Железная Роза - Брижит Обер

Я резко отвернулся, чтобы не видеть этой отвратительной картины. Моя щека коснулась чего-то холодного. Скальпель! Кто-то пришел мне на помощь! Я зубами схватил скальпель за ручку и выгнулся, стараясь дотянуться до ремня, прижимающего мою грудь к столу. Ощущение было будто я позирую для афиши какого-то циркового номера. С меня сошло семь потов, прежде чем удалось подсунуть лезвие под ремень. Я начал перепиливать его. Обтянутая пластиком ручка скользила во рту, и лезвие несколько раз резануло мне кожу. Но я только стискивал зубы и продолжал свой труд. Прошла целая вечность, прежде чем ремень с отрывистым звуком лопнул. Вся грудь у меня была красна от крови, текущей из множества порезов.

Все так же сжимая скальпель в зубах, — ну в точности большевик, обезумевший от запаха крови! — я перешел на ремень, стягивающий мне лодыжки. Я был очень осторожен, к тому же приобрел кое-какой опыт, так что с ним справился довольно скоро.

Я слез со стола, встал на ноги и вслепую атаковал веревку, связывающую запястья. Я спешил, так как боялся, что в любой момент могу услышать шаги. Нейлоновый шнур быстро сдался, и я наконец вытянул перед собой руки, изрезанные, но свободные. Лицо у меня исказилось от острой боли в кончиках пальцев: стало восстанавливаться кровообращение. Я принялся растирать руки, сгибать и разгибать пальцы; сперва казалось, что они у меня сейчас взорвутся, но вскоре боль утихла.

Наконец-то я вырвал шприц, до сих пор торчавший у меня в руке, и раздавил его каблуком, как ядовитое насекомое.

Я приблизился к трупу Грубера, смирно сидящему на краю раковины, и, как зачарованный, поднял за волосы голову. Его мертвые глаза, ничуть не более выразительные, чем при жизни, смотрели на меня; рот у него был чуть приоткрыт, точно он собирался меня укусить. С отвращением я отшвырнул голову на пол, и она покатилась и остановилась у стены, словно мяч на излете.

Я расстегнул пиджак этого сукина сына, обнаружил под мышкой кобуру, вытащил оттуда «вальтер» тридцать восьмого калибра, проверил, заряжен ли он, медленно потянул на себя бронированную дверь, и она бесшумно открылась.

Ни звука. Дорога, похоже, свободна. Перепрыгивая через ступеньки, я взлетел по лестнице. Моя окровавленная рука, сжимающая нацеленный в пустоту пистолет, выглядела так, словно принадлежала герою какого-нибудь фильма ужасов. У двери гостиной я замер, прислушиваясь. Тишина. Я мягко повернул дверную ручку, ожидая, что получу сейчас пулю в голову, но комната была пуста. В воздухе еще витал аромат «Грез Востока», духов Марты. Эта комната с креслами «честерфильд», канапе, обтянутым цветастым кретоном, графином оранжада, стоящим на белой скатерти, казалась такой мирной… Не имеющей ничего общего с обезглавленным трупом в подвале. А также и с беглецом вроде меня. Выйти на прогулку покрытым кровью я, разумеется, не мог. Потому, обнаружив на вешалке около двери черное пальто, облачился в него. Погода пока еще довольно прохладная, и, одетый таким образом, я не буду привлекать внимания.

Я открыл замок и захлопнул за собой дверь. Посыпанная гравием аллея была пустынна. В ночи благоухали форситии.

Шестнадцатый день — пятница, 23 марта

Я взглянул на часы: ноль двенадцать. Все вокруг тонуло в темноте. Нигде ни огонька. Куда ни глянь, только волнистый очерк на небе густого леса, сквозь который проходит дорога, ведущая к замку. Я понятия не имел, где нахожусь. Вполне возможно, до ближайшего населенного пункта несколько километров, и я подумал, что брести пешком по дорогам не самое разумное, разве что попытаться выдать себя за лесного человека. Пожалуй, разумней будет подождать, когда вернутся Зильберман и Марта. Уходя, Зильберман бросил: «До скорой встречи», — и эти его слова все еще звучали у меня в ушах. Надо думать, произнес он это не зря.

С пистолетом в руке я устроился за колючей живой изгородью, что шла вдоль аллеи; сидел, привалясь спиной к стволу толстенной ивы и плотно закутавшись в пальто, приготовясь к долгому бодрствованию. Смутная мысль о неизвестном, который отделил голову Грубера от его мускулистого тела и сейчас, быть может, бродит где-то поблизости, несколько беспокоила меня, и я решил не спать…

Я внезапно проснулся. Лучи фар, прорезав темноту, полоснули по фасаду замка. Проклиная свою сонливость, я глянул на часы: два сорок пять! Видно, они не скучали… Я сжал рукоятку пистолета и осторожно поднялся. Хлопнули дверцы. Раздался голос Зильбермана, сочащийся приторной любезностью:

— Нет, нет, только после вас. Марта, дорогая, покажите дорогу…

В свете фар я увидел силуэт Марты, поднимающейся по ступенькам крыльца; за нею шли двое мужчин. Зильберман, опирающийся на трость и похожий на неуклюжее насекомое, и второй, высокий и худой. Гость. Мне повезло…

В этот момент шофер выключил фары, и троица оказалась в кругу света от фонаря семнадцатого века, висящего над входной дверью.

