Космонавта никто не ждал - Олег Северюхин

Я уточнил на Земле, какой же год у них. Сказали, что 1993-й. Так это мне сорок три года и я отсутствовал на Земле восемнадцать лет, хотя времени прошло намного больше. Это какой-то временной парадокс, связанный со световыми и субсветовыми скоростями. А сколько же мне самому лет, я же намного моложе человека сорока трех лет? Неужели мои часы и определяют мой возраст.

Прав был учитель, что ход часов в унисон с человеческим организмом позволит достигнуть бессмертия. Только никому об этом говорить нельзя. Заберут часы. Не погнушаются и руку отрубить, чтобы снять их, а эти часы могут взаимодействовать только с моим организмом. Вот и думай, какой сделать выбор. Наши обязательно зарежут курочку, которая несет золотые яйца — нужно сразу и все в больших количествах.

Попал в ситуацию. Чувство долга борется с чувством самосохранения. Как наши разведчики за рубежом или дипломаты. Они дело делают и знают, что их вызывают в Москву для того, чтобы уничтожить. Те, кто поумнее, исчезали и растворялись в огромном мире, выживая в борьбе за существование. Люди честные ехали на верную смерть и за что? За идеалы марксизма и ленинизма, который и убивал их.

Мои размышления прервал женский голос:

— Милый, ты еще помнишь меня? Посадка на аэродроме вылета.

Глава 39

Разве я мог забыть этот голос? Этот голос часто снился мне во сне, и я разговаривал с ним, когда сидел один в бесконечном космосе и мечтал о том, что еще когда-нибудь услышу его и увижу наяву обладателя его.

— Вас понял, — четко ответил я, — связь прекращаю до выхода на посадку.

Я прекратил всякие дискуссии, начал процедуру снижения с орбиты и плавного вхождения в плотные слои атмосферы. Что бы меня ни ждало там, мне будет все равно, если она там. Мне будет приятно посмотреть на нее, но если она уже чужая, то она мне не нужна.

Не знаю, кто и что согласовывал, но "буран" не был атакован средствами ПВО других стран, вероятно, все-таки они понимали, что это космический корабль, хотя данных о запуске корабля не было.

Почему-то не было и никаких запросов со стороны ПВО России, хотя после посадки немца на Красной площади противовоздушная оборона должна реагировать на каждого гуся, залетающего в воздушное пространство государства. Все понятно, меня ждут.

Нашел схему захода на посадку на аэродром в Подмосковье, откуда я улетал. Диспетчер дал мне скорость и направление ветра, указал номер посадочной полосы. Приземлялся я как заправский летчик на две точки, потом опустил нос и коснулся бетонки носовым колесом, тормозной парашют, тормоза, развернулся и порулил к диспетчерской.

— Следуйте за машиной сопровождения, — получил я команду из диспетчерской.

Впереди меня заскользил "уазик" с мигалкой, и повел меня к ангару, в котором были открыты створки ворот. Не доезжая ангара, я получил команду заглушить двигатель. Меня подцепили к тягачу и потянули в ангар. Затем створки закрылись, и стало темно.

— Конспирация, — подумал я.

Через какое-то время к корпусу приставили лестницу и постучали в дверь. Открыл. Стоит мужик с гаечным ключом:

— Эй, летчик, давай скорее, там уазик стоит, тебя в диспетчерскую отвезет, а я ангар после тебя закрою. У нас тут свет и отопление отключают, вот мы все и консервируем, пока предприятие долги не заплатит.

— Какие долги, кому? — удивился я.

— Ты чё, с луны свалился, что ли? — сказал мужик. — Акционировали нас. Говорят, что вы все сейчас собственники, давайте ваучеры и владейте аэропортом. Ну, мы и отдали их, взамен шиш получили. Давай, не тяни, мне тут надо нужно еще в одно место сгонять, а то и хлеб дома не на что будет купить.

Я обесточил аппаратуру, взял мешок с формой, емлянские ордена, бортовой журнал и вышел. Тишина какая-то. Ни встречающих, ни оркестров, ничего. А "фотонка", похоже, даже светится в полумраке. Уран везде светится.

— Откуда прилетел? — спросил меня водитель "уазика".

— Из Сибири, — машинально бросил я.

— Как там? — спросил водитель.

— А-а-а, — махнул я рукой.

— Понятно, такое же дерьмо, как и у нас, — подытожил парень за рулем. — Все планы прахом, думал, что после армии жизнь начнется, а она вот, началась…

Замолчали. О чем говорить? Я ничего не знаю. А парню все это уже надоело.

Подъехали к диспетчерской. Это по-штатски она диспетчерская, а по-летному — центр управления полетами, такой стеклянный скворечник где-то на уровне четвертого-пятого этажа здания, чтобы все аэродромное поле было видно и можно было регулировать взлет и посадку самолетов.

