Дети Афродиты - Вера Колочкова

– Прости, Томочка…

– Ты сама себя для начала прости. В себе сначала разберись. Ладно, пока…

После ухода Томочки Ольга долго бродила по квартире, пытаясь унять внутреннюю истерику. Нет, что им всем от нее надо? Почему она должна всех понимать, прощать, жалеть? А ее кто пожалеет? А может, ей-то как раз хуже всех! Может, ей еще больнее биться о свое каменное железо! Да, Томочка, и душа давно патиной покрылась, ты права. Да она даже поплакать по-человечески не умеет, излить наружу эту холодную внутреннюю истерику. Да разве это и есть ее сила, о которой они толкуют? Это же не сила, это же черт знает что… Это наказание, это несчастье какое-то…

Ночью ей приснилась Афродита. Нет, определенного образа не было, так, просто белое облако. Но присутствовало во сне четкое осознание, и даже будто кто голосом произнес – вот, смотри, это и есть Афродита. И тот же голос потребовал – всмотрись в ее черты…

Она всматривалась. Мучительно всматривалась. И даже был секундный и горький позыв произнести в сторону белого облака слово, которое она не произносила ни разу в жизни, и выходило из горла какое-то сплошное хрипло невнятное безобразие, переходящее в утробное мычание – м-м-а-м… А белое облако обволакивало, гладило по голове, по плечам…

Проснулась в холодном поту, села на постели. Потом долго плескалась в душе, будто пыталась смыть с себя незнакомые прикосновения. А потом решила вдруг – все, хватит ерундой заниматься, иначе так можно с ума сойти. Не будет она больше никого искать, пусть Генка один… А ей и впрямь некогда – пора о насущных делах задуматься. О квартире, к примеру. Не вечно же на съемной жить!

Да, надо идти и просить у Маркуши ссуду. А может, и не надо просить. Еще чего, просить! Лучше уж в ипотеку залезть… Понятно, что трудно будет, но когда она боялась трудностей? Как говорится у сильных людей – чем хуже, тем лучше! И вперед! И с песней! И нечего всяким снам… Тем более, она никогда не верила снам, и никогда их не запоминала. Во сне человек должен отдыхать, это функция организма такая, и все дела. Отдыхать, чтобы днем жить, работать, любить… А если любить некого, значит, просто работать. И все равно – жить…

Генка позвонил через два дня, тарахтел в ухо возбужденно:

– Оль, я с дядей Митей сейчас говорил, новости есть! Ты где сейчас?

– На работе.

– Тогда я к тебе скоро подскочу. Ты выходи минут через десять, в машине поговорим.

– Ген, а может, зайдешь?

– Не. Я одет непрезентабельно. У вас там, поди, все при галстуках, тебе за меня стыдно будет.

– Ген, не говори ерунды! Какие галстуки. Никто тебя здесь не укусит.

– Нет, не пойду. Сказал же! Выходи через десять минут.

– Хорошо…

Нажав на кнопку отбоя, Ольга задумчиво глянула в окно. Значит, новости есть… Значит, поиски продолжатся. Но она ж вроде решила больше в них не участвовать… А как Генке скажешь? Вон какой взбудораженный… И голос звенит нетерпением. Ладно, по ходу дела решится. Пора на выход…

Генкина машина уже стояла у бровки тротуара, даже дверь услужливо была открыта. Плюхнулась на сиденье, глянула на Генку с улыбкой:

– Привет, братец… Ну, давай, выкладывай свои новости, если не терпится.

– Еще как не терпится, Оль. Он нашел мамины следы, представляешь? – торопливо начал Генка с места в карьер. – Ну, то есть не сам нашел, ему знакомые помогли… Более того, ему даже дело Васнецовой Анны показали! Говорит, сам все справки своими глазами видел.

– А может, это другая Васнецова Анна? Имя и фамилия вроде распространенные.

– Нет, это точно она, Оль. Там же фотография в деле есть, дядя Митя ее узнал… Так что никакой ошибки быть не может. Только вот информация такая… Как бы не совсем…

– А что такое?

– Дело в том, что на поселении она одна была, без ребенка.

– Почему?

– Откуда я знаю? Не забрала его, значит… В детдоме остался… Вернее, осталась. Она же девочку родила, Ксенией назвала. Там, в деле, справка есть. Ксения Васнецова…

Ольга почувствовала, как злое раздражение ударило ей в голову. Нет, чему этот идиот радуется, а? Надо же, счастье великое, следы нашли, девочку Ксенией назвала… И не удержалась, заговорила отрывисто, грубо:

– Слушай, Ген, а может, ну ее, а? Ну сам подумай, что это получается? Она нас бросает всех по очереди, а мы ее ищем. Вот, уже третьего ребенка бросила! Тебе что, мало, да? Мне кажется, хватит… Может, прекратим это гиблое дело? Тем более, как я понимаю, и следы потерялись.

– Нет, Оль, отчего ж потерялись, наоборот… В деле адрес детдома есть, куда ребенка определили, Васнецову Ксению. Это, между прочим, недалеко отсюда, я уже узнавал… Километров двести. Поселок Горькое называется.

– Ну, допустим. И что? Неужели ты думаешь, наша новоявленная сестрица Ксения Васнецова сидит в этом детдоме и нас дожидается? Ей сейчас уже сколько? Должно быть, лет восемнадцать-девятнадцать? Там до такого возраста детей не держат, Ген… Их потом в свободное плавание отпускают…

– Да я все это понимаю, Оль, конечно. И все же… Она ведь сеструха наша! Узнаем хоть, где и как устроилась. Может, она общается с кем из ребят детдомовских или с воспитательницей какой-нибудь связь держит? Надо ее найти, Оль, я чувствую. Они, знаешь, после детдома все такие неприспособленные… А вдруг ей помощь нужна? Или она про маму что-то знает? Поедем, а? В следующий выходной? Я уж и Маришку предупредил…

– Ген, я вообще-то… Хотела тебе сказать…

– Что, Оль?

Генка смотрел ей в глаза так преданно, что язык не повернулся договорить фразу. Представила его лицо, как он отреагирует на ее отказ. И не смогла. Вздохнула, махнула рукой безнадежно:

– Ладно, черт с тобой… Уговорил, поедем. Доведем дело до логического конца, чего уж. Хотя, я предполагаю, конец не стоит того.

– Нет, Оль. Стоит. Не знаю, как тебя, а меня прямо колбасит внутри. Хочу на эту Ксению Васнецову хоть одним глазом поглядеть, страсть как хочу. Видимо, у меня родственные привязки настырно в печенках сидят… И маму очень хочу найти, ты даже не представляешь себе, как я ее хочу найти! Я ж ее помню…

– Да что ты можешь помнить, тебе пять лет было! Может, ты просто себе придумал эту память? Раздул из детской тоски? Ты же взрослый мужик, Генка! Мужик, а не трепетная сентиментальная бабенка!

– Да при чем тут мужик, не мужик… Не в этом дело, Оль. Просто я ее помню, и все. Что есть, то есть. Как подумаю о ней, сразу вот тут чесаться начинает, – постучал Генка ладонью по солнечному сплетению, – так бы и расцарапал до самого нутра, и расчесал бы…

– Ой, ладно… Тоже мне, Данко нашелся. Кстати, как у тебя с Маришкой? Все хорошо?

– Да, все отлично, можно сказать, медовый месяц. Приветы тебе передает, просит, чтобы в гости привез. Ты бы и сама заехала как-нибудь, запросто, без церемоний. Мы ж вроде как родственники…