Три повести - Сергей Петрович Антонов

Доставалось многим. «Продергивали» даже самого Ивана Саввича. На сцену выходил Леня в бриджах, с наклеенными усами, а навстречу ему, едва удерживаясь от смеха, шел Витька, изображающий собой огурец. Между Иваном Саввичем и огурцом происходил следующий разговор:

Огурец: Когда будет овощехранилище?

Иван Саввич: Ты еще зелен меня учить! Вот пожелтеешь — тогда построим.

Было еще много номеров такого рода, и все они Игнатьеву понравились.

— А теперь я вам прочитаю лекцию на экономическую тему, — провозгласил Матвей.

Любопытные артисты, которым номер Матвея был так же неизвестен, как Игнатьеву и Тоне, с приготовленными улыбками столпились возле сцены.

Однако показать свою лекцию Матвею не удалось: в зале появилась Лариса. Тоня взглянула на нее из-за плеча Игнатьева и вся сжалась.

Всегда, когда Лариса выходила из равновесия, верхняя тонкая губка ее оттягивалась вверх вслед за вздернутым носом от нижней пухлой, румяной губы, и лицо ее принимало неприятное, брезгливое выражение. Это выражение особенно поразило Тоню теперь, когда на бледных щеках и на лбу Ларисы проступали коричневые, словно лаковые, пятна.

Стрельнув по сторонам быстрым птичьим взглядом, Лариса подошла вплотную к сцене и сказала Матвею глухим, идущим изнутри голосом:

— Ступай домой.

Матвей растерянно смотрел на нее.

— Ступай домой, понял? — повторила она.

В ее заплывающем ненавистью взгляде было что-то такое, чего испугался даже Матвей. Он надел пиджак и, не сказав ни слова, пошел вслед за женой к выходу.

Они молча прошли между скамейками, и только у двери Лариса спросила Матвея:

— Что же ты говорил, что ее здесь не бывает?

На другой день Шурочка застала Матвея возле избы Алевтины Васильевны. Матвей колотил кулаками в дверь и стращал сваху самой отборной руганью. Алевтина Васильевна отвечала из сеней, что ничего не боится и что у нее есть свидетели. Ни о какой репетиции в этот день не могло быть и речи — Матвей был настолько пьян, что не узнал Шурочку.

Следующая репетиция тоже сорвалась: Матвей ни с того ни с сего заночевал в МТС. И Тоня поняла, что живая газета медленно, но верно рассыпается.

Впрочем, несмотря на неудачи, клуб все-таки наполнялся жизнью.

На первую беседу о кукурузе собрались только те, кому явка была обязательна. Беседа строилась на вопросах и ответах. На виду у всех Тоня заглядывала в книги, листала свои старые конспекты, а иногда просто говорила: «Я этого еще не знаю, товарищи», — и смущенно улыбалась, показывая свой остренький зубик. В общем, она вела себя совсем иначе, чем Дима Крутиков, но именно это ее поведение привело к тому, что разговор получился полезным, и она была бы совсем довольна, если бы ее не озадачил дедушка.

Когда все стали расходиться, он подошел к ней и спросил:

— А когда же будет твоя лекция?

— Так вот это и была лекция, — ответила Тоня.

— Разве это лекция! — протянул дедушка, подошел к урне и плюнул.

На вторую беседу народу собралось больше, и среди присутствующих Тоня увидела несколько человек, явка которых была вовсе не обязательна. На задней скамейке она заметила Уткина, и присутствие его навело Тоню на мысль не просто рассказать о минеральных удобрениях, а показать их пользу на практике.

Первым ухватился за эту идею сметливый Уткин. Тайная мысль его состояла в том, что на таком деле легче всего можно доказать бессмысленность траты денег на «отраву».

Он согласился взять шефство над «опытным участком», и вскоре ящики, наполненные землей и снабженные табличками, стояли в фойе.

В ящиках прорастала пшеница, а из табличек было видно, в каком ящике почва удобрена, а в каком оставлена без удобрений.

К этому времени были составлены наметки пятилетнего плана развития хозяйства «Волны», и Леня вместе с любителем электрических эффектов Зефировым соорудили стеклянную витрину, на которой изображалась схема земель колхоза и хозяйственные службы, намеченные к постройке по пятилетнему плану.

Под витриной находились пять штепселей, соответствующих годам от 1956 до 1960, и при включении вилки в штепсель освещались новые земли, очищенные от ольшаника и включенные в севооборот, и новые постройки, которые должны быть готовы к этому году.

Особенное удовольствие витрина доставляла дедушке Глечикову. Он назубок изучил схему и экзаменовал девчат: «А ну, что у нас будет к пятьдесят восьмому году?» То-то и то-то, отвечали девчата. «А вот и не так!» — ликовал дедушка и тыкал вилку в штепсель.

С обязанностями библиотекаря дедушка справлялся хорошо. Никаких записей и карточек он не признавал, но кто и какую взял книгу, когда обязан ее вернуть — помнил удивительно крепко, к должникам ходил в избы и устраивал такие скандалы, что ему, кроме казенных книг, отдавали и свои — только бы отвязался.

Правда, первое время были и у него неполадки. Однажды для плаката «Что читать доярке?» он содрал обложки со всех брошюр на животноводческие темы. Новинки, полученные из библиотечного коллектора, дед прятал для начальства, а простому народу из новых книг давал только стихи.

Вскоре Шурочка подняла бунт, и дедушке Глечикову скрепя сердце пришлось выставлять новинки для всеобщего обозрения.

В начале апреля приехал Игнатьев, на этот раз не один. С ним был сухощавый парень в мохнатой кепке, с «фэдом» через плечо. Игнатьев вызвал Леню и познакомил его с парнем, который оказался корреспондентом областной газеты. Парень имел намерение написать про агитколлектив «Волна» статью и сфотографировать наиболее удачные номера.

Пришлось объяснять, что агитколлектив рассыпался.

— Что значит — рассыпался? — спросил Игнатьев сурово. — Как же это вы допустили?

Игнатьеву было очень досадно. Он собирался похвастаться хорошей постановкой культурно-массовой работы в своей зоне и нарочно повез корреспондента в отдаленную отсталую «Волну».

И вдруг — такая неприятность.

— Я говорил, надо было в «Новый путь» ехать, — заметил корреспондент.

Леня начал оправдываться, ему пришлось кое о чем умалчивать, и объяснения его были сбивчивыми и неясными. В конце концов он совсем запутался и все свалил на Тоню.

Тоню нашли на поле, на участке, отведенном под кукурузу.

— А, товарищ Игнатьев, — весело крикнула Тоня. — Ну как, запомнили, что такое лизуха?

— Здравствуйте, — сказал Игнатьев, всем своим видом показывая, что шутливый тон на этот раз неуместен. — Почему распался агитколлектив?

— Нет руководителя, — объяснила Тоня.

— Как же так? Был же руководитель — Морозов. Куда он девался?

Тоня промолчала.

— Нехорошо, товарищ Глечикова. Вы — наша опора, представитель интеллигенции на селе, и так халатно относитесь. У меня имеются сведения, что вы и сами отказывались помочь коллективу и