Дети Железного царства - Ирина Валерьевна Ясемчик

— Ладно, едем дальше, — витязь вскочил в седло, бросил ещё раз взгляд на бездыханное тело огромного волка, — а, наверное, славная бы одёжка получилась из его шкуры. Ни мечом, ни стрелой не пробьёшь. Только уж больно тяжело таскать было бы. Пусть лучше тут лежит. Лучшая защита — надёжный товарищ, а уж это у меня есть!

Он с улыбкой огладил Ярослава, конь смущённо фыркнул, с места взял в галоп и поскакал к дубу.

Столетний дуб лениво шелестел листвой в ответ на попытки ветра раскачать ветви. Толстый, в три обхвата ствол тянулся ввысь, верхушку можно было разглядеть только задрав голову. Добромир окинул великана взглядом, полным уважения.

— Надо же, какой вымахал.

Соскочил с коня, обошёл дерево кругом приглядываясь, нет ли дупла.

— Нету ничего, — со вздохом сообщил брату, — ни трещинки. Может наверх залезть? Вдруг кинжал там где-то запрятан?

Ярослав мотнул головой, топнул правой передней ногой, давая знак снять с него уздечку и седло. Богатырь выполнил просьбу. Жеребец отчётливо чувствовал присутствие злых чар. К дубу они не имели никакого отношения. Парень вернулся в облик человека.

— Дуб этот обманка. Вернее не так. Он указатель, а не хранитель. Указывает место, где смерть Кощея укрыта. Сам говоришь, что дупла в стволе нет.

— Может под дубом поискать? В земле. Сокровища ведь часто в землю зарывают.

— Нет, от земли притока чародейской силы я не чую. Мне кажется, что кинжал спрятан в скалах.

Добромир оглядел громоздящиеся кругом скалы.

— Их тут много, где же искать? Ты чуешь, Ярик? Можешь точнее сказать?

— Чую, только чтобы вернее указать, мне надо повыше забраться. Такая работа не для лошадиных копыт.

— А если я заберусь? Ты мне подскажи, куда идти, а я поищу.

— Нет, тут иначе надо.

Ярослав откинул со лба прядь волос, стукнул каблуком о землю, и через мгновение на его месте стоял огромный серый пёс с острой волчьей мордой, стоячими ушами, густой шерстью и тяжёлым хвостом-саблей. Пошёвелил ноздрями, гавкнул, полез, цепляясь лапами за камни на гору, что была точно напротив столетнего дуба. Источник силы был совсем близко. Пёс почуял запах железа. Заметил щель между камнями. Принюхался. Да, оттуда пахнет. Щель опоясывала высокий, почти в рост человека кусок скалы. Здесь! Ярослав победно залаял, вскинув над спиной хвост.

— Нашёл? — крикнул снизу Добромир.

— Гав! — подтвердил пёс.

Богатырь сбросил кольчугу, вскарабкался на гору. Ярослав поцарапал лапой нужный камень, ткнул носом в щель.

— Отодвинуть надо? — догадался побратим, — это я быстро!

Поплевал на ладони, упёрся обеими руками в каменную глыбу, надавил. Серый исполин дрогнул, чуть сдвинулся с места.

— Поддаётся. Сейчас я его, — нажал изо всех сил.

Пот градом катился по лбу витязя, рубаха прилипла к телу. Наконец камень с шумом сорвался вниз. Разом открылась площадка, на которой могли бы свободно разместиться четыре человека. В самой середине, в неглубокой выемке лежал, поблёскивая на солнце кинжал, с рукоятью из чёрного металла. Ярослав, уже вернувшийся в человеческий облик, осторожно взял находку.

— Вот она, смерть Кощея, — тихо произнёс парень, — осталось нанести удар. Но если бы не ты, брат, не добыть бы нам её. Спасибо.

Добромир вытер пот со лба.

— Не за что. Дело-то наше общее. Ты нашёл, я камень убрал. А теперь пора и Кощеем заняться!

Глава шестнадцатая. Ворон

Истислава разбудило чириканье птицы в ветвях дерева, под которым он ночевал. Уже в четвёртый раз. Четвёртый день пошёл с гибели Зоряны. Пёс поднялся, принялся слизывать капельки росы, покрывшие траву и его шерсть. Утолив жажду, подкрепился несколькими сухарями, вытащенными из мешочка на поясе девушки. Осторожно коснулся носом руки кощеевой дочери. Она совсем не изменилась, казалось, время не властно над дочкой бессмертного царя, посмертное тление не коснулось её тела, и мухи не вились над ней. Истислав не мог понять, что мешает ему уйти от тела. Поначалу ведь думал только оттащить Зоряну подальше от проезжей дороги. Это удалось, отыскал тихое местечко, где, судя по высокой нетоптаной траве, не бывали люди. Всё сделал, как хотел. А вот уйти не смог. Попытался сразу, но не выдержал, оглянулся. Зоряна казалась совсем живой, просто крепко спящей. Лишь глубокая рана на груди напоминала, что сон этот — вечный. Словно чья-то рука сдавила собачье горло, Истислав вскинул голову и завыл. Горько, отчаянно, безнадёжно. А, закончив изливать равнодушному небу свою тоску, вернулся к неподвижному телу, улёгся рядом, положив морду на грудь девушки. Он останется здесь. Как верный пёс на могиле хозяйки. Говорят, время лечит. Может быть, со временем подживёт сердечная рана, и тогда он сможет покинуть пост. Но не теперь. Фляга с водой и мешочек сухарей позволят ему не особенно заботиться о пище, а там видно будет.

Четвёртый день он здесь. Рана болит и болит, заставляя выть ночами. Истислав несколько раз прошёлся, разминая мышцы, опять лёг рядом с Зоряной, закрыл глаза.

Откуда-то сверху донеслось хлопанье двух пар крыльев, потом зашелестели, закачались ветви под тяжестью опустившихся на них птиц. Пёс втянул ноздрями воздух. Пахло вороном. Должно быть, падальщики прилетели искать поживы. Пусть только приблизятся, он их так погонит! И тут, к величайшему удивлению учёного, до него донёсся человеческий голос. Низкий, хрипловатый, и, тем не менее, человеческий.

— Гляди, сын, вот что царь Кощей с ослушниками делает. Родную дочь не пощадил. Потому говорю: служи ему верно, тогда будет тебе наградой жизнь долгая и спокойная.

— А я слышал, что царь не хотел её убивать, — ответил ворону другой голос, звонкий, мальчишеский, — будто бы случайно это вышло.

— Зоряна за брата хотела вступиться, встала между ним и отцом, вот и поплатилась.

— Жалко её. Она меня хлебушком как-то угостила. Сама ела, и мне покрошила немножко.

— Такой уж жребий выпал.

— И никак нельзя её к жизни вернуть?

— Карр! Вернуть-то можно, только волю царя Кощея нельзя нарушать. Если бы захотел, сам оживил бы дочку.

Истислав едва удержался от порыва вскочить и расспросить ворона. Но сообразил, что на дереве его не достанешь, а добром кощеев слуга уж точно секрет не раскроет. Значит выход один — притвориться мёртвым. Или спящим, на худой конец.

— Гляди, батюшка, и пёс тут, — произнёс воронёнок, — тоже, наверное, околел. Собаки хозяев надолго не переживают. Вот и пожива нам.

Снова зашелестели крылья, теперь уже совсем близко. Запах щекотал ноздри, рот внезапно наполнился слюной, в голове мелькнула чисто собачья мысль: