Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ) - Володина Жанна

- Интересно, - соглашается Анна и с какой-то опаской смотрит в окно на медленно уходящее за горизонт августовское солнышко. - Спасибо! Только мертвецы живые?

- Не за что. Не только мертвецы, - радостно отвечаю я и торжественно добавляю. - Еще утопленники и покойники! Они тоже живые!

Анна, поежившись, подходит к окну:

- Такие приятные молодые люди! - тихо говорит она. Подхожу к окну и я. Во дворе на лавочке сидит Кирилл, вытянув длинные ноги, вокруг него, размахивая руками и что-то рассказывая, буквально бегает Мышильда, счастливая, возбужденная, милая. Кирилл слушает ее рассеянно, но улыбаясь мягко, даже ласково.

- Они пара? - спрашивает Анна. - Ой, простите меня, некрасиво с моей стороны...

- Что вы, не надо извиняться, - успокаиваю ее я. - Пока не пара, но я надеюсь.

Анна понимающе усмехается. В это время Машка запинается за вытянутые ноги Ермака и красиво падает ему на колени.

- Неваляшка тоже одушевленное, - фыркаю я, восторгаясь Мышильдиной находчивостью. - Как и петрушка, а с ними леший, домовой, водяной, в общем, вся нечистая сила...

Кирилл, удерживающий в объятии Машку, вдруг резко вскидывает голову и встречается со мной взглядом. "Это ничего не значит. Меня не провести", - читаю я в этом взгляде и поспешно отворачиваюсь от окна.

В это время на лестнице раздаются негромкие шаги. Мы с Анной с испугом смотрим в окно еще раз: сестра и баскетболист все еще во внутреннем дворе. Кто это? Только что упомянутая нечистая сила?

- Варька! Ты у себя? - Сашкин голос бодр и весел. - Мы с Леркой приехали!

- Ну, или они, - смеюсь я. Отлегло.

Мы сидим в гостиной за нашим любимым большим круглым столом, покрытым нежно-розовой скатертью, церемонно пьем чай. Мышильда, с красными, горящими смущенным румянцем щеками, Анна, с любопытством наблюдающая за ней, Сашка и Лерка, полчаса назад познакомившиеся с Кириллом Ермаком и лукаво подмигивающие друг другу, и я, придумывающая самые разные, но обязательно агрессивные способы избавления от Кирилла.

Не поддаваясь на Мышильдины провокации, Ермак постоянно пытается встретиться со мной взглядом. Анна усмехается. Сашка с Леркой еле сдерживают смех. Мышильда ничего не замечает, поглощенная своими эмоциями и сосредоточенная на одном-единственном человеке за столом.

Мы уже обсудили все, что можно и нельзя: и Леркин рабочий день, и мои находки библиофила, и новые выходки Ваньки, Сашкиного сына, рассказанные его бабушкой и дедушкой, у которых он гостит, и даже Зинины оладушки. Последние две штучки я поставила на стол рядом с тортом Анны. Сашка попробовала и закатила глаза от удовольствия.

- Я помню их, бабушкины оладушки! - сказала она мечтательно. - Мы тогда у тебя физику учили. Макс тебя мучил часа три. А баба Лиза к чаю позвала. Это были именно они, такие же.

- А я мамины драники обожаю, - оторвавшись от созерцания Кирилла, подхватила тему Машка. - Она, кроме картошки, фарш в них добавляет и жарит до канцерогенной корочки. Мы с Варькой за них дрались даже с папой.

- Тебя послушать, так мы с тобой живем как кошка с собакой, - ласково ворчу я, признавая в душе лидерство Ритиных драников.

- А я скучаю по папиной жареной рыбе, - подключается Лерка, на которую Кирилл не обращает особого внимания, что становится шоком для всех, кроме самой Лерки. - Он ее в панировке делал, кусочки филе без единой косточки, хрустящие, остренькие.

- А Ванька мой полюбил дешевые пельмени из нашей "Пельменной". Мы с ним раз в месяц туда ездим специально. За "нашим" столиком сидим.

- Ваша "Пельменная"? - удивившись, переспрашивает Анна.

Сашка начинает ей рассказывать про "Пельменную" в парке возле школы, про наши почти ежедневные походы туда. Нет, не за пельменями, за общением.

Атмосфера становится какой-то щемяще теплой, ностальгически трогательной. Я оттаиваю и смотрю на моих гостей, даже на Кирилла, глазами, почти полными слез умиления. Он тут же неверно все понимает:

- Варя, можно с вами поговорить наедине? - спрашивает он, поворачиваясь ко мне всем своим тренированным, мощным телом.

Сашка закатывает глаза. Лерка улыбается. Анна от удивления распахивает глаза. Мышильда расстроенно смотрит на меня.

- Зачем наедине? - грубо сопротивляюсь я, тут же потеряв чувство очарования вечером. Если так пойдет и дальше, кто-то услышит, что он "хуже татарина".

- У меня тоже есть вкус детства, - приходит на помощь Анна. - Я вас на десять лет старше, даже на одиннадцать. В моем детстве была другая сгущенка. Вот совсем другая по вкусу. Сейчас такую найти не могу.

- Возможно, что вкусовые рецепторы тоже работают по-другому, не так, как в детстве, - мягко говорит Лерка-врач. - Но, скорее всего, вы правы. Вкус детства ощутить трудно.

- А я... А я, - торопится включиться в разговор Мышильда. - Я помню еще бабушкин торт "Фестивальный" с пятью разными прослойками. Помнишь, Варька? Давай Зину или Галину Семеновну попросим испечь?

- Давай! - соглашаюсь я, понимая, что все равно не выйдет.

Раздается стук в дверь.

- Вот! Зинаида пришла, наверное, - говорю я.

- Открою! - суетится Сашка, вскакивая из-за стола.

- Пусть Машка открывает, самая молодая, - ласково ворчу я.

- Что за дедовщина? - картинно возмущается Машка, поддерживая мою шутку. - Не развалитесь, сами откроете. Тридцатник, конечно, не за горами...

- Получишь на орехи, - замахиваюсь я на сестру кухонным полотенцем.

- Варя, а почему "на орехи"? - любопытствует Анна. - Можете рассказать?

- Могу, - тут же оживляюсь я. О чем угодно, сколь угодно долго, только бы выпроводить Ермака и не дать ему вынудить меня на разговор наедине.

Рассказать я ничего не успеваю. Сашка открывает дверь и возвращается вдвоем с...

Этого не может быть. Но это случилось. Минута понадобилась мне, чтобы встать, еще минуту я стою молча, глядя на него, а он на меня. Потом я делаю рывок навстречу, вложив в него все оставшиеся на сегодняшний день силы. Он делает шаг ко мне и распахивает руки. Больно ударившись носом об его грудь, прижатая к этой груди крепко, я задыхаюсь в волнах родного запаха. Вовка.

Глава 14. Настоящее. Четверг, вечер (продолжение).

Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.

Фаина Раневская

Дружба трагичнее любви - она тянется гораздо дольше.

Оскар Уайльд

Мы стоим, обнявшись, мое лицо спрятано на его груди, а его лицо в моих волосах. С трудом отстраняюсь и смотрю на него. Восемь лет прошло! Взрослый мужчина. Высокий, широкоплечий. Коротко подстриженные светлые кудри и те же глаза, глаза моего лучшего друга.

- Ты? - шепчу я и начинаю плакать, как истеричная сериальная дурочка. - Неужели это ты?

- Варька! - шепчет он и берет мое лицо в большие теплые ладони. - Варька!

Оборачиваюсь на девчонок, которые начали играть в "Морская фигура, замри!":

- Девочки! Вовка!

Лерка смотрит не на меня, не на Вовку, а на Сашку, в удивлении и каком-то замешательстве приподняв брови. Сашка в ответ слегка пожимает плечами и говорит ей:

- Да. Это я. И что?

Лерка, редко позволяющая эмоциям выйти наружу, выразительно крутит пальцем у виска:

- Зря. Этот ящик Пандоры кто разгребать будет?

О чем это они? Разве ящик Пандоры разгребают? Собираюсь сказать, что это лексически несочетаемое словосочетание, но не успеваю. Мышильда, отмерев, кидается на шею Вовке и начинает его целовать. Так она любила делать в детстве, когда он помогал мне с ней водиться. Вовка слегка ошарашен напором. Видимо, не узнал.

- Это Мышильда! - представляю я сестру. - Наш хвостик.

Хвостик висит на шее Вовки и радостно причитает:

- Я очень хорошо тебя помню! Какой ты молодец, что пришел в гости!

Вовка мягко отстраняет Машку и, широко, по-вовкински улыбаясь, распахивает руки Сашке и Лерке. Те, вдвоем подойдя к нему, разом его обнимают.