Перерождение (история болезни). Книга четвертая. 2003–2004 гг. - Михаил Кириллов

Старики в организации проявляют нетерпимость к «спокойной» партийной работе – к перебиранию бумажек секретарем, к нереволюционности, по их мнению, газеты «Трудовая Россия», к беззубости, по их мнению, ЦК при всей его «болтовне» о стратегии революционной борьбы. При этом так демонстрируют протест, что хоть из партии исключай. Наверное, это реакция на безнадежность тихой работы, результата которой им, 70–80 – летним, не дождаться. В результате истерика в сочетании со старческим маразмом. Понять можно.

Один из нас, из военных медиков, врач скорой помощи, на митинге, совместном с КПРФ, выступал в 3 раза дольше, чем было отведено. Народу было тысячи две, слушали одобрительно, он и увлекся. К нему подходили, шептали, просили, чуть ли не оттаскивали, но он так и не смог остановится, как-то закруглить свою речь. Причем выступал страстно, содержательно, клеймил режим, одним словом. Страсти много, а навыка публичного выступления нет. Конечно, это дело наживное.

Вы замечали? В нашем городе осенью ежедневно в одном направлении, как по команде, летят сотни ворон. Летят низко, чуть не задевая крыльями лоджии. Утром летят от Волги на север, вечером – на юг, к Волге. Летят, преодолевая встречный ветер. А сороки, это бывает реже, летят порознь, как бегуны на дистанции, перелетая низину города из полей сельхозинститута на Кумысную поляну – с востока на запад. Их десятки. Что их объединяет? Какая дисциплина? Люди на тротуарах, в трамваях и машинах, суетясь и ползая внизу, и не видят, что рядом с ними другая цивилизация. А ведь мы ищем другую цивилизацию. Так вот она! Может быть, когда-нибудь людям надоест быть людьми и их потянет в птичью стаю.

Хотят изменить праздники. Не названия изменить, а вовсе отменить. Особенно стараются Жириновский и Сванидзе. Изменить жизнь людей к лучшему не могут, оттого и берутся за праздники. Настоящего и будущего у людей нет, так пусть не будет и прошлого, а то соблазн вернуть это прошлое у простого народа уж больно велик.

Набросились на Лукашенко. Более 70 % избирателей проголосовало за него, а 90 % пришли на выборы. Это оглушительный успех. В Белоруссии практически сохраняется советская власть, это и бесит российских «демократов», зарубежных политиков и белорусскую оппозицию. Злоба у недоброжелателей такова, что нехватает приличия ее сдерживать, а это выдает слабость нашей власти. Белоруссия растет и крепнет (без нефтедолларов), а Россия гниет, разрушается и утопает в крови терактов и криминальных разборок.

Практически замолкли друзья, утонув в дремоте старости. В наши годы опыта все больше, а новых мыслей все меньше. Да и порадовать друг друга нечем, разве что ожиданием прибавки к пенсии, которую рост цен как раз и съест к свершению этой радости.

Внучка (психолог) и ее муж (биолог) уже полгода сидят без работы. За 1200–1400 руб. работать не хотят. Понять можно. Этой суммы хватит на хлеб без масла и на городской транспорт. Унизительно, конечно, сидеть на шее у родителей и стариков. Какое-то у нас негуманитарное государство.

Осень в этом году без багрянца. Ранние холода? Но тополя еще стоят как гвардейцы в темно-зеленых мундирах. Ночью около 0 градусов. Волга потихоньку остывает – по градусу в день. Нынче уже 9 градусов.

Повсюду, в том числе в обыденной жизни коллективов, я уж не говорю о насквозь лживых средствах массовой информации, мало правды. Гниение не рождает кислород. Не договариваем, избегаем, связанные путами служебной перспективы, продлеваем, выживаем, не высовываемся. Живем по принципу: «Хоть и противно, но надо», «пусть хоть так», «затопили все же в квартире, хоть месяц мерзли, но затопили же, так сиди и не чирикай!» Мало открытой и смелой правды, мало неординарных людей. Всколыхнуло было от обиды после Беслана и вновь успокоились. Реабилитируемся, утерев кровь с лица путинским платком. Может быть, сидеть во властном отечественном говне и не чирикать – это и есть высшее проявление идеи национальной безопасности? Пытаюсь сопротивляться: издаю монографию, посылаю в журналы статьи, готовлю диссертантов. Многие, вокруг, живут проще, не создавая ничего больше того, что можно потребить лично. Скучные люди.

