Барышня-попаданка (СИ) - Кольцова Анастасия

— Дашенька хорошая девочка, просто с фантазией, — отмахивается Марья Ильинична, уже привыкшая к моему своеобразному поведению. — Ничего, Катенька, ты к ней привыкнешь, и даже полюбишь её.

— С чего бы, — фыркает недовольная Катенька, и отворачивается.

Что, ж я её понимаю.

— А вот граф Воронцов, — с придыханием говорит бывшая фрейлина, указывая на бледного темноволосого молодого человека. Недолго же она обижалась!

— А чем он занимается, этот граф? — спрашиваю я.

— Граф Воронцов тоже довольно близок к императору, — уклончиво отвечает Катенька. — Наш император склонен к вере во всё мистическое, а граф помогает ему подмечать тайные знаки.

— Какие ещё такие знаки? — недоумеваю я. Я-то думала, что в этом дремучем времени хотя бы император грамотный человек, а он какой-то ерундой увлекается!

— Для того, чтобы считывать и понимать подобные знаки, человек должен работать над собой, — я даже не заметила, когда бледный темноволосый граф успевает подойти к нам почти вплотную. — По мере нравственного очищения происходит приобщение ко все более высокой мудрости, и на самой верхней ступени этой мудрости вера переходит в очевидность.

— Чего-чего? Какая ещё очевидность? — удивлённо спрашиваю я. Ни одного слова ни поняла из того, что он сказал!

— Когда-нибудь вы всё поймёте, — улыбается мне граф, и скрывается в толпе.

— Что это вообще было? — недоумённо спрашиваю я, но кажется Катенька тоже не в курсе.

— Интересный молодой человек, я бы с удовольствием побеседовал с ним о философии, — говорит Владимир, глядя ему вслед.

— Неплохая такая работа — тусить с императрицей, — я с интересом гляжу вслед этим изысканно одетым девушек с прикреплёнными к груди голубыми бантами, на каждом из которых висит украшенный драгоценными камнями маленький портрет Елизавет Алексеевны. Почти как портрет Анатолия, который я видела на столе в комнате Дашеньки Елецкой, только чуть крупнее.

— Ты так говоришь, будто легко быть фрейлиной! — Катенька задирает свой хорошенький носик. — Ничего подобного! Нужно было быть полностью в курсе дел Двора, знать дни рождения важных особ, дни именин, титулы, ранги, уметь ответить на тысячу вопросов, которые государыня могла задать… А ещё во время дежурства фрейлина не может никуда отлучаться и в любую минуту должна была быть готова явиться по вызову императрицы.

— Почти тоже что горничная, только в красивом платье, — я вспоминаю, как Маринка рассказывала мне о том, что у неё совсем не свободного времени, и нахожу в этом некое сходство.

— Дашенька у нас ещё не утратила своей прекрасной сельской наивности, — оправдывает меня Марья Ильинична, поймав недоумённый взгляд супруга своей старшей дочери. — Ничего, поживёт пару недель в столице, обретёт столичный лоск, и больше не будет так конфузиться.

— Надеюсь она сделает это до того, как успеет опозорить всё наше семейство, — недовольно бурчит Катенька и подаёт руку своему супругу — до мига, когда оркестр заиграет вальс, остаётся совсем немного времени.

Ожидаемо, что с первыми звуками музыки меня приглашает на танец Владимир, и мы начинаем кружиться вслед за другими парами, куда более высокопоставленными, чем пара, состоящая из пафосного княжича и вечно недовольной окружающей действительностью попаданки, мечтающей вернуться в своё время.

— О чём задумалась, дорогая невеста? — интересуется Владимир, и я напрягаю мозг, чтобы придумать нечто правдоподобное. Не рассказывать же ему, что как обычно, думаю о том, как бы от него свалить!

— Конечно же о предстоящем браке, дорогой жених, — скромно потупив взор отвечаю я. — Ведь возможно после бракосочетания вы хотя бы разок меня поцелуете.

— Что-что? — переспрашивает Владимир, и по его лицу вижу, что он не может определиться — краснеть ему нужно или смеяться. Всё же он выбирает второй вариант, и мы чуть не сбиваемся с такта оттого, что он с трудом сдерживается, чтобы не начать складываться пополам от приступа хохота.

