Преодоление игры - Любовь Овсянникова

— Я сама, — буркнула Таня и закурила новую сигарету.

— Хотя нет, я лукавлю, — почему мне было не признаться в этом? Дело ведь шло к завершению, когда люди исповедуются. Вот и мне надо открыть кому–то все тайны. — Он слишком фальшиво играл. Только мне было на это наплевать, мне понравились его книги.

— Вы что, по фамилии не могли вычислить его мать?

— Не могли. Он записан на отца, а мать имела совсем другую фамилию, теперь же носит фамилию отца своей младшей дочери. Нашего героя она сразу после рождения отдала своей матери, и та воспитывала его. А сама за кого–то выходила замуж, зачем–то рожала дочь, почему–то опять осталась без мужа… Веселая бабенка. Помню, он мне признавался, что не любит ее. А бабушку его, Анну Павловну, я видела — интеллигентная сухонькая старушка, миниатюрная и симпатичная.

Таня повторила фамилию моего знакомого и все фамилии его матери, которые я ей назвала:

— Наши люди, — добавила после этого с иронией. — Из Бердычева.

И в это время снова зазвонил телефон.

Я побежала брать трубку, и на этот раз Таня поспешила следом. Как ни невероятно, но это, в самом деле, звонил Головачев.

— Вы бываете в Москве? — деловито спросил он, не представившись, совершенно правильно полагая, что я его узнаю по голосу.

— Нет, уже не бываю.

— И за книгами не приезжаете?

— Книги теперь издатели сами привозят, да еще просят, чтобы мы взяли на реализацию, — сказала я и поняла, что Василий Васильевич немного потерялся в спросе на печатные издания. А спрос на них давно уже начал падать, издательский бизнес клонился к закату.

— Мне надо бы переговорить с вами, — сказал он.

— Говорите.

— Хотелось бы с глазу на глаз.

— Но вы ведь в Москве, а я здесь.

— Хорошо, — решился Василий Васильевич. — Вы когда–то переводили мои книги на украинский. Помните?

Еще бы я не помнила! Как–то, находясь с мужем на долгом пляжном отдыхе в Бердянске, я отчаянно скучала. Заняться было нечем, и появилась идея перевести его книгу, прихваченную из дому для чтения. Компьютеров тогда еще не было, поэтому перевод я записала на подвернувшихся листах бумаги. А спустя какое–то время показала его Василию Васильевичу случайно, просто эта рукопись попались под руку, когда он был рядом. Вдруг захотелось сделать ему приятное — вот, мол, как увлекательны его произведения, что от них оторваться невозможно. Но Василий Васильевич не растерялся, похвалил меня и тут же предложил дополнить перевод авторским редактированием. Не подозревая подвоха, я согласилась и отдала ему свой труд. А позже, внеся незначительные поправки, он попросил с меня денег за свою работу.

— За что? — спросила я. — Вы ведь совсем не знаете украинского языка.

— Это неважно, — мягко улыбнулся он. — Я читал, тратил время. Любая работа должна быть оплачена. Что же вы хотите? Зато теперь у вас будет авторизованный перевод моей книги.

Сраженная такой логикой, я заплатила. А он пошел дальше: отдал мою рукопись на перепечатку, как оказалось, своей матери, тоже выторговав за это оплату. Вот тогда–то мы и узнали, кто его мать. Получилось все очень просто — мой муж зашел к ней и невольно обратил внимание на стол, где лежали листы бумаги, исписанные моим почерком. Присмотревшись, он узнал перевод, который я делала в отпуске. И весь клубочек окружавших меня тайн и замышлений быстро размотался.

Воистину:

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда…

— Да, — сказала я, когда он вспомнил об этом после трех лет молчания. — Тот перевод у меня до сих пор хранится, с вашей правкой, кстати, — в моих словах сквозила ирония, но он пропустил ее мимо ушей, спросил другое:

— А вы могли бы сделать перевод украинского текста на русский язык?

— Смогла бы. Причем еще быстрее и еще лучше. А о чем речь?

— О книгах Олеся Бердника[38]. Знаете такого?

— Конечно, знаю. Читала все его книги.

— Наше издательство хочет их издать. Но нужен переводчик.

— К сожалению, я с Олесем Павловичем не знакома.

— Зато я, естественно, знаком. И если мы договоримся с издательством и вам поручат сделать перевод, то я вас сведу. Когда вы сможете приехать?

Я взглянула на стоящую рядом Таню, у которой розовели щеки и радостно светились глаза — она поняла, кто мне звонит, и пришла в неописуемое возбуждение от своих сбывшихся предсказаний. А я думала о другом — только что она говорила, что ее новый мужчина работает где–то около железнодорожных касс и всегда достает ей билеты для поездок за товаром. Как удачно совпало, что рядом оказалась Таня!

