вот, значит, куда Вадик девался – бегал за ним к рюкзаку.

– Спасибо, не дуйся, – примиряюще сказал я. – Видишь углубление? Думается, не случайно дорожка к нему ведет. Кладообразователи любят оставлять различимые для понимающих людей знаки. Тот, кто эту дорожку мостил, дает нам указание, что мы идем по верному пути. Ты как считаешь?

– Тебе виднее, – вздохнул Вадик, пытаясь отжать на себе одежду. – Ты следопыт, ты и ищи.

– Ну, ладно. – Я поудобнее перехватил молоток и внимательно исследовал выемку. – Начнем, благословясь.

Первые же удары по натечной коре дали понять, что фортуна не оставляет меня своей милостью. Стена дрогнула и отозвалась металлическим гулом, на пол посыпался отбитый кальцит, а в луче фонаря тускло блеснула изрубленная непонятными значками желтая поверхность.

– В масть! – Я прильнул к обнажившемуся металлу. – Золото. Вот оно! В этой местности было золото, и я его нашел!

Компаньоны стиснули меня плечами, торопясь дотронуться до желтой стены.

– Мой отец погиб не зря, – прошептал Вадик.

– Вот оно, золото шаманов! – я активно заработал молотком, скалывая наплыв.

Постепенно нашим глазам открывалась ошеломляющая картина: полукруглая стена высотой чуть более полутора метров, сделанная из чистого золота. От ударов она вибрировала и гудела, словно огромный ритуальный гонг.

– Да она вся золотая! – воскликнул Вадик, скользя по ней ладонями. Под его ногами захрустел известняк. – Настоящее чистое золото!

– Надеюсь. – Я отступил на шаг, наслаждаясь великолепным зрелищем стены из благородного металла. Кто-то вделал в камень две большие пластины, составляющие половинку окружности. А за ними… Что могло быть за ними? Древние эвенки владели обработкой металлов, так что Золотые Врата могли скрывать целый пантеон языческих богов, изготовленных, надо полагать, из того же материала. – Кажется, мы нашли подземный храм.

– Здорово, – пробасил Слава, хлопнув меня по спине. – Я знал, что ты дороешься!

Друзья были в припадке кладоискательской эйфории. Вадик елозил на коленях перед Вратами и едва их не целовал. Слава радостно скалился. Кажется, он еще не совсем врубился, ЧТО мы нашли! Меня охватил давно забытый детский восторг.

Мы стояли и смотрели, наслаждаясь первозданной красотой храмовых ворот, словно созданных природой, как все в этом чудесном зале. Слава курил сигарету за сигаретой. Вадик с идиотской улыбкой сел на кучу известковых обломков. Я опустился на корточки и рассмотрел выбитые резцом значки на поверхности створок. Рисуночки напоминали пиктограмму, только смысл ее был неясен.

Пиктографическое письмо, вообще-то, для того и предназначено, чтобы один не слишком обремененный умом человек быстро понял, что хочет сообщить другой обладатель примитивного разума. Оно возникло во времена неолита и до сих пор встречается у некоторых племен, затормозившихся в развитии на первобытном уровне. Местные оленеводы широко использовали его еще в двадцатых годах. Не исключено, что это самый древний образец письменности народов Севера. А уж об уникальности и говорить не приходится.