Чтобы не оконфузиться мы вальсируем подальше от танцующих и поближе к колоннам, останавливаемся неподалёку от Марьи Ильиничны и Алексея Петровича, и внезапно сбывается мечта Владимира о философской беседе с графом Воронцовым. Ума не приложу, как и зачем столько влиятельная со слов Катеньки персона посещает наш уголок, но почему-то это происходит.

Воронцов подходит зачем-то к вернувшейся после танца Катеньке, она, пользуясь случаем, представляет его всему нашему семейству, и Владимир не упускает случая завести с ним разговор.

Ни мистикой, ни философией я не увлекаюсь, поэтому встаю возле Марьи Ильиничны и Катеньки, и начинаю слушать, каких ещё известных персон моя названая сестрица заметила в толпе.

Долго послушать не удаётся, потому что симпатичный щеголеватый молодой человек представляется мне Михаилом Алябьевым, и приглашает меня на следующий танец. Я не отказываюсь — зря что ли на бал пришла, время надо проводить с удовольствием.

Потом меня приглашает на танец кузен Михаила, потом их общий друг, так что я не скучаю. Когда в перерыве между танцами возвращаюсь к названой маменьке отдышатся, замечаю, что философская беседа подходит к концу, и загадочный собеседник Владимира собирается нас покинуть.

— Хорошего вечера, Дарья Алексеевна, — желает граф Воронцов, проникновенно глядя мне в глаза, и целует мою руку.

— И вам, — недоумённо отвечаю я. Ума не приложу, что во мне нашла эта высокопоставленная персона! Или он со всеми такой вежливый?

— Рад был встрече. Она дала мне понять, что всё, чем я занимаюсь — не зря, и обязательно приведёт к результату, — граф кивает Владимиру, одаривает меня ещё одним внимательным взглядом и скрывается в толпе.

— О чём говорили? — спрашиваю я у Владимира. Интересно же узнать, на что он променял танцы со своей умопомрачительно обаятельной невестой!

— Граф Воронцов рассказывал о знаках, — рассеянно отвечает Владимир. — Говорил, что в начале осени звёзды показали ему пришествие двух важных для истории нашего государства персон,

— Но почему он рассказывал это именно тебе? — недоумеваю я. — В зале полно народу, не мог кого-нибудь посимпатичнее выбрать?

— Граф сказал, что на днях ему был знак, говорящий, что в его окружении появится новый человек, и он думает, что это я, — Владимир пропускает мою колкость мимо ушей.

— И зачем ты ему нужен?

— Этого граф не сказал, — пожимает плечами Владимир. — Мы говорили не только об этом, но не думаю, что остальная часть разговора не может быть тебе интересна. Потанцуем?

И оставшуюся часть бала мы проводим в вальсах, менуэтах, и полонезах.

По возвращению домой Маринка снимает с меня бальное платье, пошитое Катенькиной модисткой, я переодеваюсь в ночной пеньюар, который уже научилась отличать от платья, и уже готовлюсь ко сну, как вдруг слышу стук в дверь.

Выхожу из комнаты, и вижу своего драгоценного жениха.

— Хороших снов, дорогая невеста, — ехидно желает мне Владимир, я собираюсь что-то ответить, но не успеваю — он плотно прижимает меня к стене и накрывает мои губы своими. Я тону в этом неожиданном страстном поцелуе и хочу, чтобы он длился целую вечность. Но Владимир прерывает поцелуй так же неожиданно, как и начинает.

— Остальное после свадьбы, — ухмыляется пафосный княжич, и не дожидаясь моего ответа, сбегает в свою комнату.

Это что, шантаж? Не собираюсь я за него замуж выходить! Но, чёрт, как же сложно устоять от замужества, когда тебя так страстно уговаривают!

9. Портрет

— Дорогая невеста, у меня для тебя сюрприз, — после завтрака Владимир заглядывает в мою комнату, заговорщицки улыбаясь, и я начинаю гадать, что бы это такое могло быть.

— Сюрприз? А где он? — спрашиваю я, надеясь получить от жениха хотя бы одну подсказку.

— Он ждёт нас в гостиной, — Владимир подаёт мне руку, и мы спускаемся вниз.

Ума не приложу, что это такое может быть! Но как только мы входим в гостиную, сразу же догадываюсь — ведь где за мольбертом уже раскладывает кисти бородатый мужчина лет тридцати, очевидно, художник.