Би-Би-Си о М.И.Терещенко – министре иностранных дел в правительстве А.Ф.Керенского. «Наивный политик» – по выражению А.Ф. Удрал в Европу, но слыл там либералом. Ничем известен не стал. Как пережил времена Великой Отечественной войны – тоже неизвестно. Умер в 1957 г. Вытащен из нафталина в 2004 г., просто потому, что был против большевиков. Это его единственная ценность. Видимо, нужно создать «музей нафталиновых фигур».

Нехватает детской ладошки, держа за которую ведешь ребенка в детский сад. Утром встречаю таких малышей с мамочками. Останавливаюсь и провожаю глазами.

Скупили весь йод в аптеках Саратова. Прошел слух об аварии на Балаковской АЭС. Паники в общем – то не было, но напряжение испытывали все. Обошлось: радиационного выброса не последовало. Через сутки энергоблок был запущен вновь. Насколько глубоко засела память о Чернобыле, если и спустя 20 лет, она срабатывает у миллионов людей в нескольких областях молниеносно!

Ноябрь

5.11. в Обкоме прошло торжественное собрание в связи с 87-ой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции. Народу собралось необычно много – более 50 чел. Мест нехватало, попросили стулья у соседей. Пришли десятеро из «АКМ» (антикапиталисты), в том числе девушка. Еще раньше – в сентябре – октябре они сами пришли к Солдатову, поскольку знали его как руководителя рабочей партии. Заявили, что сочувствуют идеям и тактике нашей партии и будут помогать нам. Старший из них уже вступил в ряды РКРП-РПК. Ребята – студенты разных вузов. Слушали доклад о революции и наших задачах внимательно и серьезно. Старики благодарно и тепло отнеслись к молодым. Когда нас много и мы молоды – гораздо веселее. 7 ноября все участвовали в демонстрации и митинге на пл. Революции. 7 ноября митинг на площади был совместным для всех левых партий. О новой революции как конечной цели сопротивления власти говорили уже не только представители РКРП-РПК, но и КПРФ. Этот тезис был внесен даже в совместную резолюцию. Рашкин рассказывал о политических преследованиях коммунистов в различных городах РФ. Власть все больше трансформируется в хунту. День был солнечный, и народу на площади было много.

Сидя на пятиминутке в клинике, смотрю, как за окном в лесу падают листья. Лес полон листвы, и это будет продолжаться еще долго. Осень нынче светло-желтая (холод, дожди), а не багрово-красная, как всегда в это время. Надоедают профессиональные будни и частенько тянет к вечному.

Ничего особенного в том, о чем я пишу, нет. Разве в том, что я нахожу для этого свои слова. Но откровения все равно не получается, хотя моя, далеко не всеобщая, позиция выражается четко. Это и о Чечне, и о клане Кадыровых, и об Ингушетии как топленом масле для визитирующих боевиков, и об отсутствии безопасности снизу доверху, и об единороссах как прокладке для президента, это и о Ходорковском, который выбран властью в качестве зеркала для ему подобных, но не в качестве преступника (преступник – это когда украл 500 руб., а когда несколько миллиардов, то, поскольку у всех, вроде бы и не вор).

Ходорковский ценен именно своей зеркальной ролью. Цены такому зеркалу нет, его беречь надо. Зря Ходорковский последнее время погрустнел, ничего ему не будет. Судьи одной крови с ним. Ходорковский как зеркало российской криминальной революции. Революцию не осудят, а зеркало тем более. Когда он будет выходить из тюрьмы, его будет встречать пол Москвы – его идейные родственники.

Все это – не откровение и не прогноз. Можно было бы и не браться за перо. За самобытность стиля не похвалят, правду и предвидения не оценят, так как почти каждый скажет, что все это написал бы и он сам (если бы написал).

Если ты говоришь не по микрофону и у тебя нет возможности защититься от реплик, тебя обязательно перебьют, не дослушав, более горластые собеседники. Сейчас же «все всё понимают», начитавшись «Известий», «Комсомольской правды», «АиФ» и прочей буржуазной прессы. Другой ведь практически нет. Этих читателей движет не боль за происходящее, а его сенсационность. Они – множественное эхо буржуазной государственной информационной пропаганды. И если и есть между собеседниками разница, то она как разница между Бобчинским и Добчинским: кто первым прочел и кто первым прокричал. Информационное клонирование, а боли нет, и протеста нет, и желания хотя бы выслушать нет, не то, чтобы понять альтернативную сторону. Как-то Леонид Осипович Утесов, которому дали тарелку борща в столовой и к которому он почти не притронулся, в ответ на удивление официанта сказал: «Есть это необязательно, это – уже говно». Это вполне относится к массовым отечественным изданиям и, в значительной мере, к их читателям, которые ежедневно потребляя их в громадном количестве, постепенно невольно превращаются в то же самое.