Смертельный вояж - Сергей Майдуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу простить, господин капитан. Я сейчас же заберу ее из камеры.
Дождавшись утвердительного кивка, он протянул руку к двери, но та открылась сама, впуская сержанта Киванча.
— Разрешите, господин капитан? У меня для вас важное сообщение. Я тут проанализировал информацию и пришел к любопытному выводу.
«Он проанализировал, — саркастически подумал Акюрек. — Еще один умник нашелся! Очки вон напялил, бородку дурацкую отрастил. Хочет показать, что он один интеллигент, а остальные простофили и бестолочи».
— Докладывай, сержант, — разрешил он, возвращаясь на место и снова водружая ноги на стол.
Сержант Киванч сделал два шага вперед и выпрямился, вытянув руки по швам. Толгахан остался в кабинете, боясь пропустить важную новость. Между ним и Киванчем шло постоянное соперничество. Каждый стремился выслужиться перед капитаном, рассчитывая на карьерный рост. И теперь Толгахан заподозрил, что его обошли. Это было тем более обидно, что блестящая идея с мужской камерой не сработала.
— Похоже, мы имеем дело не только с террористкой, — сказал Киванч. — Она еще и убийца.
И он сообщил об убийстве на ферме и беглой преступнице, объявленной в розыск.
Выслушав его с величайшим вниманием, капитан Мехмет Акюрек понял, что сегодня фортуна на его стороне. Этим делом, несомненно, заинтересуется сам министр, если не президент! Имя капитана украсит первые полосы всех газет, его будут упрашивать дать интервью и станут зазывать в телестудии.
Он сверкнул глазами в сторону замершего Толгахана:
— Ты еще здесь?
Сержанта как ветром сдуло. Открывая дверь в помещение с камерами, он молился, чтобы с Ритой все было в порядке. Капитан Мехмет Акюрек славился вспыльчивым нравом, а Толгахану вовсе не улыбалось заменить арестантку в камере с заключенными.
* * *По правде говоря, в жизни Риты существовало гораздо больше мужчин, чем полагал ее законный супруг Володя. Да и Глеб не был первым, как она внушила ему в свое время. И не только по принуждению отдавалась она мужчина. Одним словом, любовников в жизни Риты хватало, так что она не ожидала от полового акта каких-то особых сюрпризов.
Тем не менее поведение Тарзана ее изумило. Вернее, поначалу он действовал как все — сопел, пристраивался, нетерпеливо двигался. Вдруг его глаза сделались бессмысленными, а лицо застыло, словно он к чему-то прислушивался. Казалось, он оцепенел, потрясенный чем-то.
«Он что, в первый раз? — отстраненно подумала Рита, задыхаясь от запаха лука, пота и тяжести навалившегося на нее тела. — Что его так ошарашило?»
Ответ последовал пару секунд спустя, когда лицо Тарзана исчезло из поля зрения, а вместо него возник силуэт Карабаса. В руке он держал наволочку, в которой болталось что-то тяжелое. Этим импровизированным оружием он оглушил обидчика и теперь с вожделением смотрел на Риту. Появившийся следом Арбуз был вооружен чем-то вроде ножки от табурета и, наклонившись, тоже принялся наносить удары. Рите не нужно было приподнимать голову, чтобы понять, кого он избивает. Да Карабас и не позволил бы ей этого сделать. Он сел на нее сверху, извлек из наволочки двухлитровую бутылку воды и сделал несколько жадных глотков.
Пока турок пил, Рита успела пожалеть о том, что Тарзан потерпел фиаско. Он хотя бы не был таким мерзким и грубым. И был один.
Отставив бутылку, Карабас вытер бороду тыльной стороной ладони и приготовился насиловать беззащитную жертву. В следующий момент дверь в камеру открылась и ворвался полицейский. Стоило ему что-то крикнуть по-турецки, как Карабас и Арбуз поспешно ретировались. Тарзан остался лежать на полу с окровавленной головой, бесчувственный, как бревно.
«Ага, — сказала себе Рита. — Сначала меня поимеет полицейский… или двое полицейских… или трое… А уж потом дойдет очередь до заключенных. Наверное, я должна чувствовать себя польщенной… но не получается. Я чувствую себя растоптанной, размазанной по полу… Как жить дальше? Зачем?»
Ее переживания оказались напрасными. Полицейский просто привел ее в кабинет к офицеру, который представился капитаном Мехметом Акюреком. Он сказал по-русски, что никто ее не обидит, теперь она в полной безопасности. Но Рита должна честно ответить на несколько очень важных вопросов. Прямо сейчас. Потому что потом капитан Акюрек уйдет домой, а его своевольные подчиненные могут вернуть ее в ту нехорошую камеру, где…
— Не буду вдаваться в детали, — печально закончил Акюрек. — Вы меня и так понимаете.
Рита его прекрасно поняла. Поколебавшись, она решила, что больше не станет запираться. Лучше рассказать правду — и будь что будет. Посадят в тюрьму? Ну и ладно. Ведь не с мужчинами же, с турчанками. Или вообще экстрагируют. На родину.
