Журнал «Вокруг Света» №11 за 1975 год - Вокруг Света

Аппарат изобретателя Лесли Хесса, построенный в 1968 году, был еще более легок, но размахом крыльев похвастать не мог — всего около пяти метров. Четыре года члены «Группы по созданию самолетов на мускульной тяге» Королевского авиационного общества (Великобритания) бились над снижением веса аппаратов и увеличением размаха крыла. Изо всех сил налегая на педали, испытатели поднимали легчайшие, словно пушинки, мускулолеты в воздух, одолевали почти километр в горизонтальном полете, а затем, дав отдых ногам, плавно планировали на землю. Максимальное достижение принадлежит лейтенанту Джону Поттеру — в июне 1972 года на своем педальном аэроплане «Юпитер» (фото 7) он пролетел более километра, развив скорость 33 километра в час.

Пожалуй, это предел. Большее навряд ли дано человеку с его «человеческой силой». Чтобы пролететь не километр, а полтора, нужно еще больше увеличить размах крыльев, а у Поттера он был немалый — такой же, как у Уимпенни. Самым же большим размахом крыльев замечателен английский мускулолет «Вейбридж» — почти 37 метров! Очевидно, дальнейшее наращивание несущих плоскостей бессмысленно. Это отразится на весе, вес — на скорости, тяге, подъемной силе и т. д. (Для того чтобы получить предельно легкий аппарат, Поттеру пришлось сооружать мускулолет из бальсовых реек, обтянутых фольгой.)

Что же, правы все-таки оказались приверженцы известной истины «рожденный ползать...»?

Не совсем. Во-первых, кто сказал, что тягу можно создавать, только вращая педалями? Есть ведь и другие способы: крутить рукоять, наподобие заводной, грести — точнее, повторять движения гребца... А во-вторых, зачем уподобляться самолету или планеру, зачем разбегаться, набирать скорость и только после этого, вернее именно за счет этого, взлетать? Не пора ли вернуться к машущему крылу, тому самому, испытывая которое, погиб Де Груф? Все больше изобретателей обращаются именно к этому полузабытому направлению в поиске, и некоторые эксперименты уже сулят очевидный успех. Для поощрения их в 1959 году был учрежден даже особый международный приз, так называемый «приз Генри Кремера». Сумма его за последние пятнадцать лет была поднята дважды: с 5000 фунтов стерлингов до 10 000 (в 1967 году), а затем — до 50 тысяч. Этот приз сам по себе говорит о важности ожидаемых результатов. Присуждается приз тому, кто оторвется от земли и пролетит, описав восьмерку, значительное расстояние, не используя никаких источников или аккумуляторов энергии.

Итак, полеты на педальных аэропланах исчерпали себя. Не спас даже пропеллер, установленный в аппарате Генри Поттера. Были перепробованы и автожир, и горизонтальный несущий винт (педальный геликоптер, самонадеянно высмеянный 80 лет назад), и в конце концов инженеры обратились к нетрадиционным средствам полета. В одном из трудов по конструированию мускулолетов задача так и ставится: искать «новые методы и странные сочетания» механизмов. «Новые», конечно, лишь в том смысле, что они хорошо забытые старые. Еще в 1929 году немецкий изобретатель Александр Липпиш (не говоря уже о Хандли Пейдже, ставившем эксперименты с машущим крылом в начале нынешнего века) опробовал необычную летательную машину. Пилот орудовал рычагами, похожими на весла, а машина... парила, взмахивая крыльями. Правда, приз Генри Кремера, если бы он тогда существовал, не мог быть присужден изобретателю: все-таки взлетал он с помощью катапульты. Свой аппарат Липпиш назвал орнитоптером. «Птерон» — крыло, «орнитос» — птицы. Именно орнитоптер и способен обеспечить то овладение воздушной стихией, ту автономность, которая не свойственна ни самолету, ни планеру, ни геликоптеру, ни аэростату. Да и подъемная сила машущего крыла, как это было доказано

Н. Жуковским 77 лет назад, во много раз больше, чем у крыла традиционного — закрепленного жестко.

Словом, изобретатели вернулись к Икару и прозрениям Леонардо . Одна беда: сложности механики такого полета в наш просвещенный век ничуть не меньше, чем во времена да Винчи. Их никак не удавалось преодолеть, и до последних лет «Швингуин» (1 Интересна этимология этого названия. Оно составлено из двух немецких слов: «Schwingung» — качание, колебание и «Pinguin» — пингвин, — и обозначает, таким образом, «раскачивающийся пингвин» или «качегвин».) Липпиша оставался, пожалуй, единственным махолетом, который и впрямь летал.

