Фрактальные узоры - Пол Ди Филиппо

Он затолкал Бонни в «плимут» и повернул ключ зажигания.

Вентиляторный ремень лопнул с таким шумом, как будто поваленное дерево рухнуло на железную крышу.

Чак поспешно заглушил мотор и высунулся из окна.

— Эй, чумазый! Посмотри, что там стряслось, и сделай все как надо, да поживее! Я не могу тут до ночи ошиваться! Давай шевелись, я заплачу, не бойся.

Кеп не спеша направился в ветхий гараж, возвышавшийся среди сотен заросших сорняками автомобильных останков, словно одинокий рыцарь среди поверженных воинов (самым древним среди проржавевших остовов был «кайзер-виктория» 1949 года, а самым свежим — «пинто» семьдесят четвертого, попавший сюда после того, как миссис Стабблфилд, в очередной раз перебрав коктейлей в бридж-клубе, не вписалась в поворот). Вскоре Кен появился с новым приводным ремнем и гаечным ключом, и через пару минут поломка была устранена.

Чак снова завел машину, но, прежде чем уехать, снова высунулся в окно. Вытянув из кармана несколько долларовых купюр, он швырнул их на дорогу.

— Эй, паренек, держи! Сдачу оставь себе, отдашь в пенсионный фонд. Тебе он понадобится, потому что ты так и состаришься на своей никудышной работенке, как твой психованный дружок Риз. Если раньше не проломишь себе голову!

«Плимут» рванул с места, подняв тучу пыли, из которой донесся свинский хохот Чака.

Как жаль, что в мире могут существовать такие, как он, подумал Кен.

И тут же одернул себя.

Такие мысли — не для него, они опасны.

Очень опасны.

Мона Джей с отвращением плюнула вслед удалявшейся машине.

— Вижу, в Роквилле ничего не изменилось, — пробормотала она.

— Нет, изменилось, — возразил Кен. — Ты вернулась.

— И вправду, — улыбнулась она. Потом подошла своей странной неловкой походкой к валявшимся в пыли зеленым бумажкам и аккуратно собрала их. — Хоть и грязные, но не пропадать же им. Деньги нам пригодятся.

Кену понравилось это «нам».

Наблюдая, как Мона Джей поворачивается и идет назад, он не смог больше сдерживать свое любопытство.

— Мона Джей, у тебя что, был несчастный случай в Голливуде? Повредила ногу на съемках?

— Почему ты решил? — удивилась она.

— Ты так странно ходишь…

Девушка весело расхохоталась.

— Да нет, это просто земные туфли!

— Как-как? Земные?

— Ну да. Смотри!

К изумлению Кена, который ожидал, что Мона Джей просто приподнимет ногу или задерет штанину, похожую на колокол, она в мгновение ока расстегнула пояс и спустила джинсы. Перешагнула через них…

Ее трусики были разрисованы кругами со значком внутри — символами мира.

Кен заставил себя отвести глаза от трусиков и посмотрел вниз, на ноги.

— Это и есть земные туфли?

— Ага, с отрицательным каблуком. Их придумала Анна Калсо, датский инструктор по йоге. Она заметила, как полезно ходить босиком по мягкой земле, когда пятка опускается ниже остальной стопы, и разработала специальную модель обуви.

— Ясно, — кивнул Кен. — Такое впечатление, что ты вот-вот опрокинешься назад.

— А что, запросто, — засмеялась Мона.

Кен боялся поднять глаза, чувствуя себя неловко. Символ мира подсказывал нейтральную тему для разговора.

— М-м… Ты рада, что война закончилась?

Мона Джей широко улыбнулась.

— А как же! Теперь мне и трусики ни к чему.

И сняла их.

2. Кольцо настроения

На стенном календаре в тесной кухоньке Кена красовалась обнаженная до пояса модель в коротеньких кожаных шортах и туфлях на платформе, усыпанных блестками. Стоя перед огненно-алой атласной портьерой, она страстно прижималась к огромному карданному валу, блестящему от смазки. На лбу девушки также виднелись следы машинного масла — очевидно, чтобы повысить ее привлекательность в глазах механиков. Рекламный текст внизу гласил:

ТВЕРДЫЙ СТАНДАРТ — ЗАПЧАСТИ «ГОФФАРТ»

КУПИЛ «ГОФФАРТ» — ЗАБУДЬ ПРО ФАЛЬСТАРТ

На календаре был август 1974 года.

Тот август, когда Кен Скай пришел из армии и узнал о смерти Риза, Ричард Никсон был вынужден оставить пост президента, а песенка «Ты ждешь от меня ребенка» Пола Анки заняла первое место в рейтинге хитов.

