Беспокойное сердце - Владимир Семичастный

— Друзья дорогие, как же так: вся страна умеет пользоваться керосинками, керогазами, а у нас женщины такие неумелые? В чем дело?

В конце концов выяснили, что эти женщины были доведены мужчинами и семьей до такого состояния, что вынуждены были пойти на такую страшную смерть. Причины? Одна пошла самовольно на комсомольское собрание, другая случайно перекинулась парой слов с незнакомым мужчиной, а увидел это то ли родственник, то ли сам муж, и этого было достаточно, чтобы началась травля, и вот уже женщина доведена до состояния, когда смерть — единственный выход.

А ведь все хозяйственные хлопоты — на плечах женщин. Приезжаешь на хлопковое поле — одни женщины убирают. На хирман — ток, где перерабатывают собранный хлопок, взвешивают, оприходуют, потом грузят и отправляют на приемные пункты, — женщины приходят порой с детьми. Их привязывают к спине и таким образом собирают хлопок или работают на хирмане. Кое-где детей отводят в халупку — не убранную, не обустроенную, без игрушек, где малыши в земле копаются под присмотром дряхлой старушки.

А рядом чайхана с самоваром в рост человека, у которого сидит краснощекий мужик-чайханщик. Туда женщины не заходят, чай пьют только мужчины, которые руководят. А председатель колхоза — женщина, Герой Социалистического Труда.

— Как же вам не стыдно? — обращаюсь я к ней. — Вы что, не можете обустроить этих малышей, позаботиться о женщинах?

— Да вот, понимаете, я обещала…

— А обещала, почему же не сделала? А ну-ка в машину ко мне секретаря райкома, предрайисполкома! Поедем в Карабахский район.

А у армян в этом отношении было все организовано идеально. У них в доме для детей хозяйничают две молодицы, прямо кровь с молоком: белые передники, голубые платья, косынки. Чистые кроватки стоят на воздухе — все под белоснежной марлей. В доме игрушек полно. Две коровы прикрепили, чтобы молоко ребятишкам было свежее и без перебоев.

Для азербайджанцев ехать и учиться у армян — самое страшное наказание. И вот поездили, посмотрели.

— Как же так: там — Советский Союз и здесь — Советский Союз. Там — Азербайджанская республика и здесь — она же. Ну как не стыдно вам, азербайджанцам, так «хозяйничать» у себя в республике?

И вот только так можно было достучаться. Не просто отругать, а показать, ткнуть носом и пристыдить: «Смотрите, учитесь и исправляйте положение… А мы проверим».

Мусульманская религия наложила отпечаток на все стороны жизни азербайджанцев, в том числе и на отношение к женщине.

Правда, с другой стороны, мусульманам не разрешено пить. Вот что мне нравилось у них, так это то, что пьяных в деревне вы не увидите! Там есть ларьки, где вся стена уставлена бутылками с коньяком, водкой, вином, — так и стоит, покрыта пылью, — не берут.

Часто ездил я по колхозам. Причем не успеешь еще приехать, а у райкома партии уже ждут двадцать, тридцать человек, потому что они по номерам машины знают: приехало начальство. Беспроволочный телеграф быстро работает. Жалобщики.

Со мной всегда ездил помощник, который предварительно прослушивал и отбирал мне человек десять. Их принимаешь, а остальным объясняешь, что, если я всех буду принимать, не увижу колхоза, школы или фабрики, а значит, не смогу им конкретно помочь.

Но жалобщики очень настырные и беспардонные. Иногда принимал людей вместе с первым секретарем или предрайисполкома. Я принимаю, а они сидят рядом. И вот жалобщик начинает:

— Первый секретарь — это фашист.

Тот молчит. Я возмущаюсь:

— Ты хоть возрази. Тебя фашистом обзывают — страшнее быть не может, а ты молчишь!

— Не хочу перебивать. Да и что я буду с ними связываться? И потом — он по возрасту старше меня.

День приема в ЦК партии. Принимают все секретари в один день после обеда, с двух часов дня и до шести вечера. У меня забита приемная, человек сто, у других секретарей — никого. Причем мы с помощником всегда брали из отдела двух-трех человек, которые разбирались, кто пришел и по каким вопросам. Выхожу из кабинета и говорю:

— Половина собравшихся, пришедших из сельской местности, из колхозов, должны идти к Мирзоеву, секретарю по сельскому хозяйству, такие-то — к Алиханову, секретарю по промышленности, такие-то — к Назыму Гаджиеву — по вопросам идеологии.

— Нет, ты русский, ты приехал из Москвы, тебя прислал Хрущев, и ты по-правильному разберешься. А они все берут взятки, и они такие-сякие.

— Но я же вас всех не смогу принять.

— А на каком основании? Я пришел к тебе на прием, а принимает меня твой помощник?

— А ну-ка, давай, ты на мое место сядь и попробуй-ка всех принять подряд. Сколько я дней вас буду принимать? На то они и мои помощники, работают по моему поручению, изучают важность вопроса. Вы, два соседа, поругались, а я должен в это вникать, в то время как вам нужно прежде всего обратиться в милицию. Вот помощник мой вам и подскажет.

Тогда они переменили тактику. Выходишь из дома (обычно я ходил на работу пешком, так как жил недалеко от здания ЦК партии) — уже около дома разостлан ковер и сидят на нем Человек пять-шесть, ожидают моего выхода, чтобы сопровождать и по дороге проситься на прием. И потому я был вынужден или на машине ехать, или милицейский пост поставить, чтобы избавиться от назойливых просителей. Жил я в Баку в цековском доме, расположенном в Ереванском переулке. В нем тогда жили все работники ЦК партии. Это был обыкновенный, ничем не примечательный, не очень благоустроенный дом. Вот после меня они, говорят, там настроили даже слишком роскошные дома. Но это было уже дело рук Елистратова и других руководителей.

Конечно, азербайджанцы в самом Баку — это прежде всего рабочие-нефтяники, работяги хорошие, а вот в деревне — работают одни женщины. Мужчины шаляй-валяй, не очень напрягаются, не очень утруждают себя работой. Вот поторговать, овец попасти, шашлык смастерить — это они умеют и делают с охотой.

Вместе с тем азербайджанцы много преуспели в науке. Среди них немало ученых, и по количеству кандидатов и докторов наук, научных сотрудников они не уступали — а если уступали, то чуть-чуть — армянам и грузинам, и имели очень высокий процент образованных людей.

Отдыхать ездили в Шушу — небольшой курортный городок, расположенный в горной части Нагорного Карабаха. Даже руководство республики вывозило туда свои семьи на лето. Там прекрасный воздух и удивительная прохлада, благодаря которой легко переносится летняя жара, гораздо лучше, чем в равнинной части Азербайджана, особенно в степях и в самом Баку.

И вот приезжаю туда первый раз — в городе не дома, а развалины. Что такое? В чем дело? И в то же время там чуть ли не двенадцать или четырнадцать санаториев и домов отдыха, а население-то всего десять или двенадцать тысяч человек. Я походил, посмотрел.