— Я… — начала Рита.
Больше она ничего не успела сказать.
Дверь распахнулась, как будто ее пнули ногой. На пороге возникла фигура мужчины с коротким автоматом в руках. Ни о чем не предупреждая и ничего не требуя, он вскинул ствол и нажал на спусковой крючок.
Рите показалось, что стены и потолок рушатся с ужасающим треском и грохотом. Капитан Акюрек, который, закинув ноги на стол, развалился в кресле, задергался, как припадочный, и вместе с креслом опрокинулся на пол. Его подчиненный бросился к окну, но три пули вырвали окровавленные клочья из его рубашки на спине.
Проследив за его падением, Рита перевела потрясенный взгляд на стрелявшего и только теперь узнала его. Это был рыжебородый Умар из банды Бахара. Слюна, как всегда, выступила в уголках его рта, а губы казались перепачканными мыльной пеной. Он облизал их и посмотрел на Риту.
Она зажмурилась, ожидая выстрелов. Вся вселенная была наполнена едким запахом пороха. Вдыхая его, Рита молила Небо, чтобы пули попали ей не в голову, а в грудь. Почему-то казалось, что так будет менее больно.
Сильная рука схватила ее за волосы и потащила за собой. Открыв глаза, Рита увидела, что находится в небольшом помещении, куда выходят двери всех тюремных камер. Еще она увидела третьего полицейского — того самого, который недавно отдал ее на милость турецких зэков. Он стоял на коленях с задранной головой и с щеками, мокрыми от слез. За его спиной расположился красавец Халид, приставивший к его горлу нож. Он что-то сказал, засмеялся и перерезал горло полицейскому чуть выше острого кадыка.
Позволив Рите полюбоваться казнью, Умар повел ее дальше. Оглянувшись, она увидела, что полицейский лежит на полу возле стальных прутьев, дергая ногами и безуспешно пытаясь зажать руками рану на шее.
Рита решила, что сейчас ее вывернет наизнанку, но этого не произошло. Оказывается, она привыкла к виду крови и смерти. Оказывается, к этому можно привыкнуть.
Глава 18
Солнце ползло по небу с медлительностью черепахи. Время застыло, нахально игнорируя физические законы. Раскалившийся воздух не нес ни малейшего намека на прохладу. Хорошо было лишь беззаботным отдыхающим, которые плескались в бесчисленных анталийских бассейнах или плавали в море.
Глеб и Бану не могли позволить себе не то чтобы освежиться в воде, но даже поесть как следует. Жажду они утоляли тоже осторожно, чтобы вынужденно не прервать слежку, отлучившись в туалет. У них было две литровые бутылки газировки, прихваченных по совету Бану. Воду спрятали в тень, но она успела нагреться, выдохнуться и приобрести неприятный тухловатый привкус.
Наблюдательный пункт был организован на крыше жилого дома, расположенного через дорогу от полицейского участка. Чтобы попасть сюда, Бану мило поулыбалась привратнику и соврала, что они идут в гости, но предпочитают не предупреждать хозяев, чтобы сделать им сюрприз. После этого осталось лишь подняться в лифте до четвертого этажа, преодолеть короткий лестничный пролет и войти в незапертую дверь.
Как и на большинстве анталийских крыш, здесь были установлены баки для нагрева воды лучами солнца, а также соты солнечных батарей. Турки были не жадными, но очень экономными. Может, поэтому они живут лучше обычных россиян, украинцев и белорусов?
Глеб спросил об этом у Бану.
— Кто тебе сказал, что они живут лучше? — невесело усмехнулась она. — Здесь все так же, как в любой другой стране. Есть бедные, есть богатые и небольшая прослоечка между ними. Все как у людей. Большинство гнет спину и набивает мозоли, пока кто-то наслаждается результатами их труда.
— А как же равенство, братство и этот… гуманизм?
Бану серьезно посмотрела на Глеба.
— Я не верю в гуманизм, — сказала она. — Я верю в Бога.
— То есть, — быстро ответил он, ловя ее на слове, — это Он устроил все так несправедливо?
Бану покачала головой:
— Нет. Это мы. Нам и отвечать.
Больше они не заводили бесед на отвлеченные темы. Планов по освобождению Риты тоже не строили. Ни Глеб, ни Бану понятия не имели, как поступить, если, скажем, ее оставят в участке или, наоборот, повезут куда-нибудь еще. Они могли лишь наблюдать и занимались этим, чтобы чем-то себя занять. На самом деле оба в глубине души были убеждены, что все кончено. Как только полиция начнет выяснять личность Риты, всплывет убийство Парса. Кроме того, трупы Божкурта и Левента уже, несомненно, обнаружили, и следствию не составит труда понять, что убил их тот самый человек, с которым Рита находилась в машине. Все улики указывают на нее не просто как на соучастницу какой-то вендетты. И вряд ли суд станет прислушиваться к оправданиям чужестранки без документов и денег.