Папарацци (СИ) - Макарова Елена А.

— Когда красивая женщина говорит об умных вещах, нужно помалкивать и делать вид, что понимаешь, — поделился жизненной мудростью.

— И часто ты так делаешь?

— Постоянно, — он открывался для меня с новой стороны. — Вспомни, с каким лицом я сижу, когда Рита говорит об архитектуре.

Верно, Костина жена могла утомить скучными лекциями кого угодно, я сам больше десяти минут не выдерживал. Но это отнюдь не значило, что я не питал к ней теплых чувств: у нее полно качеств, за которые я ценил и уважал ее. Так и отцу, я уверен, несмотря ни на что, Вика понравилась, что он косвенно и подтвердил короткой фразой:

— Не испорть всё, — он выглядел серьезным, от былой веселости не осталось и следа, — у не слишком непростая судьба, чтобы еще и ты обижал ее. Такая, как она, ни каждого к себе подпустит, и то, что она потратила время на твоего старика о многом говорит.

— Она сделала это назло, — зря он пытался найди подтекст там, где его нет.

— Нет, — и с улыбкой снова потрепал меня по плечу, — она хотела понравиться мне, чтобы произвести впечатление на тебя.

— Ошибаешься, она не…

Не стал выплескивать на отца в одночасье нахлынувшие вопросы:

Почему она согласилась на завтрак? Почему отдала карту памяти? Почему поцеловала на прощание?

Следующие десять минут мы молча ели и изредка поглядывали друг на друга, каждый оставаясь при своем мнении. И даже спустя несколько часов, когда я делал звонки, принимал решения, отвечал на вопросы интервьюеров, мысленно остался в том кафе, прокручивая в голове отдельные фразы и сцены.

Руки чесались набрать Вике, но я гасил в себе это желание. Что я скажу? Что просто хотел услышать ее голос? Какое-то ребячество, больше свойственное школьникам в муках первой любви. Я бы вполне мог выкроить полчаса-час для нее в течении дня, но не хотел просто перепихнуться на заднем сидении машины или на столе офисе.

В итоге дал себе обещание вовсе не видеться с ней сегодня, и с головой ушел в работу. И только поздним вечером, по пути домой, нарушил его и взял в руки телефон. Несколько коротких гудков и ее голос зазвенел в трубке:

— Если собираешься приезжать, захвати что-нибудь съедобное, — первым делом выдвинула требование. — Я только вернулась домой, а в холодильнике шаром покати. С утра ничего не ела, так что готова отдаться тебе за порцию горячей еды.

— А если я еще и десерт привезу? — а сам уже развернул машину прямо через сплошную, намечая новый маршрут.

— Тогда я твоя навеки, Соболев.

На такое заявление я ничего не смог возразить, и через полчаса мы уже сидели на кухне, и Вика ковыряла вилкой в тарелке, отказавшись от деревянных палочек, идущих в комплекте с едой из японского ресторан. Подозреваю, она просто не умела ими пользоваться, но из-за упрямства стыдилась признаться.

— Что ты там ищешь? Клад? — не выдержал, когда она в очередной раз скривилась от отвращения.

— Нет, мидии, — спокойно пояснила, не прерываясь.

— Хватит копаться, ешь всё подряд.

— Там же мидии, они противные, — выловила одну из них и собиралась переложить в мою тарелку. — Съешь ты? — невинно попросила.

— Не хочу.

— Сам не хочешь, а меня заставляешь, — будто поймала на воровстве.

— Я прошу есть всё, а не выбирать. Ты что маленькая? — и этот диалог всё больше походил на препирательство ребенка и родителя.

— Не нуди, — отмахнулась.

— Прости? — хоть я и привык к ее нахальству, но порой она переходила все границы.

— Не будь занудой, — добродушно объяснила, как именно меня оскорбила, — ворчишь как старый дед.

Мой возраст — запрещенная тема, тут меня лучше не трогать.

— Сколько по-твоему мне лет?

— Пятьдесят? — равнодушно предположила.

— Издеваешься? — не поверил, что она действительно так считает.

— Шестьдесят!? — все больше приближала меня к смерти. — Ладно, прости, — засмеялась, считая себя невероятно остроумной, — я знаю, что тебе сорок пять.

— Ешь сама свои мидии, — отодвинул подальше от нее свою тарелку, в которую она, как в помойное ведро, швыряла их.

Это на нее подействовало, и она взмолилась:

— Я больше никогда не буду смеяться над тобой, только забери их! — Я сжалился, а она воткнула нож мне в спину: — С детства знаю, что пожилых нужно уважать.

— Старших, а не пожилых, — поправил ее чисто машинально, не оставь надежду, что она перестанет издеваться.

— Я знаю, — даже не скрывала хитрую улыбку.

— Давай поедим в тишине, — устало предложил.

Кухню наполнило тиканье настенных часов, шумом проезжающей за окном машины, лаем собаки в квартире сверху, топотом ног и детскими криками с лестничной клетки. Но среди всей этой какофонии звуков я отчетливо услышал вздох Вики:

— Ты же понимаешь, что у меня идиотское чувство юмора?

— Конечно, — не поднимая глаз.

— Я не пытаюсь унизить тебя.

— Угу, — не видел смысла отвечать что-либо существенное.

— И, может быть, я даже уважаю тебя.

— Ну да.

— А чем-то, возможно, и вовсе восхищаюсь.

— Ммм…

— И, скорей всего, мне нравится не только секс с тобой.

Я уже жалел, что приехал. На что я надеялся? Это разговор с отцом подействовал на меня разлагающе, заставил сомневаться и верить в то, чего нет. Она все так же презирает меня. Надо было придерживаться правил.

— Атмосфера достаточно нагнетена, пружина сжалась до максимума — теперь разом перечеркни все добрые слова в мой адрес какой-нибудь колкостью, а потом займемся сексом и я поеду домой, чтобы, не дай бог, ты не встретила утро рядом со мной.

Я ждал, когда актриса расколется и поднимет меня на смех. Но она молчала. Тишина стала некомфортной, а финальный аккорд затянувшейся комедии так и не прозвучал.

— Пора завязывать с шутками, — тихо, словно говорила сама с собой, — люди уже не понимают, когда я говорю искренне, а когда дурачусь.

— То есть всё, что ты сейчас сказала?…

— Правда, — как никогда серьезно.

В ответ на столь громкое признание, которое, не скрою, грело мне сердце, я ни нашел ничего лучше, чем просто сказать:

— Давай сюда свои мидии.

30

Вика

Зазвонил будильник, вырывая из объятий сна.

Не хочу вставать! Не хочу идти на работу!

Но запихнула все свои хотелки в одно место и, продрав глаза, взяла с тумбочки телефон. Только с третьего раза удалось отключить будильник — видимо, сенсорный кран тоже спал и отказывался выполнять команды.

— Соболев, просыпайся, — перевернулась на другой бок, чтобы прижаться к нему и еще хотя бы пару минут понежиться в постели. Но засранец испортил всю прелесть утра, куда-то исчезнув. Хотя я догадывалась на что он мог променять меня в такое время.

Все-таки пришлось выбираться из-под одеяла и плестись сонной в ванную. Пижамой и по совместительству домашней одеждой мне служила безразмерная футболка с надписью “Адамас” на спине. Но я не жаловалась на скромное одеяние, на удивление она оказалась удобной. А еще я не хотела захламлять квартиру Андрея своими вещами. Я и так проводила у него чуть ли не каждую ночь, и это всё больше напоминало полноценные отношения, от которых я бежала. Моя розовая зубная щетка, красовавшаяся в стаканчике рядом с хозяйской, и так своеобразно пометила территорию: Осторожно! Тут живет женщина!

Умылась и отправилась на кухню делать кофе. Наверное, целую минуту гипнотизировала взглядом кофемашину, прежде чем догадалась найти Андрея.

— Кофе, — объявила заспанным голосом, распахивая дверь спортзала. Но меня проигнорировали. Проклиная привычку Соболева затыкать уши наушниками с орущей музыкой, я прошла весь зал, прежде чем он заметил меня. — Кофе, — повторила как попугай, когда он избавился от них. — Как ты можешь вставать в такую рань ради того, чтобы виснуть на перекладинах? — я с утра максимум способа добраться до чайника.

— И тебе доброе утро, моя злобная мегера, — положил руку мне на спину, притягивая к себе, чтобы поцеловать. От него исходил жар, а рельефные мышцы блестели от выступившего пота.