Прошел ровно год, но время с тех пор точно остановилось. Кен чувствовал, что топчется на месте, пытаясь сдвинуть с мертвой точки предприятие Риза, оставшееся без опытного хозяина. Равным образом отставка Никсона повергла страну в посторгазменную политическую апатию. Хотя за год произошло много событий, все они казались мелкими и несущественными. Во всяком случае, оптимизма не внушали никакого, даже окончание войны. Никто не сомневался, что Уотергейт означал конец целой эпохи, однако новая, какой бы она ни была, никак не желала рождаться. Что принесете собой будущее? Вряд ли кто-нибудь взялся бы ответить на этот вопрос. Вся нация словно томилась у телефона, ожидая звонка от неизвестного поклонника, с которым ей предстояло свидание.

Полночь уже давно минула. Кухню освещал лишь тусклый зарешеченный фонарь под потолком. В соседней комнате спала крепким сном Мона Джей. Земные туфли валялись в углу, куда она их отшвырнула перед тем, как затащить Кена в постель для любовных игр, таких же зажигательных и буйных, как прежние краткие свидания в школьные годы. В ушах звучал монотонный лягушачий концерт, доносившийся с дальнего болотистого конца автомобильного кладбища.

Кен сидел за столом и ужинал. Меню состояло из двух блюд: рыбных палочек и картофельных чипсов. Эта полу-пища, которой всегда была набита морозилка, составляла фундамент его спартанской холостяцкой диеты.

Кена мучил один-единственный вопрос.

Не является ли возвращение Моны Джей знаком того, что его жизнь опять налаживается и входит в новую фазу?

Может быть, пора наконец использовать СТП?

Если, конечно, это не просто чья-нибудь шутка.

Он снова и снова прокручивал в памяти разговор с Ризом. Тогда они виделись в последний раз…

Старый седой механик лежал на подстилке под «рамблером-классик» пятьдесят восьмого года, принадлежавшем Уолту Уайтмену, скуповатому хозяину роквилльской аптеки. Кен стоял на другом конце гаражного бокса, занятый балансировкой.

— Подай-ка мне набор ключей, сынок, — попросил Риз.

Кен принес, что требовалось. И вот тогда-то старик и произнес фразу, с которой начался тот незабываемый разговор, приведший к ссоре:

— Как славно все-таки иметь помощника, чтобы поберечь свои старые косточки. Я так рад, что придумал тебя…

Кен окаменел. Потом решил, что ему послышалось.

— Что? Как ты сказал?

Риз выдвинулся из-под машины. Его морщинистое лицо было серьезным. Кряхтя, он поднялся на ноги.

— Эх, не хотел я пока об этом, да случайно вылетело. Что ж, слово не воробей… Теперь придется договаривать. Помнишь, как десять лет назад, в шестьдесят втором — ты тогда был совсем еще карапузом, — вы с отцом приехали сюда на мою кучу металлолома за ветровым стеклом? Ну так вот, появились вы тут вовсе не случайно, это все СТП…

— Присадка к бензину? — удивился Кен.

— Да какая к черту присадка! — взорвался старик. — Ладно, ладно, я просто забыл, ты же не в курсе. В общем, такое дело…

Это случилось осенью пятьдесят четвертого. Как-то раз утром выхожу я из дома и вдруг вижу: трое городских хлыщей толкают вверх по дороге здоровенный «кадиллак» — вроде тех, в которых шишки из правительства раскатывают. Ну я, конечно, подошел, помог им. А они говорят, мы, мол, профессора из университета. Звали их, насколько помню, Курт, Джонни и Альберт. Ехали в Принстон, да не доехали, сломалась их колымага. Хоть и профессора, а в машинах ни черта они не петрили, все одно что слепые котята. Ну вот, я, значит, отладил им телегу, дела там было на понюшку табаку, а они все толковали между собой, чем, мол, со мной расплатиться.

«У вас что, совсем нет денег?» — спрашивает Джонни.

«Относительно меня можешь не сомневаться», — отвечает Ап.

«А я сомневаюсь, что у меня они когда-нибудь были», — добавляет Курт.

«Паршиво, — говорит Джонни. — Как же нам отблагодарить этого доброго человека? Я бы заплатил, только проклятая рулетка обчистила меня досуха».

Чешут они, стало быть, в затылке, а как быть, не знают. И тут Ал лезет в карман и достает такой маленький стеклянный пузырек, а в нем что-то непонятное на дне переливается, всего пара капель.

«У меня с собой только вот это, — говорит, — та хреновина, которую прислал Дирак, когда пытался убедить в своих дурацких идеях насчет квантовой физики. Мол, это чистейший экстракт тех самых гейзенберговских волн или вроде того. Называется…»

Старый механик наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Кен с недоумением смотрел, как он подошел к полке с инструментами и вытащил из дальнего угла заросшую пылью бутылочку и грязный клочок бумаги.