Фокус-покус, или Волшебников не бывает - Татьяна Веденская

– Я… я только подошел. – Мужчина начал икать.

Пульс слабый, нитевидный, но есть. Она жива. Ярослав подавил желание закричать и заставил себя двигаться – шаг, другой. Установить повреждения. Проникающее ранение в живот. Нож все еще там. Множественные порезы рук. Ссадины на лице. Потеря крови – мама дорогая. Не паниковать. Переломов не видно. Шею не трогать.

– Там еще нога. Кровь оттуда, – вдруг пробормотал мужик и глубоко вдохнул так, словно самому не хватало воздуха.

– Где? – похолодел Страхов и обернулся, быстро прощупал ногу. На бедро что-то было намотано. Он приподнял тряпку. – Вот черт! Кровотечение артериальное? – Кровь залила всю штанину, источника кровотечения не видно.

– Я не знаю, что это значит, – бормотал мужик. Ярослав размотал промокший насквозь шарф.

– Артерия бьет, как фонтан, – прокричал Страхов, пытаясь разорвать штанину. Ярослав аккуратно расстегнул куртку. Господи, какая она бледная. Нет, нет, нет. Не имеешь права, не смей умирать! Он дернул ткань с усилием и все же разорвал ее.

– Крови было много.

– Черт, черт! Бедренная артерия задета. Где же «Скорая»! – Он склонился и заткнул артерию пальцами.

– Вы врач, да? – спросил мужчина. Вдалеке послышались звуки сирены.

– Что? Какая разница! – Ярослав чувствовал, как его руку заливает кровью. Сколько же Василиса тут пролежала? Она могла потерять слишком много крови. От мысли об этом он сам чувствовал головокружение.

– Я просто спросил. Подумал – может, надо достать нож?

– Нет, не надо. Только в условиях стационара. Необходимо пережать артерию. Помогите мне. – Ярослав сидел рядом с Василисой, зажимая рукой перебитую артерию.

– Вы врач, – уверенно кивнул тот. – Что нужно?

– Дайте ремень. – Страхов чувствовал, как теплая струя бьется о его пальцы. Он не должен был ее втягивать. Прав был Серега.

– Затянуть?

– Да. А потом… Я останусь с ней, а вы бегите навстречу машине, – устало пробормотал он. – Они вот-вот будут, покажите, куда подъехать. Скажите, что нужна кровь – много!

Мужик вскочил и побежал, но споткнулся и упал – ноги не держали. Кое-как поднялся, опираясь на беседку, бросился к дороге. Машина уже свернула в переулок, и звук «Скорой» стал непереносимо громким.

– Скажите, что код красный! – крикнул Ярослав ему вслед и повернулся к Василисе. Ее лицо было бледным, голубые глаза – закрытыми, губы дрожали.

– Держись! Чуть-чуть осталось.

– Вот сюда! – закричал мужик, его голос словно доносился откуда-то издалека. Из параллельной вселенной. Страхов рискнул, приложил другую руку к сонной артерии. Пульса не было. Он сжал зубы и заставил себя дышать. «Скорая» будет тут через пару секунд. Там есть дефибриллятор, есть ИВЛ. «Склиф» буквально за углом. Когда-то Ярослав проходил там практику. В другой жизни.

На третьем вдохе он почувствовал, как чьи-то руки оттаскивают его от Василисы, и люди в темно-синей форме подхватывают ее и кладут на носилки. Он закрыл глаза и принялся считать про себя. Все стало слишком реально. Никого не может спасти. Ничего не может сделать. Когда умирала его мама, Ярослав тоже был рядом. Считал про себя – раз, два, три – разряд. Раз, два, три – разряд. Раз, два, три…

12. Ошибки исчезают, когда ты о них забываешь. (Fortune cookie)

– Есть ритм.

– Ввожу трубку. Где ампушка?[7] Десять лидокаина. Кто качает?

– Леха, проверь зрачки! Есть реакция? Леха? Ковалевский, спишь? Заряжай на тридцать.

Он отключился всего на секунду, задумался о своем. Или, вернее, застыл на месте, бездумно уставившись в одну точку. Пустая голова, глаза слипаются.

– Заряжено.

– Разряд! – Старший смены «жахнул», пациент – грузный амбал с почти бордовым лицом – подпрыгнул на каталке, и линия изогнулась, выдав долгожданный ритм. Алексей же получил очередной испепеляющий взгляд от старшего смены. Практиканты не должны спать на ходу.

Интересно, а когда должны спать практиканты? Учеба, подработка, магазины, а дома мать стонала прямо за стеной, монотонно и протяжно. Останавливалась и начинала снова, затем замолкала и вскрикивала опять. Иногда Алексей ловил себя на желании вскочить посреди ночи, распахнуть дверь в родительскую комнату, схватить мать за плечи и трясти ее, пока не вытрясет из нее весь бред, маразм и пустые надежды. Он был медиком, знал, что с ней происходило.

Она умирала. Алексей ничего не мог с этим поделать.

Не был виноват в том, что случилось. Но от этого не становилось легче.

– Ковалевский, кофе хочешь? – Девушка из параллельной бригады протянула ему дымящуюся чашку. Кофе был растворимый, поганый – из самых дешевых, но Алексей заглотнул его, не обращая никакого внимания на вкус. Кофеин должен был помочь продержаться еще несколько часов. А потом… Потом все то же самое. По кругу – дом, работа, учеба, ощущение полного бессилия. Он перестал разговаривать с матерью, перестал заходить к ней в комнату, даже когда та звала его. Она кричала, что сын ничего не понимает. Что ему просто не хватает веры. Что не может с ней так поступить. У него черное сердце, и равнодушие убивает. Но мать убивал рак. Алексей был тут ни при чем.

Все это больше было не его проблемой. Он подумывал о том, чтобы переехать в общежитие при институте. Ленинградская прописка мешала, так как официально туда заселяли только иногородних. Можно было поселиться на нелегальных началах. Комендант был широко открыт для переговоров, но нужны деньги. Врачи получали копейки, работая на износ. К тому же Ковалевский никак не мог избавиться от ощущения, что все это не имеет никакого смысла. Люди – идиоты. Вот то, о чем нужно помнить. Они напуганы, набиты пустыми надеждами или жгучим чувством вины. Нужны чудеса, за которые готовы платить.

– Вы меня слышите? Не шевелитесь, просто кивните. Хорошо. Сколько пальцев? – Слова доходили до сознания Василисы словно через какую-то вату, застревая там частично, обрываясь по дороге. Она заторможенно переводила взгляд с одного незнакомого лица на другое. Лампы, лампы – одна, другая, третья, четвертая. Ах да, ее везут по коридору. Она лежит на каталке.

– Три, – прошептала она одними только губами. Голоса не было, связки не слушались.

– Показатели стабильные. Это просто чудо, что вас так быстро нашли, – улыбнулась черноволосая женщина в голубой униформе и ласково поправила положение Василисиной головы. – Вы чуть не истекли кровью, но теперь все будет хорошо.

– Где я? – пробормотала она.

– Вы в больнице, вам сделали операцию. Где-нибудь болит? – спросила доктор. Девушка мысленно просканировала все свое тело. Болела нога и грудь и где-то еще, но не могла сказать точно где. Боль была странной, далекой и неясной, с трудом различаемой.