Огненное прикосновение - Линда Ховард

– Да, знала. – Трудность заключалась в том, что, если он захочетчет ее снова, она должна будет уступить и довериться его заверениям, что на этот раз будет легче. Назад пути нет – девственность не вернуть, и, как ни странно, Энни этого и не хотела. Она все еще не могла справиться с поразительным открытием, что любит его, но она действительно его любит, а это значит – отдавать себя ему.

Рейф наклонил голову и поцеловал ее, большая рука накрыла ее грудь с не знающей колебаний властностью.

Он снова поцеловал ее и отпустил, поворачиваясь к двери и надевая шляпу.

– Пойду займусь лошадьми и проверю ловушки, пока ты приготовишь завтрак.

– Погоди! – Энни пристально посмотрела на него. Пускай он вчера проработал весь день, а потом занимался с ней любовью, но ведь всего лишь пару дней назад он был очень болен. Ей не хотелось отпускать его одного проверять ловушки.

Рейф остановился, вопросительно глядя на нее. Неожиданно Энни почувствовала себя глупо, сама не зная почему.

– Разве ты не хочешь сначала выпить чашку кофе?

Он бросил взгляд на очаг.

– Он не готов.

– Скоро будет готов. Тебе необходимо что-нибудь горячее, прежде чем ты снова выйдешь наружу. Подожди, после завтрака я пойду с тобой.

– Твое пальто недостаточно теплое, чтобы долго находиться в лесу при такой погоде.

– Все равно подожди завтрака.

– Зачем? Я уже все сделаю, пока ты приготовишь.

Она торопливо сказала:

– Потому что я не хочу, чтобы ты один проверял ловушки.

Рейф изумился.

– А почему?

Вдруг вопреки всякому здравому смыслу Энни охватило раздражение.

– Три дня назад ты горел в лихорадке и едва мог ходить,

вот почему! Не думаю, чтобы ты достаточно поправился, чтобы бродить по горам. А что если ты упадешь или слишком ослабеешь и не сможешь дойти обратно?

Он ухмыльнулся, сгреб ее в охапку и крепко поцеловал.

– Это было три дня назад, – сказал Рейф. – Теперь я прекрасно себя чувствую. Ты меня вылечила.

Он отпустил Энни и вышел из хижины, прежде чем она смогла остановить его. Вероятно, она сама не понимала, насколько он прав. О, ее врачебное искусство помогло, ее примочки и травяные чаи, швы и перевязки, ее заботливое внимание, но вылечила она его жаром своих прикосновений. Рейф почувствовал их силу, распространяющуюся по всему телу, в ту первую ночь. Он не понял тогда, не знал, как спросить ее об этом, но он не сомневался, что Энни могла бы исцелить его даже без своих познаний в медицине.

Рейф напоил и накормил лошадей, затем, настороженно поглядывая на низкие серые тучи, начал осматривать ловушки, которые раньше поставил. В третьей оказался кролик. Славный котелок рагу из кролика пополнит их скудные запасы еды! Ощущалось приближение снегопада – могло выпасть всего несколько дюймов снега, а могло и несколько футов, что удержит их в хижине надолго. При мысли о том, что придется сидеть взаперти вместе с Энни, его лицо расплылось в глупой улыбке. Если бы с едой было получше, он был бы вовсе не против.

Оглушив кролика, Рейф снова насторожил ловушку, затем поспешно проверил остальные, но кролик оказался единственной добычей. Выбрав место подальше от хижины, он освежевал и разделал тушку, затем отнес ее к ручью, чтобы ополоснуть и смыть кровь с рук. Прикинув, что завтрак уже должен быть почти готов, Рейф с радостью вернулся в тепло хижины.

Энни с тревогой обернулась, когда он открыл дверь, но, увидев, что с ним все в порядке, успокоилась. Ее взгляд упал на тушку в его руках.

О, хорошо, ты добыл... что бы это ни было. – Кролик.

Сбросив куртку и шляпу, Рейф с благодарностью принял чашкy горячего кофе, которую ему налила Энни, и потягивал из нее, пока она готовила и раскладывала их скудный завтрак.

Они уселись на пол, и он опустил ладонь на ее затылок, прижал к себе и поцеловал крепким, голодным поцелуем. Энни порозовела и слегка запыхалась. Рейф изумлялся, как это он так долго продержался, черт возьми! Ведь теперь он не мог заставить себя не дотрагиваться до нее.

Они поели, затем Рейф помог ей помыть немудреную посуду. Выходя из хижины, чтобы принести еще воды, он остановился в открытых дверях, несмотря на холод, и позвал:

– Иди посмотри на снег.

Обхватив себя руками, чтобы согреться, Энни подошла и стала рядом. Громадные белые хлопья бесшумно кружились и падали на землю. В лесу стояла тишина как в соборе. За то короткое время, пока они ели, земля покрылась белым ковром, и все больше снега кружилось в призрачном танце. Рейф обнял ее одной рукой, и Энни прислонилась головой к его груди.

– Ты вчера целый день знал, что пойдет снег, – сказала она. – Поэтому ты настаивал, чтобы мы собрали столько дров и получше устроили лошадей.

Она почувствовала, как напряглись его стальные мускулы.

– Да.

– Ты был вполне здоров, и времени было достаточно. Ты мог отвезти меня назад, в Серебряную Гору.

Он снова повторил:

– Да.

– Почему ты этого не сделал?

Некоторое время Рейф молчал, они оба смотрели, как падает снег. Наконец он заговорил:

– Я не мог еще отпустить тебя.

Затем он поднял ведро и пошел сквозь снегопад к ручью.

Энни быстро закрыла дверь и встала поближе к огню, потирая руки, чтобы снова согреться. «Я не мог еще отпустить тебя». Она чувствовала одновременно грусть и возбуждение, потому что, судя по этим словам, он все же намеревался вернуть ее домой и уехать, как она и боялась. И все-таки... никто до него не считал ее особенной, кроме отца, а он был, естественно, не объективен. Глядя в зеркало, она видела довольно худую женщину, уже миновавшую пору расцвета, с усталым, но приятным лицом. В ее внешности не было ничего примечательного, хотя иногда она сама с изумлением замечала, что ее глаза могут казаться почти черными, ярко выделяясь на лице. И, несомненно, она никогда раньше не вызывала ни в ком страсти.

А Рейф смотрел на нее со страстью с самого начала. Она сама ее чувствовала, однако была слишком невежественна и не знала, что это страсть. Но Рейф знал, и именно это придавало его глазам такой опасный блеск. Он хотел ее тогда и хотел сейчас с той же неутолимой жаждой, хоть и сдерживался, заботясь о ней.

К тому времени как Рейф вернулся от ручья, Энни начала готовить рагу из кролика. Ради предосторожности он протянул веревку от хижины к загону для лошадей, чтобы можно было, держась за нее, пробираться к животным в случае, если поднимется ветер и превратит тихий снегопад в пургу. Потом он принес еще хвороста. Поскольку из-за холода нельзя было открыть ставни на окнах, в хижине было темно – единственным источником света оставался огонь. Из-за того что жгучий холод выстудил хижину больше обычного, Рейф пренебрег своей привычной осторожностью и развел сильный огонь. Маловероятно, чтобы кто-нибудь, несмотря на непогоду, вздумал наведаться сюда, даже если бы дым можно было заметить сквозь снежную пелену.