Лживые боги - Грэм Макнилл

Если так легко забываются нормы общественного поведения, что же в таком случае может быть безнаказанно отвергнуто в более сложных обстоятельствах?

Окидывая взглядом посадочно-пусковую палубу, Локен мог обнаружить и другие, едва заметные изменения. По-прежнему грохотали молоты, лязгали крышки люков, а груженные боеприпасами тележки сновали между судами, но атмосфера на палубе стала более напряженной, словно сам воздух сгустился.

Противовзрывные створки все еще были наглухо задраены, но Локену казалось, что он слышит приглушенный плач и причитания собравшихся снаружи людей.

В широких коридорах вокруг пусковой палубы и на верхних ярусах наблюдательного отсека бессменно дежурили сотни людей с зажженными свечами. Они приносили многочисленные обеты и пожелания выздоровления Воителю, часто написанные на случайных обрывках бумаги неразборчивыми каракулями.

Кто и как управлял этим бесконечным потоком, оставалось тайной, но у людей появилась какая-то цель, а Локен понимал, насколько это необходимо в смутные часы ожидания.

Воины из отделения Локасты были уже на борту, хотя их проход по пусковой палубе вызвал всеобщее замешательство и чуть не обратил в бегство всех присутствующих, настолько свежа была память о недавнем кровопролитии. Торгаддон и Випус заканчивали последние предстартовые проверки, и Локену оставалось лишь отдать приказ о запуске.

За спиной послышались чьи-то шаги, и, обернувшись, Локен увидел, что его догоняет Тибальд Марр, капитан Восемнадцатой роты. Его иногда называли Другой в противовес Веруламу Мою, которого звали Иным, поскольку эти двое были почти неразличимы между собой. Лица обоих капитанов настолько напоминали лицо Воителя, что при взгляде на Марра у Локена перехватило дыхание. Он остановился и приветствовал собрата-капитана поклоном.

— Капитан Локен, — произнес Марр, — могу я с тобой поговорить?

— Конечно, Тибальд, — ответил Локен. — Мне очень жаль, что так случилось с Веруламом. Он был храбрым парнем.

Марр коротко кивнул, и Локену оставалось лишь догадываться, какую боль испытывал его брат. Ему и раньше приходилось оплакивать павших Астартес, но Марр и Мой были неразлучны, их связывали особо крепкие братские узы, как близнецов. Братья дружили между собой и чаще всего сражались в паре, но в последней вылазке место в штурмкатере по жребию досталось только Мою, а Марр был вынужден остаться.

За эту удачу Мою пришлось заплатить своей жизнью.

— Капитан Локен, я благодарен за сочувствие, — ответил Марр.

— А о чем ты хотел со мной поговорить, Тибальд?

— Вы собираетесь вернуться на спутник Давина? — спросил Марр, и Локен тотчас понял, зачем он пришел.

— Да, — кивнул Локен. — Возможно, мы сумеем найти один предмет, который может помочь Воителю. Если он еще там, мы его разыщем.

— Это там, где погиб Верулам?

— Да, — снова кивнул Локен. — Думаю, что это там.

— Не пригодится ли вам еще пара рук с мечом? Я бы хотел увидеть то место... где это произошло.

Локен не мог не заметить скорбь в глазах Марра.

— Конечно, пригодится, — ответил он.

Марр поблагодарил его кивком, и они направились к трапу «Громового ястреба», в то время как двигатели корабля завывали, словно стая волков.

Аксиманд наблюдал, как Абаддон одним взмахом отсек руку партнера-сервитора, а затем, приблизившись, нанес еще несколько быстрых ударов в корпус. От сокрушительной атаки кости и стальная броня противника треснули, и сервитор рухнул на пол, превратившись в груду обломков.

За последние тридцать минут Абаддон разбил уже третьего сервитора. Эзекиль всегда выпускал свой гнев в драке, и в этот раз ничего не изменилось. Первый капитан изначально был создан ради убийства, а образ жизни не научил его находить другой выход дурному настроению.

Сам Аксиманд уже в шестой раз разбирал и собирал свой болтер, медленно и сосредоточенно выкладывая каждую деталь на промасленную ткань, а потом методично отчищая невидимые пятнышки грязи. Если у Абандона гнев превращался в потребность вершить насилие, Аксиманд предпочитал успокаиваться знакомым рутинным занятием. Не в состоянии чем-нибудь помочь своему командиру, Астартес вернулись к тем делам, которые знали лучше всего.

— Мастер-оружейник снимет с тебя голову за трех разбитых сервиторов, — сказал Аксиманд, наблюдая, как Абаддон злобно пинает останки последнего из партнеров.