Лишь новейшие эксперименты австралийских авиаторов проливают на будущее орнитоптера свет надежды. Как сообщал недавно «Журнал Королевского авиационного общества», им удалось построить модель махолета, в которой используются не движения ног (педальный привод) или рук («весельный» привод), а работа всего тела.

Человек, сидящий в седле этого орнитоптера, начинает раскачиваться, перемещая центр тяжести своего тела и всего сооружения. Рама аппарата, опора для ног и крылья соединены системой эластичных тяжей. В этом-то и заключается «хитрость». Упругие растяжки, поясняют конструкторы, позволяют «сбалансировать общий полетный вес», а усилия человека, направленные на изменение точек опоры и таким образом выводящие машину из равновесия, заставляют ее взмахивать крыльями и подниматься в воздух. В целом же конструкция напоминает нечто среднее между дельтопланом и... деревянной лошадкой.

Кстати, никакого противоречия между австралийским орнитоптером и условиями приза Кремера нет, хотя на первый взгляд использование эластичных соединений плохо согласуется с правилом, запрещающим применение каких бы то ни было аккумуляторов энергии. Как заявил один из экспертов, в орнитоплане используется не энергия, «заключенная» в резиновых растяжках (она одна и та же и на старте, и после приземления), но их упругие свойства. Что касается энергии, то она здесь одна — мускульная...

Помимо явной необычности, новая конструкция махолета интересна еще и вот чем. В ней разрубаются сразу три гордиевых узла. Первый: трение в движущихся частях сведено к минимуму. Просто-напросто трущихся частей — раз, два, и обчелся. Второй: несущего винта нет, а следовательно, нет и недостатков, с ним связанных. Наконец, третий: пилот имеет возможность время от времени отдыхать в полете, то есть практически не перенапрягается.

Для того чтобы понять, насколько важен этот последний «узел», вернемся немного назад. Ведь в изнурительности усилий человеческих мускулов — величайшая загвоздка, непреодолимое препятствие на пути создания экономичных (правильнее было бы сказать — экономных) мускулолетов. Человек-то весит хоть и не 170 килограммов, но зато и не 16, а 60—80. И чтобы держаться в воздухе, он должен развивать, повторим, максимальную мощность, проще говоря, работать на износ. Надолго ли его хватит? При предельной натренированности — на три минуты. И все! Далее следуют потеря сознания и неизбежное бесконтрольное падение. Как раз это и не позволяет «мускулолетанию» выйти за рамки спорта.

Теперь становится ясным, как необходим пилоту отдых, хотя бы и кратковременный. Сделал несколько качании, откинулся на спинку сиденья, в очередной раз перенеся центр тяжести, — можно перевести дух: аппарат пока балансирует в воздухе, парит. Некоторая потеря высоты? Не беда — снова несколько качаний, — и опять расслабиться. Так — вверх-вниз, вверх-вниз — можно преодолеть большое расстояние...

Опыты австралийцев продолжаются. В других странах также проводятся эксперименты над летательными машинами, приводимыми в действие колебательными движениями человеческого тела. В поисках оптимального варианта инженеры выдвигают самые разнообразные идеи. Предполагается, что если кромке машущего крыла придать гибкость, то нагрузка на мускулы снизится, и орнитоптер наконец станет доступен не только спортсменам, но и любому человеку среднего физического развития.

Так что, может быть, фантастическое допущение, с которого началась эта статья, не такое уж примитивное? Может быть, из «эры удачных экспериментов» мы вступаем в «эру мускулолетов»?

И действительно, может быть, недалек тот день, когда, выйдя после работы на улицу, мы оседлаем небольшой индивидуальный орнитоптер и, раскачавшись как следует, плавно воспарим в небеса, веря, что рожденный шагать... летать обязан!

В. Бабенко

О славе вещей презренных

В римском Колизее обнаружена масса сливовых косточек, костей и прочего мусора.

— Ну и что? — скажет читатель. — Дел-то всех — мусор. Мало ли что туристы набросают!

В том-то и дело, что весь вышеназванный мусор обнаружен был при раскопках. Его укрывали несколько метров земли и почти два десятка веков.

Не зря, очевидно, одна из древнейших надписей, найденных в Колизее, классической латынью призывала граждан не сорить на трибунах. То ли не все граждане читать умели, то ли читали, да внимания не обращали, но слой мусора в Колизее оказался мощным и прекрасно сохранился до нашего времени.