И тут от удивления у меня перехватило дыхание: я узнал Ланцманна. Зильберман сказал:

— Нам ведь нужно о многом побеседовать, не правда ли, доктор?

— Боюсь, вы правы, — вежливо подтвердил Ланцманн.

Марта ключом открыла дверь, и они вошли в гостиную.

Что может означать весь этот цирк?

Шофер вышел из машины и, повернувшись ко мне спиной, закурил сигарету, которую он прикрывал от леденящего ветра сложенными воронкой ладонями. Я прыгнул и врезал ему рукояткой пистолета по затылку. Без единого звука он рухнул наземь. Я наклонился, перевернул его, снял с него пиджак и брюки, связал ему ими руки и ноги, потом забил в рот вместо кляпа свернутые комком собственные его носки, надеясь, что он не подохнет от их вони. Подхватил его за плечи и оттащил за машину. Он был страшно тяжелый, и мне пришлось попотеть, чтобы затолкать его в багажник, но в конце концов кое-как мне это удалось. Ключи автомобиля еще торчали в приборной панели. Я вытащил их, запер багажник, сунул ключи к себе в карман и подкрался к одному из окон, укрываясь от взглядов за диким виноградом, увивающим стену.

А в гостиной Зильберман достал бутылку шампанского, хрустальные фужеры и подал один из них Ланцманну, расположившемуся в кожаном кресле. Марта сняла манто из невинно убиенных лис и стояла с сигаретой у камина, совершенно неотразимая в узком платье из пурпурного шелка, обтягивающем ее точеные бедра. Эта милая компания выглядела такой безобидной. Пламя, горящее в камине, порозовило их лица. Вдруг Марта направилась, как мне показалось, ко мне, и я мгновенно отшатнулся, но, оказывается, она просто решила приоткрыть окно. Бледное ее лицо выделялось в темноте, и она долго, как плененный зверек, вдыхала холодный воздух. Почему-то меня это растрогало. Прозвучал металлический голос Зильбермана:

— Марта, сходите, пожалуйста, взгляните, что там поделывает наш друг Грубер.

Марте придется спуститься в подвал!

Она сделала глубокий вдох, который заметил лишь я один, с видимым сожалением прикрыла створки окна, но невольно оставила тоненькую щелку, благодаря которой я мог слышать их разговоры.

Через несколько минут им станет известно, что я сбежал. Интересная будет сцена. Я напряг слух. Зильберман маленькими глоточками смаковал шампанское, Ланцманн протирал очки.

— Ну хорошо, — медовым голосом протянул Зильберман, — перейдем к нашим делам.

— Мне крайне любопытно узнать, дорогой мэтр, что побудило вас столь настойчиво жаждать встречи со мной. Ведь, насколько мне известно, мы придерживаемся несколько разных… взглядов.

— Речь идет отнюдь не о политических взглядах, доктор, а об одном из ваших пациентов, который, к нашему обоюдному несчастью, встал на дороге и вам и мне.

Ланцманн напрягся, и я увидел в его светлых глазах настороженность.

— Надеюсь, вы не станете настаивать, чтобы я выдал вам профессиональную тайну…

В этот момент вернулась Марта, лицо ее было совершенно безмятежно. Сердце у меня забухало. Зильберман обернулся к ней:

— Ну как там Грубер?

— Он, видимо, вышел, я не нашла его.

Вид у Зильбермана был крайне раздосадованный.

— Вышел? А…

— Дверь заперта на ключ.

Заперта на ключ? Интересная новость. Что же получается, неизвестный, взявший на себя инициативу (крайне похвальную!) обезглавить Грубера, вернулся и закрыл дверь, чтобы по возможности оттянуть обнаружение трупа? Зильберман, похоже, был раздражен, но присутствие Ланцманна, который с интересом наблюдал за ним, удержало его от дальнейших расспросов. Марта вернулась к камину и стояла, позолоченная отсветом пламени, — самый обольстительный демон, который когда-либо вырывался из ада.

Зильберман снова налил шампанского, но Ланцманн жестом показал, что не будет пить.

— Доктор, я прямо к сути. Вы — умный человек. Я же человек практический. Вы поймете, что у меня есть все основания задать вам кое-какие вопросы.