Без следа (сокращ.) - Ли Чайлд

Я навел на них МП-5. Черный и страшный. Он был горячий. От него пахло порохом, ружейным маслом и дымом.

— Руки на стойку, обе, — приказал я.

Они подчинились. Четыре кисти раскинулись морскими звездами.

— Вы не мать и дочь, — сказал я.

— Нет, — ответила Лиля.

— Тогда кто вы?

— Учитель и ученик.

— Отлично. Мне бы не хотелось убивать дочь на глазах у матери. Или наоборот.

В кармане завибрировал телефон.

Я уставился на руки Лили. Разжатые. С вытянутыми пальцами. Пустые. Без телефона.

— Может, стоит ответить? — сказала она.

Я перекинул МП-5 в левую руку и вытащил из кармана мобильник. Абонент неизвестен. Я отщелкнул крышку и поднес телефон к уху.

— Ричер?

Голос Терезы Ли.

— Где ты был, черт тебя побери?! Я не могу дозвониться до тебя уже целых двадцать минут.

— Я был занят. Что у тебя?

— Нам позвонили из Министерства национальной безопасности. Один из таджиков Лили опоздал на пересадку в Стамбуле. Ему пришлось лететь через Лондон и Вашингтон. Их не девятнадцать человек, Ричер. Их двадцать.

Лиля Хоц отодвинулась, и двадцатый вышел из ванной.

Ученые меряют время вплоть до пикосекунд. Одна триллионная доля секунды. Они считают, что за пикосекунду может произойти все, что угодно. Родиться вселенная, ускориться частицы, расщепиться атомы. То, что произошло со мной в те первые несколько пикосекунд, можно описывать долго. Во-первых, я разжал руку и выпустил телефон. К тому моменту, когда он достиг уровня моих плеч, в голове промелькнули строки из телефонного разговора с Лилей. «У тебя всего шесть человек», — сказал я ей. И она уже начала что-то отвечать, но спохватилась. «Нет, у меня их семь», — собиралась сказать она.

Урок пошел ей на пользу. В кои-то веки Лиля не говорила чересчур много. А я не обратил внимания.

Когда телефон достиг уровня моей талии, я уже сосредоточился на двадцатом. Он выглядел точь-в-точь как предыдущие четверо или пятеро. Невысокий, жилистый, черные волосы, кожа в сетке морщин. В руке — пистолет с глушителем. Правша.

Я держал МП-5 в левой. Магазин пуст. Последний патрон — в стволе. Мне хотелось поменять руку.

Но менять руку — это лишних полсекунды. Пятьсот миллиардов пикосекунд. Слишком долго. К тому моменту, когда телефон долетел до моих колен, правая ладонь уже схватила ПП под ствол. Лиля смещалась влево. Последняя пуля врезалась двадцатому точно в лоб. Для левой руки — неплохо. Разве что целил я ему в грудь.

Телефон упал на пол.

Двадцатый с шумом грохнулся оземь.

Лиля нырнула вниз одновременно с ним. В следующий момент она уже стояла с его пистолетом в руке. Еще один «ЗИГ-Зауэр П-220».

«Если Лиля ринулась за стволом, — промелькнула мысль в моей голове, — значит, больше оружия в квартире нет. Из него стреляли минимум трижды, сквозь потолок».

В остатке — максимум шесть патронов. Шесть против ноля.

Лиля навела пистолет на меня. Я навел на нее свой.

Слева раздался голос Светланы:

— Твоя пушка пустая.

Я взглянул на нее:

— Ты говоришь по-английски?

— Причем неплохо.

— Я перезарядил наверху.

— Я вижу отсюда. У тебя переключатель на очередях по три выстрела. Но выстрел был один. Значит, последний.

Мы стояли так, должно быть, целую вечность. По крайней мере мне так показалось. П-220 застыл в руке у Лили, твердой как скала. Между нами — пятнадцать футов. Светлана — в районе кухни.

— Опусти пушку, — приказала она.

— Вам нужна флешка.

— У тебя ее нет.

— Но я знаю, где она.

— Мы тоже.

Я промолчал.

— Как только ты сказал нам, что знаешь, где она, мы стали думать. Ты нас подстегнул. Ты слишком много говоришь, Ричер. Ты сам сделал себя ненужным.

— Опусти, — сказала Лиля. — Имей хоть каплю достоинства. Не стой, как идиот, с пустой пушкой в руках.

Я продолжал стоять.

Лиля опустила руку и выстрелила в пол. Точь-в-точь между мысков моих новых ботинок. Похвально. Она была очень метким стрелком.

Пять патронов в остатке.

Я потянул ремень ПП через голову. От него больше не было никакой пользы.

— Бросай сюда, — велела Светлана.

Я медленно качнул рукой и отпустил МП-5.

— Теперь куртку.

Я скинул куртку и бросил рядом с ПП. Светлана обшарила карманы. Нашла девять патронов и моток изоленты. Патроны она расставила вертикально в ряд на кухонной стойке. Изоленту она пристроила рядом.

— Перчатку, — приказала Светлана.

Я подчинился.

— Ботинки и носки.

Я бросил все это, одно за другим, туда же в кучу.

— Футболку, — велела Лиля.

— Только если ты первая, — ответил я.

Еще одна пуля впилась в пол между моих ног. В остатке — четыре.

— Следующая будет в ногу, — спокойно сказала Лиля.

