Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4 - Дмитрий Быстролётов

Тогда я не знал ещё, что в СССР есть только одна редакция — ЦК КПСС, а все остальные — технические инстанции, механически выполняющие одно и то же указание, и что цвет обложек, название издательств, книг и журналов не имеет ни малейшего значения. Мои рукописи обошли все редакции, были прочитаны и возвращены с понимающей улыбкой, с шёпотом:

— Теперь не время. Спасибо.

И с дружеским пожатием руки.

Потом изменилось время, и вырос я сам — понял что к чему. Но единодушный отказ я воспринимал не как удар: воспоминания о злодеяниях сталинского времени — это не роман об Африке. Я должен их написать не ради известности или денег, а из чувства долга. «Если нельзя печатать теперь — не беда, придёт время, и такие материалы понадобятся советскому народу, — повторял я себе. — Мне спешить некуда».

Когда-нибудь обстоятельства не только позволят, но и заставят приняться за обсуждение наболевших вопросов нашей жизни и истории. Тогда неведомые мне руки снимут с полки пожелтевшие страницы, и я, давно умерший, оживу и, как прежде, вступлю в бой за благо своей страны и народа.

Обязательно, как борец и патриот. Может быть, и как Толстой.

Гипертоническая болезнь приняла у Анечки более тяжёлые, чем у меня, формы. Но старая закалка всегда даёт себя знать: едва устроив наш домашний быт, Анечка отправилась в Исполком и попросила для себя бесплатную общественную работу. Её направили на два тяжёлых участка — в собес и детскую комнату милиции, тяжёлые потому, что инвалиды и хулиганы у нас склонны к нарушению порядка из-за уверенности в своей безнаказанности. Вот о ней стоит попутно сказать несколько слов.

Это было в начале шестидесятых годов, в эпоху махрового цветения хрущёвщины: были опубликованы речи, призывавшие советских людей перевоспитывать хулиганов, пьяниц, негодяев и воров, после суда брать их на поруки и готовить к вступлению в коммунизм, который должен был наступить очень скоро, поскольку мы обгоняем Америку и материальная база у нас крепкая и крепнет дальше.

Фантастические посулы и лживая статистика должны были создать восторженный фанатизм, как в чернейшие годы средневековья, когда церковные проповедники готовили народ ко второму сошествию на землю Христа и началу царства Божия. Если выяснялось, что двадцать тысяч тонн заготовленного лука по расхлябанности властей сгнило на московских складах, то Хрущёв объявил о решении ЦК окружить Москву широким поясом теплиц и огородов и буквально круглый год заваливать народ аппетитнейшей зеленью. На нехватку мяса и молока следовал ответ: ЦК обсудил цифры заготовок и установил, что Советский Союз уже обогнал Америку по молоку и к осени догонит по мясу. И так далее в том же роде, причём все посулы всегда сопровождались делом, то есть разрушением налаженного аппарата и созданием нового, ещё более громоздкого и неработоспособного. Так были разрушены с трудом и по крохам собранные МТС и дефицитная техника, кое-как обслуживающая район дефицитными специалистами, была распылена по колхозам.

Слаженный опытом многих лет работы партийный аппарат, руководивший сельскохозяйственным и промышленным производством, был развален перестройкой. Колхозы, в которых неподготовленные кадры не могли практически охватить все стороны дела, были укрупнены, и этим руководство ещё более ослаблено. Приступая к очередному разрушению, Хрущёв всегда сначала заявлял: «Нужно посоветоваться с народом!» — а потом самовольно действовал и уничтожал народное добро. Это была вакханалия разрушения, и сейчас перечислять все сокрушительные удары, которые Хрущёв нанёс стране, излишне — газеты сохранились, будущему исследователю они явят собой удивительную картину не только дикого диктаторского сумасбродства, но и молчаливого рабского послушания и, хуже того, всемерного восхваления в печати всех бессмыслиц.

Увидев значение кукурузы в Америке, властелин не понял, что её плодородные влажные поля лежат на широте юга Италии и тянутся до тропиков, — он принялся искоренять привычные нашему земледельцу корма, корнеплоды, травосеяние, методы пахоты — всё переворачивалось кверху дном, даже в тех наших районах, которые некогда славились высокой отдачей на вложенный в землю труд, например, в Прибалтике.

Опьянённый общей безропотностью и своей безнаказанностью, неуч на троне обратился к науке и культуре и стал сыпать руководящие указания писателям, поэтам, художникам, теоретикам всех областей науки, практикам всех областей техники. Года два страна пребывала в состоянии одурения и оцепенения. Но всему бывает конец.

Один учёный рассказывал мне, что его брат, председатель колхоза на севере Томской области, получил распоряжение своего райкома немедленно убирать хлеб потому, что в это время Хрущёв, находясь на юге Кубани, посоветовал всем поспешить с уборкой! Сначала уничтожали народное добро против воли, с отвращением. А потом привыкли и стали уничтожать с расчётом: не кто иной, как сам Хрущёв, сообщил кошмарные данные о том, как перед его приездом власти приказали валить неубранный хлеб рельсой, которую волочили по колосившимся полям. А партийные органы? А советская власть?! Прокурор?! КГБ! Армия?! Все молчали. Все помогали. Это была расплата за рабство. Коронованный буян, будучи дураком, сам предал огласке то, о чём ему следовало бы молчать: он дал аттестацию себе, своей партии и стране.

Но не коммунизму — потому что хрущёвщина и коммунизм несовместимы. Вопрос о будущем коммунизма остался открытым.

Это явилось началом второй катастрофы. Первой было неумелое, скороспелое, непродуманное и неподготовленное разоблачение ужасов сталинщины. Вместо того чтобы тихонько выпустить невинных страдальцев и хорошенько их устроить под гром литавр и криков, что партия и Советская власть никогда не ошибаются, Хрущёв сделал обратное — приоткрыл кровавый занавес, не найдя силы сорвать его целиком и раз и навсегда очистить наш государственный дом, и захлебнулся в жалкой болтовне.

Люди растерялись. Недоумевали. Русские люди, кого столько лет считали дураками только потому, что они молчали, теперь вдруг заговорили.

И заговорили матом.

Хрущёв, охаяв прошлое своей партии и режима, воочию и убедительно показал, чего стоит смена одного самодержца другим. Своей деятельностью он охаял и наше настоящее и будущее.

Как-то утром я пошёл купить рыбу. На крыльцо магазина выполз пьяный рабочий, ухватился за дверь, чтобы не упасть, и начал орать:

— Коммунисты? Кто это такие? Гады! Кровососы! Коммунистов надо стрелять, как гитлеровцев!!!

Два офицера КГБ стояли и курили, ожидая своих жён, очевидно, покупавших рыбу. Повернули голову на крик, прислушались и стали разговаривать дальше.