Пустые коридоры. Какая-то запустелость. Поднялся наверх. Два офицера в кожаных летных куртках и женщина. Офицеры особо и не обратили на меня никакого внимания, мало ли летает нашего брата.

Женщина повернулась, и у меня подкосились ноги. Это была Татьяна. Откуда она здесь? Мы и знакомы-то были несколько дней перед моим отлетом. Она стояла и смотрела на меня, но было видно, что она еле сдерживает волнение.

— Здравствуй, — сказал я ей так, как будто меня не было всего лишь несколько дней. Она сорвалась с места и бросилась ко мне, уже не сдерживая слез.

— Я дождалась тебя, а ты меня не забыл? — спросила она.

— Разве тебя можно забыть, — улыбнулся я и поцеловал ее, думая, до чего же похожи Татьяны на Земле и на Емле. Возможно, что это один и тот же человек, но только живущий в разных мирах. Если их поставить рядом, то я бы затруднился сказать, какая из них земная, а какая — емная и какой Татьяне я отдал бы предпочтение. Вероятно — никакой, был бы двоеженцем. Пусть это нельзя, но нельзя же разрезать по живому отношения и чувства. — Ты-то сама как? — спросил я у Татьяны.

— Да так, живу потихоньку. Ты возьмешь меня замуж? — сразу спросила она.

— Конечно, возьму, ведь мы же с тобой уже женаты столько лет, только забыли зарегистрироваться в ЗАГСе, — улыбнулся я.

Как мне повезло с ней. Правильно сделала, не стесняясь спросила, возьму ли я ее замуж, а я бы все стеснялся спросить, как она там, с кем жила, с кем проводила эти года? А не все ли тебе равно, где она была, пока ты болтался, неизвестно где? Она что, спрашивает тебя, где ты был и с кем проводил время? Не спрашивает, и ты не лезь в ее душу. Она живой человек и восемнадцать лет одной трудно жить. А вдруг ты бы не вернулся? То-то, друг мой, радуйся, что тебя встретила твоя женщина, которая хочет стать твоей женой.

— Мама, это он? — спросила подошедшая к нам девушка лет семнадцати-восемнадцати.

— Он, Оленька, он, — улыбнулась Татьяна.

— Возвращение блудного папочки, — усмехнулась девушка. — И где же вы болтались, позвольте вас спросить? Чего же вы меня за всю жизнь ни разу не поздравили с днем рождения, не поинтересовались, как она там, или другим детям нужно было внимание?

Я встал, подошел к ней, взял ее за плечи и всмотрелся в ее глаза. Где-то я уже видел такие глаза.

— Где-где, — передразнил я себя, — ты каждый день смотришься в них, подходя к зеркалу для бритья. Ты лучше посмотри на нее. Она твоя копия и по внешности и по характеру. У тебя характер тоже не приведи Господь. И имя у нее твое. И возраст. Обними ее, поцелуй, поздоровайся, дубина, твоя кровь, твоя наследница, все твое будет принадлежать ей. Что, и сейчас будешь играть в стеснительность?

— Здравствуй, дочка, — сказал я, — мне всегда казалось, что у меня будет именно такая дочь как ты. Я тебе все расскажу, но только чуть попозже. Снежинина Ольга Олеговна. А завтра мы с твоей мамой идем регистрировать брак. Даешь нам на это добро? — спросил я.

— Даю, а откуда вы все знаете? — стараясь быть строгой, спросила Ольга.

— Я все знаю, — сказал и, обняв ее за плечо, пошел к Татьяне.

— Спасибо за дочку, — сказал я, и мы все обнялись.

— Ты только меня не торопи с рассказами, — попросил я Ольгу, — тут есть некоторые элементы, которые мы с твоей мамой не можем раскрывать, пока не получим санкции высшего руководства.

— Почему меня никто не встречал кроме вас? — спросил я Татьяну, пока мы служебном ПАЗике ехали в один из подмосковных поселков, где она жила.

— Потом расскажу, — как-то странно усмехнулась Татьяна.

Татьяна и Ольга жили в однокомнатной квартирке. Тесновато, а тут еще и я. Ничего, космонавту дадут трехкомнатную квартиру в центре Москвы, вот тогда и заживем.

Накрыли маленький столик. Еда бесхитростная, простая, вероятно с деньгами в моей семье не густо. Ничего, моя зарплата за восемнадцать лет покроет все. Я вас на руках носить буду, дорогие вы мои женщины. Но как я много потерял, что не видел, как росла Ольга, не гулял с нею за руку по улицам, не радовался ее первым оценкам и не утешал от каких-нибудь обид, не поддерживал Татьяну в трудные годы. Все как-то пролетело впустую. Вместо торжественной встречи осенняя слякоть, старенький ПАЗик, маленькая квартирка, но зато есть моя семья.

Немного выпили вина, поели. Встали.