— Футболку, — повторила Светлана.

Стоя спиной к стене, я стянул футболку и бросил наверх кучи. Несколько секунд Лиля и Светлана разглядывали мои шрамы. Похоже, их это возбуждало. Особенно шрапнельный рубец.

— Теперь джинсы.

Я посмотрел на Лилю:

— По-моему, в твоей пушке пусто.

— Нет, — ответила та. — Еще четыре патрона. Две ноги и две руки.

Я расстегнул пуговицу. Затем молнию. Лягнув, отправил джинсы в общую кучу. Светлана прошлась по карманам. Выложила мой скарб кучкой там же, на стойке.

В комнате стало тихо. Я стоял спиной к стене, в одних белых трусах. За окном было пять утра, город начинал шевелиться.

Светлана собрала ПП, ботинки и одежду в узел и зашвырнула за стойку в кухне. Следом отправились оба стула. Она взяла мой мобильник, отключила его и бросила подальше на пол. Она расчищала место. Жилая часть студии была примерно двенадцать на двадцать футов. Я стоял по центру длинной стены. Лиля сдвинулась к окну слева, не опуская пистолет и не сводя с меня взгляда ни на секунду.

Светлана переместилась к кухне. Я слышал, как открывается выдвижной ящик. Видел, как она возвращается.

С двумя ножами.

Это были длинные орудия мясника. Для потрошения или нарезки филе. Черные рукоятки. Стальные лезвия. Тончайшие режущие кромки. Светлана бросила один Лиле. Свободной рукой та поймала его за ручку. Профессионально. Светлана сместилась в противоположный угол. Они взяли меня в клещи. Лиля — под углом сорок пять градусов слева, Светлана — под тем же углом, но справа.

Повернувшись, Лиля с силой впихнула П-220 глушителем в угол — где фасадная стена встречается с боковой. Большим пальцем она нащупала собачку внизу рукоятки и выбросила обойму вниз. Сам пистолет Лиля откинула в противоположный угол, за спину Светланы. Теперь пистолет и обойма были в двадцати футах друг от друга.

Улыбнувшись, Лиля шагнула вперед. Светлана тоже. Ножи обе держали низко: большой палец сверху рукоятки. Как уличные бойцы. Как профи.

Я не двинулся с места.

— Отсрочка — это хорошо, — сказала Лиля. — Она усиливает предвкушение.

Я ничего не сказал.

А затем моя рука вдруг исчезла у меня за спиной и вынырнула с «Бенчмейдом-3300» — оттуда, где он был приклеен к пояснице куском изоленты.

Я нажал на спуск большим пальцем, и лезвие выскочило из рукоятки. Громкий звук, в тихой комнате. Я не люблю ножи. И никогда не любил. Ну нет у меня к ним тяги. Зато есть инстинкт самосохранения — не меньше, чем у других. Если не больше.

Правило номер один: не дать себя порезать в начале схватки. Ничто не ослабляет человека быстрее, чем потеря крови.

Я хотел добраться до кухни, а потому качнулся к Светлане, которая была между мной и нею. Ее лезвие просвистело у моего бедра. Я поджал пресс — зад назад, плечи вперед — и выдал левый хук сверху. Удар пришелся точно в бок ее носа.

Старуху качнуло назад, и в бой тут же вступила Лиля. Собранно и серьезно. Игры кончились. Она пригибалась, она отклонялась. Какое-то время мы все танцевали друг перед другом.

Я держал классическую стойку — бедра назад, плечи вперед.

Резкий свинг в лицо Лиле. Та отшатнулась. Она знала, что я промахнусь. Потому что готовила этот промах. Светлана тоже знала, что я промахнусь. Потому что верила в свою ученицу.

Но и я знал, что промахнусь. Потому что я этого хотел.

Я оборвал маневр на середине и, резко изменив направление, нанес неожиданный и страшный удар назад влево — в сторону Светланы. Лезвие рассекло ей лоб. До самой кости.

В секунды кровь залила ей глаза. Ослепила ее.

Лиля бросилась на меня.

Я едва увернулся от дуги ее лезвия. Влево, вправо. Я стукнулся о стенку прямо за мной. И тут Лиля достала меня.

Она разгадала секрет длинных рук. Она держала нож кончиками пальцев почти за край рукоятки. Выпад вперед. А затем, с упором на переднюю ногу, она нагнулась и полоснула мне по животу.

Скверный порез. Длинный, глубокий, диагональный, прямо под пупком.

Я замер. На миг. Неверие. А затем я сделал то, что делаю всегда, когда кто-то причиняет мне боль. Я пошел на сближение. По инерции ее нож просвистел мимо моего бедра. Мой был внизу. Я рассек ей бедро, резко и глубоко, а затем оттолкнулся ногой и нанес удар слева кулаком ей в лицо. Точно в яблочко. Лилю развернуло, и я рванулся к Светлане. Лицо старухи — сплошь кровавая маска. Она махнула лезвием вправо. Затем влево. Она открылась. Шаг вперед — и я ударил ножом сверху по внутренней стороне ее правого предплечья. Рассек мясо до кости. Вены, сухожилия, связки. Она взвыла. Не от боли. От страха, поскольку с ней было покончено. Рука обвисла. Ударом слева я провернул старуху волчком, а правой тут же всадил нож ей в почку. Все четыре дюйма, с яростным рывком вбок.