Покровитель - Дин Кунц

На следующий день, во время часов посетителей, Тельма Акерсон пришла посмотреть на ребенка и новоиспеченную мать. Все еще одетая в стиле панк – длинные локоны с белой полосой, свисавшие на левую сторону головы, и короткая стрижка на правой, – она ворвалась в отдельную палату Лауры, подскочила к Данни, обняла его и сказала:

– Господи, какой ты здоровый. Ты просто мутант. Судя по тебе, твоя мать была обычным человеком, но отец был медведем гризли.

Она подошла к постели, где Лаура лежала на трех подушках, поцеловала ее в лоб и щеку.

– Я ходила в детскую комнату и посмотрела на Кристофера Роберта через стекло, он очарователен. Но боюсь, вам понадобятся все миллионы, которые вы получаете за свои книги, ребята, чтобы этот парень пошел в отца, и вам придется тратить на еду не меньше тридцати тысяч в месяц. Если вы будете его плохо кормить, он съест всю вашу мебель.

– Я рада, что ты пришла, Тельма, – сказала Лаура.

– Разве я могла не прийти? Если бы я только играла в мафиозном клубе «Байон» в Нью-Джерси и мне пришлось бы прервать спектакль, чтобы успеть на самолет, только в этом случае я могла не приехать, потому что стоит прервать контракт с этими ребятами, как они тут же отрежут вам пальцы. Но я была на западе Миссисипи, когда получила эти новости, и только ядерная война или вечеринка с Полом Маккартни могла задержать меня.

Почти два года назад Тельма наконец получила постоянное место на сцене Импрув, и она пользовалась успехом. Она наняла агента и прекратила игру во второстепенных клубах. Лаура и Данни дважды ездили на ее представления в Лос-Анджелес, и это было действительно весело. Она писала свои собственные сценарии, а потом воплощала их в комических спектаклях на сцене. Ее игра имела один необычный аспект, который должен был сделать ее либо национальным феноменом, либо объяснить полную неизвестность; в ее шутках чувствовалось сильное влияние меланхолии и трагичности жизни, которые она высмеивала с удивительным успехом. В действительности это было похоже на романы Лауры, но, в отличие от читателей, люди, которые приходили на представления Тельмы, хотели смеяться.

Тельма наклонилась над кроватью, посмотрела на Лауру и сказала:

– Эй, ты побледнела. И эти круги вокруг глаз…

– Тельма, дорогая, мне не хотелось бы разрушать твоих иллюзий, но на самом деле детей не приносит аист. Мать должна вытолкнуть его из своего чрева, и это довольно трудно.

Тельма тяжело посмотрела на нее, потом перевела свой тяжелый взгляд на Данни, который подошел к другой стороне кровати, взял Лауру за руку и спросил:

– Что случилось?

Лаура вздохнула, сморщилась от неудобства и тихо поменяла позу. Она сказала Данни:

– Я же говорила тебе, что это настоящая ищейка.

– Беременность не была легкой? – спросила Тельма.

– Она была довольно легкой, – сказала Лаура, – чего нельзя сказать о родах.

– Ты не… могла умереть или что-нибудь еще, Шан?

– Нет, нет, нет, – сказала Лаура, Данни еще крепче сжал ее руку.– Ничего такого драматичного. Мы знали с самого начала, что будут трудности, но мы нашли лучшего доктора, и он не отходил от меня. Только… Я не смогу больше иметь детей. Кристофер будет нашим единственным ребенком.

Тельма посмотрела на Данни, на Лауру и тихо сказала:

– Прошу прощения.

– Все в порядке, – сказала Лаура, выдавливая улыбку.– У нас теперь есть маленький Крис, и он прекрасен.

Воцарилось неловкое молчание, после которого Данни сказал:

– Я еще не завтракал и проголодался. Я собираюсь сходить в кафе на полчаса.

Когда Данни ушел, Тельма сказала:

– Ведь он не голоден, так? Он просто знает, что нам надо поговорить с глазу на глаз.

Лаура улыбнулась.

– Он такой хороший.

Тельма убрала с одной стороны кровати стойку и сказала:

– Если я запрыгну сюда и сяду рядом с тобой, я ведь не потревожу твои внутренности? Ты не станешь неожиданно обливать меня кровью, а, Шан?

– Я постараюсь не делать этого.

Тельма запрыгнула на высокую больничную кровать. Обеими руками она взяла руку Лауры.

– Послушай, я прочла «Шадрач», и она чертовски хороша. Ты сделала то, что пытаются сделать все писатели.

– Ты очень добра.

– Я грубая и циничная шлюха. Послушай, я говорю серьезно о книге. Она великолепна. Я увидела в ней и Бовин Боумайн, и Тамми, и Буна – приютского психиатра. Я увидела в ней таких разных людей. Тебе удалось их прекрасно описать, Шан. Господи, ты их как будто снова вернула в мою жизнь, меня даже охватил такой озноб, что мне пришлось отложить книгу и пойти прогуляться под солнцем. В то же время я смеялась как ненормальная.

Лаура чувствовала слабость в каждом мускуле и в каждом суставе. У нее не было сил привстать с подушек и обнять свою подругу. Она только сказала:

– Я люблю тебя, Тельма.

– Угря там, конечно, не было.

– Я припасла его для другой книги.

– И меня тоже, черт возьми. Меня нет в книге, хотя я самый яркий персонаж из тех, кого ты когда-либо знала!

– Я посвящу тебе отдельную книгу, – сказала Лаура.

– Ты что-то сказала?

– Да. Я посвящу тебе следующую книгу.

– Послушай, Шан, тебе лучше сделать меня красавицей, иначе я надеру тебе задницу. Ты слышишь меня?

– Я слышу тебя.

Тельма пожевала свою губу и сказала:

– Ты собираешься…

– Да. Я собираюсь посвятить ее и Рути тоже. Они замолчали, держа друг друга за руки. Неожиданные слезы затуманили глаза Лауры, но она заметила, что Тельма тоже часто заморгала.

– Не надо. Это смоет твой искусный панковский макияж.

Тельма подняла одну ногу.

– Как тебе эти сапоги? Черная кожа, острые носки, подкованные каблуки. Они делают меня настоящей королевой, не правда ли?

– Когда ты вошла, я сразу же подумала о том количестве мужчин, которых ты окрутила.

Тельма вздохнула и громко шмыгнула носом.

– Шан, послушай меня хорошенько. Твой талант может быть гораздо драгоценнее, чем ты думаешь. Ты можешь выразить людские жизни на бумаге, и когда люди исчезают, их жизни остаются в твоих книгах. Ты можешь выражать в книгах чувства, и каждый, кто читает их, чувствует те же самые ощущения, ты можешь затронуть сердце, ты можешь напомнить нам, что значит быть человеком в мире, который делает все, чтобы мы это забыли. Это настоящий талант, ради которого ты заслуживаешь жить больше, чем кто-либо другой… я знаю, как бы ты хотела иметь семью… троих или четверых детей, как ты и говорила… поэтому я знаю, как тебе сейчас плохо. Но у тебя есть Данни, Кристофер и этот удивительный талант, а это уже очень много.

Голос Лауры дрожал:

– Иногда… я так чего-то боюсь.

– Чего ты боишься, малыш?

– Я хотела иметь большую семью… и я боюсь потерять то, что у меня есть.