Выбор - Анна Белинская

Мне хочется поскорее уйти.

Последние полчаса я сижу, как на иголках, и не нахожу себе места. Но прежде, чем я покину порог этого дома, мне просто крайне необходимо поговорить наедине с Даней. Распутать этот клубок недосказанности и недопонимания.

Ищу глазами Филатова, но случайно натыкаюсь на девушку. Очень красивую. Высокую, стройную, с густой копной белокурых волос, которые собраны в хвост. Она такая яркая и модная, что не заметить ее сложно. И этой красавицы, определенно, не было с самого начала праздника.

Девушка смотрит неморгающим цепким взглядом, а её пальцы нервно перебирают ремешок стильной сумочки. Прослеживаю за траекторией её внимания и замечаю, что оно направлено на Данилу. Во взгляде девушки нет радости от предвкушения встречи. В нем щемящая тоска и адская боль…

Красавица стоит отдаленно от всех и, кажется, не собирается подходить. Возможно, она даже не хочет, чтобы ее замечали.

Я смотрю на Филатова, возбужденно общающегося с друзьями. Выгнув бровь, он откидывает голову и громко смеется. А когда случайным образом Даня спотыкается о фигуру девушки, его улыбка моментально меркнет. Незнакомка болезненно передёргивает плечами и прикрывает глаза, из-под опущенных ресниц которых катиться хрустальная одинокая слеза.

Данила не улыбается. И она тоже.

Он не стремится ей на встречу. И она тоже.

Он молчит, а она плачет.

Но они понимают друг друга, разговаривая глазами.

Всего несколько минут. А затем она стремительно уходит…

Кто она? Почему не подошла? Почему они даже не поздоровались?

Единственное, в чем я абсолютно уверена — они близки и им обоим безмерно больно. Их боль ощутила даже я. Она настолько сильная, разрушающая и давящая, что в моей груди образовался вязкий комок.

После ее поспешного ухода, вернее побега, Данила вновь заметно замыкается, закрывается от общения с ребятами, отвечая на их вопросы односложно, кратко и нервно, хоть и старается не показывать своего разрозненного внутреннего состояния. Я вижу, как подрагивают его руки. И мне, черт возьми, это не нравится.

Прошу Михаила помочь проводить гостей, ссылаясь на усталость виновника торжества. Даниле определенно достаточно на сегодня эмоций. Их надо переварить и осознать. Принять, что так теперь будет часто.

Ребята понимающе собираются и поочередно прощаются с Данилой. Парень держится отстранённо, но пытается никого не обидеть и остаться предельно вежливым. Провожаю гостей, благодаря за помощь и участие, беспокойно поглядывая на Даню.

Когда в беседке мы остаемся одни, я придвигаюсь к парню ближе, но никак не решаюсь начать разговор. А сделать это нужно. Мне бы не хотелось, чтобы вся моя работа и Данины усилия пошли коту под хвост. Ловлю себя на мысли, что дико злюсь на незнакомку, пошатнувшую психологическую стабильность Филатова.

— Данила, ты здесь? — начинаю довольно грубо. Он сидит и смотрит в одну точку как отрешенный.

Я не собираюсь его щадить и жалеть.

— Да.

— Думаю, нам есть, о чем поговорить, — надавливаю.

Он согласно кивает. Смотрит вперед, не поворачивая ко мне головы.

— Кто она, Данила? — не вижу смысла ходить вокруг да около.

Я знаю, что он понимает, о ком я спрашиваю, но отвечать не торопится.

— Кто она? – повторяю с нажимом. — Даня, я понятия не имею, кто эта женщина и что вас с ней связывает или связывало, но после ее появления ты изменился. Снова ушел в себя и замкнулся. Послушай, — беру его прохладную руку в свою, пытаясь обратить его внимание на себя, — мы столько времени, сил, нервов потратили, чтобы добиться такого результата, а ты собираешься одним махом обесценить наши с тобой труды? — но парень так и не поворачивается ко мне, упрямо вглядываясь вперед. – Это, как минимум, обидно. Даня, ты обижаешь меня. Мне…

— Мы собирались пожениться.

Я замолкаю, подбираюсь, боясь спугнуть этот момент откровений. Филатов держит мою руку, слегка поглаживая большим пальцем ладонь, но на меня по-прежнему не смотрит.

— Мы встречались два года до аварии, планировали будущее, — говорит медленно, растягивая слова, справляясь с трудностями дефекта речи. Ег голос сухой и безжизненный словно опавшая листва.

— Что случилось потом? – интересуюсь мягко, не тороплю, давая собраться с мыслями, потому что я, кажется, знаю, что случилось после.

— Авария, – крепко сжимает глаза, будто проживает тот день снова. — Знаешь, Саш, инвалидное кресло не входило в ее картинку о красивой и счастливой жизни, — шумно выдыхает.

Я понимаю, о чем он.

— Ты поэтому закрылся от всех?

— Она стала приходить реже, а потом пропала окончательно. Когда я нуждался в ней, она предала меня, — его левая рука сжимает подлокотник кресла, а правая яростно сжимает мою. В эту силу Данила вкладывает всю свою невыплаканную боль и обиду. — Мне не хотелось жить, понимаешь? — смотрит глазами, полными разочарования и тоски.

Теперь понимаю.

Понимаю, почему он отказывался от реабилитации, почему сложил руки и не боролся, оставляя нести себя течением вниз по реке к обрыву.