Жизнь на двоих - Сергей Калашников

Густое лесное разнотравье, измятое копытами и колёсами нашей повозки, скрывало небольшие неровности, но, ни накатанной колеи, ни ям или ухабов здесь не встречалось. Заметил ли это Савка? Не знаю. Он молчал и напряженно вслушивался, пытаясь сквозь птичьи голоса и лесные шорохи уловить звуки, доносящиеся до нас спереди. Не возвращается ли погоня, не притаилась ли засада, не горит ли костер, на котором наши преследователи готовят себе пищу?

Мы не лесные жители — я и мой путник. Но, тем не менее, не должны вести себя беспечно. Поэтому я тоже старалась вслушиваться в звуки леса, по мере своих сил помогая Савке.

Как много мы прошли? Не знаю. Наверное, много, потому что очень устали и устроились на ночлег, лишь немного отойдя в сторону от дороги. Подстилка из сухой хвои, шатёр еловых ветвей и Савкина куртка одна на двоих. В кольце рук сына сапожника я мигом пригрелась и уснула. Пусть он и подлого происхождения и недотёпа, но мне, принцессе, необходим комфорт.

Утром мы напились воды, что и составило весь завтрак, а потом снова двинулись вперёд. Я готова была взвыть: все тело болело после вчерашней «прогулки», еды нормальной нет, Савка молчит, вокруг скука смертная! Но все же мужественно терпела: Ульяна бы не стала жаловаться всего лишь на ноющие ноги.

Всё та же дорога, всё тот же след, вывели нас на окраину или маленького поля или большой поляны — впереди открывалось обширное открытое пространство с уходящей вперёд полосой примятой травы. Я с интересом наблюдала за колебаниями, отражавшимися на лице моего спутника. Его мысли читались, будто открытая книга.

Действительно, покажись возвращающаяся погоня, когда мы удалимся от деревьев, и нам не уйти от всадников. Тишина и спокойствие открывающейся картины, конечно, настраивают на оптимистичный лад, но…

Савка повёл меня вправо. Туда где высокая трава скрывала нас почти полностью. Мы шли пригнувшись, изредка поднимая головы и осматриваясь. Припекало, от земли поднимался сырой дух и смешивался с горьковатыми запахами растений. Под ногами мягко пружинило и влажно чавкало, но вода не проступала, и ноги оставались сухими.

Мы не шли, а крались. Я выбирала дорогу, а мой спутник распрямлял позади потревоженные рослые стебли. След прошедшей вчера погони без труда угадывался слева, и было по-прежнему тихо.

В лесу нашли свою повозку, разбитую и разграбленную. Она налетела на дерево, отчего корзина кузова слетела вправо, а колеса раскатились в разные стороны. Провизия и утварь бесследно исчезли, зато тайничок с деньгами сохранился — он был сделан крепко и неприметно. Кошели с деньгами мы перепрятали — закопали неподалеку, хорошенько приметив место, и уже совсем было собирались продолжить движение по Мотиному следу, как вдруг поняли — а нет больше следа. До этого места — есть, а дальше он пропал.

Рейтары истоптали всю окрестность и вернулись, а наш егерь сюда вообще не приезжал. Он свернул раньше, хлестнув на прощание лошадку, и пропустил погоню догонять пустой возок. Они его и настигли. Возок.

Вот хитрец! Ведь мы тоже не заметили места, где он выкинул это коленце, хотя шли пешком и внимательно смотрели под ноги.

Мне сделалось спокойно за покинувшего нас спутника — он обязательно оторвётся от преследователей. Более того, он отвёл от нас опасность. Но что теперь делать? Хм. А ведь Савка ждёт моего решения. Точно. Он не знает цели поездки и просто готов подчиниться.

Бедные мои ножки. Шалашик с мягкой подстилкой и единственная на двоих куртка перешли в моё безраздельное пользование. До этого места я держалась и даже ни разу не пикнула. А дальше… дальше просто не оставалось сил ни на что. Чем занимается спутник? Не знаю. Не вижу его и не слышу. Судорога крутит мне ступни и икры, а я содрогаюсь от невыносимой боли. Разминаю, колю в разные места кинжалом, шиплю, массирую, тру. Отпускает.

Пробуждение от нового приступа ломоты, и опять борьба с собственным натрудившимся телом. За что мне эти мучения? И где Савка?! Почему он не приходит на помощь, почему бросил?! Но не издаю ни звука и, стиснув зубы, заставляю себя справиться с болью — мышцы расслабляются. И опять сон валит меня, едва чувствую облегчение.

Очередное пробуждение значительно приятней. От рывка за щиколотку. Савка протягивает мне оструганную палку, на которую нанизан какой-то бурый комок, пахнущий едой. Кажется, я вонзила в него зубы, действуя на запах. Это мясо. Горячее и, не буду перехваливать, съедобное. В высшей степени съедобное. Сколько же мы не ели? Не важно.

