Тетрадь с гоблинами - Дмитрий Перцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно я, конечно, тормоз, но тут кое-что складывалось, и я не мог не возликовать от своей догадливости. Башня, ночь, кошмар, сторож…
– Так это ты тот комок, который снился Стивену?
– Я ж-жил во снах человека. Он неказистый. А я не комок. Я – лучший ночной кошмар!
Я сел на кровать в позе лотоса.
– Так ты – это правда?
– Сны – первая из правд. Правдивее, чем правда.
– А мои сны ты видел?
– Страшные гадливости овладели твоими сновидениями, распоряжались ими себе впрок. Но я захлопнул дверь. Их имен не узнал. Быть может, они не имеют имен – но теперь ты от них далеко. Теперь они далеко от тебя.
Действительно, этой ночью я не лунатил.
– У моего друга тоже Безымянные в голове, – сказал я. – Освободишь и его сны?
– Конешно. Ульфир добрый!
* * *
Я пришел на кухню, где Мелкий, болтая ногами, пил теплое молоко, а мама жарила свои фирменные сырники.
– С каким вареньем будете? – спросила она.
– С черешневым, – ответил Мелкий, уже захлебываясь слюнями. Я в возрасте Мелкого терпеть не мог завтраки, меня тошнило. А этот точит независимо от времени суток. Что за поколение!
– А ты?
– Я с медом и сметаной. Где папа?
– Только что вышел. Говорит, всю ночь не спал, думал над проектом, в итоге что-то там гениальное начертил и пошел проверить, получится ли воплотить.
Я выронил из рук чашку с чаем. Она не разбилась, но чай растекся по всему столу, а одна струйка полилась на пол. «Ты что?!» – вскрикнула мама и кинулась за тряпкой. Я помог ей прибрать. Прямо сейчас папа увидит, как надругались над его работой! Он не выдержит… Слабое сердце. Отца год назад уже увозили с инфарктом.
– Руки-крюки у тебя? – спросила мама.
– Я просто задумался. Прости.
– РУКИ КРУКИ! – обрадовался Мелкий.
Наконец на кухню зашел папа. Увидев его лицо, я чуть не зарыдал. Он весь осунулся, дрожал, глаза смотрели сквозь нас.
– Прилягу, – сказал он и вышел из кухни. Мама положила оставшиеся сырники передо мной и Мелким и в волнении засеменила за папой.
Глава 18. Очередной ритуал в жизни Дмитрия Каноничкина
Во дворе царил полный хаос. Как после смерча: все разбросано, разорвано, разворочено. Какие-то пенсионеры покачивая головами, переговаривались между собой.
– Столько сил, столько сил! – повторяла бабуля. – Бедняга.
– Может, это он сам? А?
– Как так – сам? Зачем?
– Такое тоже может быть. Надоело ему! Кто их знает? А кто убирать это все будет? Вот мой вопрос. Чай не бумажный пакетик отнести. Тут экскаватор потребуется.
– Службы уберут… Службы.
– Какие службы?
– Какие-то службы. Надо бы позвонить…
– Вот он пусть и звонит.
– Слышали о том, что ночью случилось? – продолжала первая бабуля. – Какой-то медведь объявился, город терроризирует. Уж не с зоопарка ли сбежал?
Я опустился на колено, чтобы перевязать шнурки.
– Медведь? Ты в своем уме, Настасья?
– В своем, в своем. Новости почаще смотри. Какой-то зверь – не то медведь, не то здоровый волк, напал на пьянчуг.
– С чего ты взяла, что медведь?
– Дак он им все конечности поотгрызал! Репортеры много чего не показали, но крови было!.. Говорят, в реанимации сейчас, на всю жизнь калеки.
– Живы, что ль?
– Живы, живы.
Я быстро поднялся. Схватился за поручень турника, чтобы удержаться на ногах.
– Ты чего, малец?
– Так, Настасья, это ж сын евонный… Пусть идет.
– Может, это он натворил?
– Все быть может.
Волк, медведь… Буйвол. Воспоминания, точно сон, бурлили в котле подсознания. Пасть вгрызается в человеческую плоть. Пес, измененный по моей затуманенной воле, напал на людей; на виновных, на сволочей, но кто мне дал право делать из них кровавое месиво?
Способен ли я контролировать это? Вот в чем главный вопрос. Не такими я представлял себе Ригори. Ох, не такими.
* * *
Дверной звонок Роминой квартиры чирикает как птичка. Это могло бы быть мило, если бы Рома не говорил каждый раз: “Извольте замолчать!”. А учитывая, что я в точности знаю, когда Рома узнал слово “извольте”, это бесит. В тамбуре стоял велосипед “Украина”. Очень старый. Колеса овальные, изогнутый руль. Сиденье шелушилось, как лицо моего младшего брата, когда он объестся шоколада, а звоночек отсутствовал. Я посмотрел на дверь. Представил чародея с длинной белой бородой – ну, вы поняли: волшебника из мультика “Меч в камне”, и то, как он, держа в руках посох, повелевает стихиями.
Дверь открыла мама Ромы, тетя Лариса.
– Дима? Здравствуй, проходи.
Я вошел.
– Здравствуйте, тетя Лариса.
Неповторимый запах Роминой квартиры: пирожки, чистое постельное белье и сырое дерево – ударил мне в ноздри поселился в них на ближайший час.
– Надевай, – тетя Лариса поставила передо мной тапки. – Как твои дела?
– Спасибо, тетя Лариса. Хорошо.
У тети Ларисы был надколот один зуб. Это дядя Валера, когда делал ей предложение, положил кольцо в кусок торта.
– Не определился, куда будешь поступать?
– Не-а. Думал, может, на исторический, но не уверен.
Из кухни закричал отец Ромы, дядя Валера:
– Димон! Как оно, друг?
– Нормально, – сказал я. – Как вы?
– Лучше всех, Димон!
В коридор на трехколесном велике выкатила младшая сестра Ромы, принцесса Соня. Трех лет, если не ошибаюсь. В розовых колготах и с бантом.
– Здравствуйте, – пискнула Соня и продемонстрировала мне розовую машинку. А маме сказала: – Мама, я покакала!
– Привет, Соня, – сказал я. – Красивая машина! А куклы где?
– Она не играет в куклы, – сказала тетя Лариса, отправляясь за горшком, – вся в брата.
– Роман, а ну выходи давай! – крикнул дядя Валера. – Дружбан пришел! Дим, а ты не стесняйся – иди в комнату, там все есть.
Что – “все”, он не уточнил. Наверное, имел в виду Рому. Я пошел в зал; принцесса Соня, протягивая мне машинку, поплелась следом. Я попытался взять игрушку, думая, что об этом меня и просят, но Соня отдернула руку и ушла по своим делам.
Из детской вывалился Рома.
– Здаров. На базу?
– Ага.
Детская – наша штаб-квартира. Здесь мы обсуждаем тайные дела с пятого класса, разрабатываем планы, строим козни, выгоняем принцессу Соню. На стенах висят плакаты с любимыми киногероями Ромы: Железным человеком, Мистером Гимко, Волшебником Земноморья (орвандской экранизации).
На двери – три защелки. В углу увлажнитель воздуха, на столе – фикус, “собирает негативную энергию”. Берлога Ромы просто не могла быть иной. Я сел в свое любимое красное кресло, Рома расположился на кровати.
– Ты как? – спросил я.
– Нормально. Я ночью, как домой вернулся, еще в глазок