Поцелуй феи. Книга 1. Часть 4 - Иван Сирфидов

– В обители столпотворение учеников, как я понял, – заметил Рун. – Трудно будет туда попасть.

– Когда с тобой фея? Наивный, – улыбнулась Лала.

– Самоуверенная, – весело парировал он.

– Конечно, раз столько обнимает юноша один, – рассмеялась Лала. – Сила уверенности предаёт. А во мне сейчас много силы. Ты бы знал, сколько. Ладно, львёнок, давай я платьице сменю. И после уж обнимемся. Хочу пыла, чтобы ножки подкашивались. Для тебя приятно менять платьица. Ты всегда с таким восхищением… любуешься. Благодарный зритель.

Рун отпустил её, отшагнув.

– Что, мало магии? – извиняющимся тоном поинтересовался он.

– Нет, что ты, милый, вовсе нет, – заверила Лала по-доброму. – Очень много. Просто когда ножки подкашиваются и крылышки не держат… ты не представляешь, что это. Сердечку так хорошо. Но мне и сейчас хорошо-хорошо. Я счастлива, разве ты не видишь?

– Да вижу, – усмехнулся Рун.

Он отнёс в угол комнаты стул, сел лицом к стенам.

– Всё, Лала. Приступай. И я тебя не тороплю. Хоть час, хоть два.

– Спасибо, заинька.

Комната вдруг ярко озарилась, словно в ней зажгли пару дюжин свечей.

– Ой, – удивился Рун.

– Пасмурно, темновато, любовь моя. Мне нужен свет, – объяснила Лала.

– А в окно-то не углядят? – озаботился он.

– Тут шторки неплохие. А я их ещё чарами уплотню. Будет надёжно, – успокоила его Лала.

– Ну ладно.

Шло время. Было слышно, как Лала что-то делает. Иногда она начинала мурлыкать негромко свои «ла-лала-лала», что свидетельствовало о замечательном расположении духа. Кто не слышал пения счастливой феи, тому трудно понять, что это. Это словно невинная радость бытия вся собралась в одном месте и проливается звуками нежными и добрыми, согревая душу. Это можно слушать, и слушать, и слушать, и никогда не наслушаешься. Вроде бы нехитрая мелодия, и слов нет, а всё равно. Услада для ушей. Всегда жаль, когда вдруг смолкает.

– Лала, я тебя не отвлеку, если спрошу? – нарушил Рун тишину в очередную паузу меж дивными переливами её голоска.

– Нет, мой хороший.

– Как может быть, что ты остаёшься без одежды? Ведь есть старая. Не выйдет с новой, можно ту опять надеть.

– Ты, котик, немножко забываешь, как магия фей устроена, – ответила Лала приветливо. – Наши чары обычно временные. Что-то постоянное наколдовать тяжело. Это всегда большое чудо. Особенно, предмет или вещь. А платьица у нас не исчезают. Ни у одной. Почему так? Это особая магия фей. Древняя. Она и лёгкая и сложная одновременно. Ну, может, для тех, кто много практиковался в ней, она нисколечко и не сложна. Но я в ней не практиковалась. Почти совсем. Да и не думала никогда, что будет так… при кавалере платьица менять. Когда одна, не вышло и не вышло, подумаешь, помогут слу… мама, или сёстры, или ещё кто-нибудь, или возьмёшь из настоящего что-то, из не наколдованных вещей. Я, собственно, не виновата, что не практиковалась, я и не могла, магии-то у меня было всего ничего. Каково бы ни было наколдованное платьице, Рун, оно всё равно выйдет временным. У любой феи. Но есть чары закрепления для нарядов. Только они одновременно накладываются, на все элементы наряда разом. Это трудно объяснить тому, кто не фея. Когда я начинаю колдовать, я первым делом должна отменить закрепление. Тут всё и исчезает старого, что было. Время-то у чар уже истекло давно.

– Вот оно что, – понимающе кивнул Рун.

– Да. Но новое создать тоже требует внимательности. Чуть отвлечешься, ошибёшься где-то. Ну, в общем, если мало магии, и плохо сотворила волшебство. То тут и остаёшься без всего.

– Ясно.

– Я в первые же мгновенья, как начинаю колдовать платьице, уже остаюсь без ничего. Совсем-совсем. Снимаю закрепление, и… всё. Ты сильно-то не надейся, Рун, – добавила Лала с тёплой иронией. – У меня теперь много магии. Навряд ли тебе снова повезёт. Практически невероятно. Что так случится. Ошибусь, просто дольше придётся колдовать. Извини, но сегодня шансов на удачу у тебя… нисколечко.

– Как жаль, – усмехнулся он.

Они замолчали. Лала снова принялась напевать. А Рун снова слушал, ощущая счастье – и от чарующей мелодичности её голоска, и от звуков шуршания ткани, усиливающих трепет ожиданий узреть её в новом платье. И от того, что она рядом. Что она с ним, и кажется тоже очень счастлива.

– Ох! – вдруг произнесла Лала огорчённо. – Всё не то! Ну что же это такое! Всё начинать сначала. Рун, ты ещё потерпишь?

– Да, ласточка моя. Мне совсем не тяжело.

Он потянулся сидя.

– Спасибо, котик. Рун, скажи. Тебя волнует? Что я тут… без платьица. Так близко от тебя, – поинтересовалась вдруг Лала спокойным тоном.

– Конечно. Очень, – честно ответил Рун.

– А почему?

– Ну как почему? – пожал он плечами. – Не знаю. Волнительно и всё. Лала, ты шутишь надо мной?

– Немножко, Рун.

– Тебя вот не волнует, что я сижу здесь так, когда ты… без всего?

– Волнует, мой славный.

– А почему?

– Да много почему, – ласково произнесла она. – Ну, например, это стыдно. И никуда не денешься. Не могу же я летать всегда в одном. Так… нельзя. Волнует, потому что я тебя немножко мучаю… подобным испытаньем. А ты всё терпишь. Мой стойкий рыцарь. Волнует потому. Что у меня есть вера. В тебя. Доверять кому-то. Настолько. Это греет душу. Я знаю, что тебе хотелось бы повернуться. Но ты не станешь. Ради меня. Ради моих чувств. Чтоб не обидеть. Ты хороший. И зная это мне тепло-тепло в сердечке. Волнует потому что мне… возможно капельку хотелось бы… чтоб ты узнал… насколько я красива вся. Не только личиком, а вся. Увидеть восхищенье в твоих глазах. Но этого нельзя. Только не поворачивайся, Рун. Не всем желаньям суждено сбываться.

– Лала, я скорее перережу себе горло, чем повернусь. Не бойся, – горячо заверил Рун. – А то, что ты прекрасна и телом тоже, мне в голову не пришло бы сомневаться. Ты ангел, у тебя прекрасно всё.

Лала тихо рассмеялась.

– Ах, Рун, есть разница между «знать» и «верить». Когда б ты знал, ты больше б восхищался. Но этого нельзя.

– Лала, послушав тебя, кажется, я теперь тоже могу сказать. Что меня волнует, – поведал Рун с простосердечной откровенностью. – Конечно, мне хотелось бы узнать. И восхититься. Ты ведь столь прекрасна. Ещё волнует, что прознает кто-то. О том, что я с тобой, когда ты переодеваешься. Подумает дурное сто пудов. Волнует, что ты мне доверяешь. Настолько. Чтоб при мне переодеваться. Волнует, что хочу тебя обнять. Даже сейчас. Волнует, потому что ты всегда меня волнуешь. Вот наверное и всё. А, нет, ещё одно. Вдруг