«Если», 1994 № 09 - Харлан Эллисон

Зима в тот год выдалась тяжелой. Столько снега мы уж давно не видели, все ручьи позамерзали. Но осень была добрая, еды и дров запасли в избытке. Только и оставалось сидеть дома и ждать, пока холода пройдут.

Где-то в марте кончились они в одночасье и мы, по словам Мэг, превратились в водяных — нас окружала топь. Ни овцам, ни собакам такое не по нраву. Чего хорошего бродить по брюхо в грязи? Только и знай ноги вытаскивай. Вот однажды мы все вместе именно этим и занимались, как вдруг я услышал звуки, которых ну просто никак не ожидал. Где-то недалеко смеялась девушка.

Я покрутил головой и вижу: идет по сухому взгорку рыжая Элсбет, сестра Яана из Хантслийской усадьбы. Они — соседи наши. Зимой-то мы ее не видели, а до того она частенько к нам заходила. Брат у нее взрослый, родители померли, вот Элсбет и жила в Хантсли, помогая брату по хозяйству, а жене его — с детишками заниматься. Но вся округа знала, что ей больше по душе бродить в холмах или слушать рассказы моей старушки Мэг, а то еще отправиться на базар в Ленгшоу или в Эрсилдаун, продать для брата сыр или масло. Неплохая девушка, только диковатая немножко. Но Мэг уверяет, что это дух бродяжий ей покоя не дает, а вот найдет парня по сердцу и враз станет доброй женой.

Глядя на нее, я подумал, что пора бы уже ей и найти. Кожа светится розовым светом, глаза яркие, пышные волосы, словно нимб красного золота, обрамляют лицо. Меня увидела и остановилась как раз на краю моря грязи, никак отдышаться не может, бежала, видно. Я стоял и разглядывал ее ладную фигуру.

— Ой, Гэвин! — крикнула она, и в голосе ее звучал смех. — Тут какой-то нездешний парень в холмах бродит. Обещал погулять со мной в воскресенье. Божится, что вы с Мэг ему обрадуетесь, он, дескать, вроде как ваш приемный сын!

— Это не по моей части, — говорю. — Там на ручье Мэг белье стирает, сходи-ка лучше к ней.

Элсбет помчалась вниз по склону, поскальзываясь в грязи и давясь от смеха.

Нас в этих местах знают. Давали нам, бывало, и детей на воспитание, и много родов моя Мэг приняла, но насчет сына нашего, хоть приемного, хоть какого, это я в первый раз слышу. Но только из-за холма появилась высокая фигура в плаще и с горбом на плече, как мне вроде понятней стало.

— Привет, Гэвин! — вежливо окликает меня Томас еще издали. — Рад видеть тебя в добром здравии.

Я пригляделся. На этот раз он шел не с пустыми руками. Арфа-то в чехле — это само собой, а еще сумка большая на плече висит.

— Привет! — говорю. — Речи свои гладкие побереги, нечего их на меня тратить. Знаю, знаю, мы для тебя — только приманка, чтобы девушкам голову морочить.

Глаза его под длинной прядью, упавшей на лоб, сверкнули.

— Значит, она уже побывала здесь?

Томас на своих длинных ногах враз до меня добрался и хвать за руки.

— Гэвин! Как я рад тебя видеть. У меня для вас столько новостей! А как Мэг? С ней все в порядке?

Тут я его получше рассмотрел. Глаза усталые. Плащ опять весь в грязи, и сам Томас насквозь дорогой пропах.

— Небось, голодный с дороги-то? Пойдем в дом, Мэг тебе обрадуется.

У Мэг нашлись и сыр, и ячменный хлеб, и Элсбет впридачу. Сидит себе тихонько в уголке и чешет шерсть.

— Благословение этому дому, — сказал Томас, шагнув под притолоку.

Мэг вскочила, просияла вся и обняла его.

А он, словно и не устал вовсе, глянул этаким петухом в угол. Однако Элсбет сидит тише воды, ниже травы (по-моему, впервые в жизни) и чешет шерсть с таким видом, словно скромней и домовитей хозяйки от сотворения мира не видывали.

Менестрель снял плащ, а арфу бережно пристроил в углу, подальше от очага. Сам подсел к огню и ну уписывать то, что Мэг подала.

— Ох и вкусно! — говорит. — Неужто это овечий сыр?

— Козий, — отвечает Мэг. — У нас теперь две козы.

— Значит, я не ошибся, — говорит Toмac, — вы тут ковчег задумали строить. Золотце мое, ты нам соткешь паруса из серебра, из того, что у тебя на коленях?

Элсбет эту песню знала.

— Чтобы к солнцу унести нас? — живо подхватила она. — Ну уж ты точно не местный, коли простую серую шерсть за серебро принял.

— Я понимаю, — обращается Томас к Мэг. — Вы решили начать со всяких зверушек. Ну и правильно. Только стоило ли огород городить, если пары не подбираются? Надо же, как я вовремя подоспел! Могу на борту присматривать за юной леди.

Мэг улыбнулась мне, а ему говорит:

— Вижу, браслет-то твой золотой исчез. Значит, там, в углу, новая арфа?

— Госпожа моя, — отвечает Томас, — глаз у тебя такой острый, что еще немножко и можно будет на ярмарке вместо ножниц продавать. Да, ты не ошиблась, там и правда новая арфа, и вы такой прекрасной дамы в жизни не видывали.

— А арфы только дамы бывают? — пискнула из своего угла Элсбет.

— Нет, не всегда, — говорит Томас. — Иногда такая старая карга попадется!

— Вот, поди, обидно, если такая оседлает, — не унималась Элсбет, — особенно после того, как за нее золотом заплатили.

— Так ведь если хозяин не попробует ее сначала, значит, уж совсем дурак, — отозвался Томас.

— Когда б дураки пореже попадались, может, и арфы послаще пели бы, — вздыхает Элсбет.

Томас улыбнулся, но отвечать не стал.

— После ужина найдем и для арфы время, — говорит Мэг. — Сейчас у нас пока других дел хватает. Элсбет, я тебе советую: из ковчега ни ногой, пока не услышишь, как Томас играет.

— Ой, прямо не знаю, — морщит лобик Элсбет, — будет ли у меня время? Я же дома нужна.

— Сударыня, — этак по секрету сообщает ей Томас, — однажды одна особа королевской крови, имеющая касательство ко французскому двору, сказала мне точь-в-точь то же самое. Дело под Новый год было, и она со своими камеристками вышивала, как проклятая, чтобы закончить в срок рубашки в подарок королю и его братьям. «Томас, — говорит она мне, — спасибо тебе, конечно, за любезность (именно так обыкновенно разговаривают особы королевской крови), только убери, ради Бога, свою проклятущую арфу, да и сам заткнись, видишь ведь, у нас работы невпроворот, а в последний раз, как ты нам пел, мы просто обрыдались и залили слезами весь шелк, пришлось потом переделывать». А я ей говорю: «Давайте, мол, сыграю что-нибудь веселенькое». Она опять не соглашается. «Нет уж, — говорит, — мы же начнем притопывать, и кто-нибудь опять уколется», — и глазами этак царственно на меня сверкнуть изволила. Кстати, глаза у нее точно такого же цвета, как у тебя.

Элсбет вспыхнула.

— Вот уж неправда!

— Ну, может, и не совсем такого же, — хитрый парень тут же сдал назад, удовольствовавшись тем, что сумел-таки расшевелить ее. — Да только ведь это я их видел, а не ты.