— Ещё! — это всё, что я смогла произнести, когда зубы добрались до древесины.

— Больше нету. Я только одну поймал.

— Кого?

— Тебе лучше не знать.

«Кажется, это был какой-то небольшой зверёк. Наверное, крыса, — подумала я равнодушно. — И другу моему не досталось ни кусочка».

Последняя мысль показалась мне неправильной и несправедливой.

Это была белка. Как он её поймал? Не знаю. Я просто добыла ещё одну — метнула кинжал и пришпилила к стволу лесную проказницу. А потом убежала, чтобы не видеть, как её обдирают сапожным ножом. И как поджаривают на деревянном вертеле. И как едят. Нехорошо это. Неправильно. Но справедливо.

А я набрала орехов — они уже отходили, но немного на ветках пока оставалось. И на земле попадались упавшие. Пусть и не досыта, но мы подкрепились.

Я вспоминала карту Гринринга, которую тщательно изучила в своё время. Опустошенная войной область между границей с Ассаром и рекой Лутой осталась позади. Мы, насколько я разобралась, отклонились вправо от дороги, ведущей в столичную провинцию, но, в принципе, с верного пути не сбились. Дальше пойдут безлесные участки — пашни, покосы и пастбища. Там не укроешься в чащобе и не сбежишь от конного разъезда. Вот это я и объяснила другу. И еще, что попасть нам необходимо к глубоко вдающемуся в сушу заливу, на берегах которого и раскинулась как раз та самая центральная область, куда мы направляемся.

Мы плелись по пыльной дороге. Два чумазых оборванца, один из которых глухонемой, а второй — босоногий дурачок. На палке, лежащей концами на наших плечах, болтался увязанный в рогожку увесистый камень. Савка объяснял, что святые отцы наказали нам донести его своими руками до берега Северного моря, чтобы Создатель уверился в необходимости вернуть мне слух. Вот такую сказку придумали мы для встречных путников или для летучих разъездов, то и дело шмыгающих в этих местах.

На самом деле так мы несли деньги, увязанные в плотный бесформенный тюк, который Савка обклеил осколками крупного булыжника. Вонючий клей, сделанный из того, что удалось разыскать в лесу, неплохо держал, а торчащие сквозь прорехи в рогоже углы и бока наглядно демонстрировали правдивость «легенды о камне». Связываться с двумя нищими недоумками никто не стремился. Так, вытянет иной раз плетью весёлый возница или запустит яблочным огрызком общительный солдат.

А иногда нам протягивали краюху хлеба или позволяли выскрести остатки со дна котла. И мы делили добычу по справедливости. То есть поровну. В результате Савка худел быстрее меня. Он массивней и палку с камнем несёт так, что почти весь вес достаётся ему — конец, лежащий на моём плече, значительно длиннее.

А что делать? Если всё время прятаться, то никуда не доберёшься. Тем более что взять с нас решительно нечего, кроме камня. Савка рассказывает о Священной Реликвии, которая возлежит посреди поляны в лесу далеко на юге, и о её «младшем брате», которого мы несём, а попутчики или встречные потешаются над нашим легковерием и, иногда, делятся пищей или позволяют переночевать под крышей.

Интересно, почему люди так снисходительно относятся к проявлениям идиотизма, но людей умных и предусмотрительных недолюбливают? Савка, кстати, согласился с моим наблюдением, но никакого объяснения не дал. Мы редко разговариваем и часто голодаем. Не так, чтобы до головокружения, но кушать хочется всегда. Несколько монеток в моём кошельке я просто боюсь кому бы то ни было показывать — их вид сразу разрушит наш образ. Образ, ради создания которого мы так и оставили в обломках повозки не найденные рейтарами наши новенькие палаши.

Вчера с горочки далеко на горизонте удалось разглядеть полоску морской глади, но потом дорога нырнула вниз, и желанное видение пропало. Но это ничего. Никуда оно не денется — мы дойдём. С таким другом и товарищем я больше ничего не боюсь и даже страшусь, что рано или поздно наше приключение закончится, и мы расстанемся.

Пусть даже это гормоны играют со мной вечную шутку! Да. Но это МОИ гормоны. И то, что они со мной проделывают угодно и вершится по моей воле. Надеюсь, Ведь я принцесса, и привыкла делать всё, что пожелаю. Так вот — я этого желаю. Ну… гормонов.

Сегодня Савка залатал сапог одному бедолаге, и получил за это полдюжины яиц. Мы сидим у костра и жарим их на раскалённом камне. Без соли и специй, но очень вкусно с краюшкой хлеба, в которую пекарь положил многовато отрубей. Я жду момента, когда попутчик мой устроится на собранной из ветвей колючей подстилке, и тогда прижмусь спиной к его животу. Жесткая грубая ладонь ляжет на моё бедро — большего позволить ему я просто не могу — а обветренные губы шепнут над самым затылком: