Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1 - Ник Перумов

– Стой и не двигайся. Слово, жест, взгляд – и ты погиб, – спокойно уведомил Кан-Торог человека в белой рясе.

– А как же... мне не смотреть?

– Не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь эту формулу. Слово, жест, взгляд – наложение заклятья, – нахмурилась Тави. – Кто ты такой, как догнал нас и что тебе нужно?

– Я служу Спасителю.

– Это мы видим и так, если, конечно, ряса на тебе не с чужого плеча, – заметила Тави. – Кан! Пусть он идёт вперёд...

– Да, да, – заторопился священник. – Погоня уже близко. Вы опережаете их самое большее на две тени.

– А как же ты?

– Что я? Могущество Спасителя беспредельно. Я обратился к нему с мольбой, и Он внял. В ногах моих появилась неутомимость...

– Не обманывай, – сухо вмешался Кан-Торог. – Я про вас кое-что знаю, братья-отшельники. У вас – дарованная Радугой магия...

– Наши силы – от Спасителя! – священник вздрогнул от обиды.

– Так. Мы тут с тобой шутки шутить не будем. Говори толком! – Вольный слегка свёл клинки, однако священник даже не дрогнул.

– Почтенный гном творил волшбу на площади. Мы знаем, от кого он защищался. Вы хотели бы это узнать?

– Откровенно говоря, не очень, – сказала Тави. – Какое-нибудь страшилище... мало их ещё ползает по катакомбам Дану?

Священник замотал головой, ежесекундно рискуя порезать себе горло – и даже не замечая этого.

– Нет! Нет! Вовсе нет! Мы давно следим за ним...

– Послушай, – ледяным голосом сказал Кан-Торог. – Нас это не интересует. У нас – дело. И погоня за плечами. Неважно, в конце концов, как ты нас нагнал, но вон там, впереди, – болота. Знаменитые предгорные топи. Говорят, тут спят тени Древних Богов. Я в это не верю, но что правда, то правда – хищной дряни там хватает. Ты хочешь лезть туда с нами?

– Конечно, – не моргнув глазом, ответил священник. – Хочу и полезу.

– А если я тебя оглушу? – прищурился Кан-Торог.

– Не сомневаюсь, что ты сможешь сделать это, доблестный воин – по попущению Спасителя. Но стоит ли испытывать Его? Я могу оказаться полезен. Я расскажу вам, что произошло на площади. Потому что ведь именно из-за этого... одним словом, вам не показалось, что вас попросту выставили из города? Да ещё и пустили следом погоню Радуги? Чтобы вы уж точно не могли повернуть назад?

Он попытался взглянуть в глаза Тави.

– Не крутись, – прикрикнул Кан-Торог. – Сам себе голову отрежешь. И ты бежал следом, чтобы только сказать нам это? Какое до этого дело Церкви Спасителя?

Священник остановился, твёрдо взглянул в глаза Вольному.

– Не стану цитировать тебе наших пророков. Всё равно не поверишь. Но для нас это более, чем важно. Позволь мне идти с вами. Я не стану обузой. Смотри! Именем Спасителя!

Он не делал пассов, не выкладывал сочетания предметов, не хватался за амулеты и талисманы.

– Тебе, древо, говорю я – перейди, ибо ты загораживаешь нам путь!

Раздался тяжкий скрип. Земля вспучилась; корни полезли наружу. Вековая ель закачалась, пронёсся глубокий вздох – и, оставив после себя глубокую яму, и в самом деле сдвинулась в сторону.

– Вот так, – тихо сказал священник.

Лицо Тави осталось непроницаемым.

– Можешь идти.

– Но, Алия... – заикнулся было Кан-Торог.

– Он пойдёт с нами, – отрезала девушка.

– Меня готовили. И я сам готовился. Мало, кто истинно верует в Спасителя. А ведь нужно всего-навсего быть честным и чистым...

– Красивые слова. А кто жёг Дану? Кто распинал их на ваших крестах вдоль дорог, кто вешал вниз головой? Кто отдал приказ перебить всех схваченных в Деалмоте детей, потому что, дескать, они никогда не смогут приобщиться к Истинной Вере? – Тави ощетинилась. – Не твои ли братья по вере, святоша?

Человек в белой ризе опустил голову.

– Грехи, совершаемые именем Церкви...

– Не могут пасть на Спасителя? Ну уж нет. Каждый отвечает за всё! – Глаза Тави горели, щека судорожно дёргалась, и девушка прижимала её ладонью. – Каждый отвечает за каждый грех своей веры. Своего дела. Своего знамени!

– Не будем спорить, – примирительно поднял руку священник. – Я пришёл, чтобы помочь. Я уже сказал, меня специально готовили к этому дню – дню, когда пробудится сила Погребённого Под Храмом.

– Какого такого погребённого? – подозрительно осведомилась Тави.

Разговор шёл только между ней и священником. Кан-Торог и Сидри молчали, только и успевая поворачивать головы от одного из спорщиков к другому. Рассказ священника Тави всё время перебивала язвительными репликами. Видно было, что случившееся в лесу задело её по-настоящему. Этот нелепый, невесть откуда взявшийся человек, ворвавшийся в тщательно продуманный (правда, уже начавший трещать по швам) план, человек без имени (он отказался его назвать, сказав, что мирское своё имя давно забыл, а церковное он откроет лишь на Суде Спасителю) – он повелевал странными силами. Но Тави не чувствовала в нём ни малейшей магической искры...

«Зато чувствую я. Вот ещё одна загадка!..»

...Однако он и в самом деле способен был на многое. И ему не требовалось для этого ничего. И волшебство его – если только это можно было назвать волшебством – не имело ничего общего как с колдовством магов Радуги, так и с тем, которым пользовалась сама Тави.

– Я долго готовился. Я знаю, что настанет день, когда то, что открывается в видениях нашим братьям, станет явью. Спаситель явится на грешную землю...

– Слышим эти сказки уже сколько лет, – проворчал Кан-Торог.

Они сидели на крошечном островке. Позади остался первый болотный рукав – ничего особенного, обыкновенное северное болото, с чёрными зеркалами стоячей воды, камышом, зыбкой травяной сеткой под ногами, кувшинками на водной глади, чахлыми деревцами... Тут не чувствовалось ничего странного, ничего потустороннего, никаких спящих теней или хотя бы самых заурядных чудищ, вроде болотных упырей или бродячих вислюгов. Вольный уже начал с иронией поглядывать на Сидри – однако тот сидел, не обращая никакого внимания на эти взгляды, и это при знаменитой обидчивости гномов!

Спускалась ночь. Погоня наступала им на пятки, но идти глубже в болота Сидри наотрез отказался.

– В темноте тут никто не ходит. Дня дождёмся.

– И попадём под Ливень? – подбоченилась Тави.

– Выйдем с рассветом. Если нас до того времени не прикончат.

Огня они разжигать не стали. Священник так и сидел в своей перепачканной рясе, и казалось, ему нипочём и холод, и пробирающая до костей сырость. Он торопился, он старался рассказать как можно больше...