Запыхавшийся и разгоряченный Абаддон вышел из тренировочной камеры; по его телу стекали ручейки пота, и даже схваченные серебряной заколкой волосы на затылке тоже промокли от пота. Даже для Астартес Эзекиль был настоящим великаном с прекрасной каменно-твердой мускулатурой. Торгаддон не раз дразнил его, шутливо утверждая, что Аваддон уступил Фальку Кибре командование юстаэринцами, поскольку терминаторская броня оказалась ему маловата.

— Они для того и созданы, — бросил Абаддон.

— Но это не значит, что можно разбивать их в щепки.

Абаддон пожал плечами, достал из своего шкафчика полотенце и набросил на спину.

— Как ты можешь сохранять спокойствие в такое время?

— Поверь мне, Эзекиль, я далек от спокойствия.

— Но ты выглядишь спокойным.

— Если я не крушу все вокруг, это еще не значит, что я не волнуюсь.

Абаддон взял в руки пластину своих доспехов, начал чистить, но тотчас отбросил ее с сердитым ворчанием.

— Эзекиль, тебе надо бы сдерживать свой норов, — посоветовал ему Аксиманд. — Если так пойдет, ты окончательно утратишь равновесие и никогда не сможешь его вернуть.

— Я знаю, — вздохнул Абаддон. — Но я не нахожу себе места; я подавлен, раздражен и печален одновременно. Я не могу остановиться ни на секунду. А вдруг он не справится, Маленький Хорус? Вдруг он умрет?

Первый капитан вскочил и стал наматывать круги по оружейной. Аксиманд заметил, как от горя и гнева кровь снова прилила к его лицу.

— Это несправедливо! — рычал Абаддон. — Этого не должно произойти. Император не должен такого допустить.

— Эзекиль, Императора уже давно здесь нет.

— Он хотя бы знает, что происходит? Или его это совсем не тревожит?

— Даже не знаю, что тебе сказать, друг мой, — сказал Аксиманд, поднимая болтер и защелкивая замок магазина.

Очевидно, Абаддон нашел новую цель для своей бессильной ярости.

— С тех пор как он покинул нас после Улланора, все пошло по-другому, — ворчал Абаддон. — Он оставил нам зачищать все, что не захотел сделать сам. И ради чего? Ради какого-то важного проекта на Терре? Более важного, чем наше дело?

— Осторожнее, Эзекиль, — предупредил его Аксиманд. — Ты рискуешь переступить опасную грань.

— Это правда, но что с того? Только не говори, что ты сам этого не чувствуешь, я знаю, что это не так.

— Да... Кое-что изменилось с тех пор, — признал Аксиманд.

— Мы здесь сражаемся и умираем, завоевывая новые миры для него, а он даже близко не приближается к границам. Где его честь? Где его гордость?

— Эзекиль! — воскликнул Аксиманд, роняя болтер и вскакивая со своего места. — Достаточно. Если бы на твоем месте был кто-то другой, я бы сбил его с ног за подобные высказывания. Император — наш господин и повелитель. Мы поклялись повиноваться ему.

— Мы поклялись в верности нашему командиру. Ты помнишь клятву Морниваля?

— Я прекрасно ее помню, Эзекиль, — резко ответил Аксиманд. — И, как мне кажется, лучше, чем ты. Мы поклялись чтить Императора превыше всех примархов.

Абаддон, отвернувшись, вцепился пальцами в сетку тренировочной камеры, мускулы под его кожей перекатывались как желваки, а голова бессильно повисла. Вдруг со звериным рычанием он сдернул ограждающую панель и швырнул ее через оружейный зал, прямо под ноги Эреба, стоящего у входа.

— Эреб? — изумленно воскликнул Аксиманд. — Как давно ты здесь стоишь?

— Достаточно давно, Маленький Хорус. Достаточно давно...

Аксиманд ощутил укол беспокойства.

— Эзекиль слишком расстроен и зол. Он утратил душевное равновесие. Не стоит...

Эреб взмахнул рукой, словно отмахиваясь от объяснений Аксиманда, и тусклый свет блеснул на его начищенных серо-стальных доспехах.

— Не бойся, друг мой, ты же знаешь, что все это останется между нами. Здесь присутствуют только члены ложи. Если кто-то спросит о том, что я здесь сегодня услышал, ты же знаешь, что я отвечу, не так ли?

— Я не могу сказать.

— Верно,— улыбнулся Эреб, но отнюдь не успокоенный Аксиманд почувствовал себя обязанным Первому капеллану Несущих Слово, словно обещание молчать было частью какой-то сделки.

— Эреб, ты пришел по какому-то делу? — резко спросил Абаддон.

— Да, — кивнул Эреб и продемонстрировал на ладони серебряный медальон ложи. — Состояние Воителя ухудшается, и Таргост объявил собрание.

— Сейчас? — удивился Аксиманд. — Почему?

— Я не могу сказать, — пожал плечами Эреб.