— Ты сможешь достать мне билет на Москву? — шепотом спросила я, прикрывая ладошкой микрофон. — С обратным выездом.

— Достану! Я же тебе говорила! Говорила? — горячилась Таня.

— На когда? — спросила я.

— Даже на завтра достану!

Я сказала Василию Васильевичу, что смогу выехать уже завтра, и он обещал встретить меня.

— Нет, не надо. Меня встретят родственники, — сказала я, вспомнив, что сейчас в Москве находится Алексей Яковлевич, мой дядя. Они с Марией Александровной, наверняка, обрадуются моему приезду. Это для них будет и сюрприз, и развлечение.

Таня оставалась со мной до вечера, пока не вернулся с работы Юра — она хотела видеть его, любовь девичьей поры не угасла в ней. Таня и ему хотела рассказать о случившемся, обрадованная не столько сделанным мне предложением, сколько тем, что смогла правильно предсказать мой сон. А главное, что оказалась в центре столь чудесных событий и совпадений.

— Это все не зря, — не унималась она. — Тут завязывается что–то грандиозное. Смотри: тебе снится сон; далее — тут к тебе пришла я, со своими возможностями помочь с билетами на Москву; а в Москве очень вовремя оказался твой дядя, который без хлопот может устроить тебя у своей знакомой. И вот случается этот звонок, приглашение приехать для переговоров! Ну, разве я не права, что так просто столько совпадений не бывает?

Я не призналась, что совпадения начались еще с моей черной задумки покончить с собой, для чего я позвала ее в гости.

— Посмотрим, — сдержанно ответила я, заодно помалкивая о самом главном результате, уже случившемся по следам этих событий, — у меня появилась надежда на перемены и отодвинула в сторону мои сомнения в своей нужности и черные мысли. Таня, конечно, заразила меня радостью, а Василий Васильевич — надеждой. Внутри меня запели те скрытые и придавленные горем голоса жизни, которые с самого начала не позволяли думать о смерти, как о чем–то окончательном, после чего моя история завершится навсегда.

О встрече с Василием Васильевичем и дальнейших с ним отношениях я продолжу вспоминать в другом рассказе. А тут завершу повесть о Тане.

После этой встречи я ушла в новые заботы, да и Таня мало напоминала о себе, теперь еще больше тяготясь торговлей на рынке. Ей было обидно, что она не нашла себе применения в сфере, где могла бы использовать полученное образование. Жилось ей крайне трудно. И хотя дети перешли на собственное обеспечение, но она сама была неустроена, страдала от безденежья. Как–то она засобиралась выйти замуж, о чем сообщила мне по телефону. Мы с мужем немедленно подобрали подарок и поехали поздравить ее, но наше рвение оказалось неуместным — Таня, коренная горожанка, «девочка со скрипкой», выходила замуж за сельского мужичка, не обремененного душевными тонкостями. Какие уж тут поздравления? Но это даже и не главное. Главное, что Таня решалась на этот шаг не по любви, а из желания освободить свою квартиру для сына Андрея.

Несколько лет она жила в селе. И о той ее жизни я почти не знаю, ибо из общих фраз Андрея, говоренных в редкие моменты телефонного общения со мной, понять суть невозможно. Как и следовало ожидать, семьи и единодушия не получилось. Тане пришлось вернуться назад.

Кажется, свою торговлю на рынке она больше не возобновляла. И это, возможно, самое полезное, что последовало за попыткой устроить семейную жизнь. Вместо этого Таня нашла себе партнера и занялась производством квартирных ремонтов, с чем душа ее примирилась.

Она позвонила мне в конце лета 2003 года. Мы поговорили о том о сем, и она вскользь пожаловалась на плохое самочувствие. Я не могла представить, чтобы такая здоровая и энергичная женщина заболела, и для себя объяснила жалобы крайней усталостью. Ведь фактически она никогда не отдыхала. Не знаю, возможно, только в ранней молодости могла позволить себе отоспаться, поехать куда–то, погулять, отвлечься от зарабатывания денег. А когда дети подросли и муж ушел из семьи, у нее на отдых не было ни времени, ни средств. В конце 90‑х годов мне частенько приходилось слышать от нее речи, что она нажилась, что пора ей на вечный покой. Она повторяла эту мысль в одних и тех же выражениях: «Пожила и хватит. Я нажилась. Мне хватит!» — и при этом разжимала и выбрасывала врозь затиснутые до этого пальцы.