Голгофа XX века. Том 1 - Борис Сопельняк

Но схватиться с самураями ему не довелось — пока готовились к отправке, война закончилась позорным поражением России. Возвращаться к морякам? Ни за что! «Мое призвание — война. И противника я должен видеть в лицо, — решил для себя Роман. — А это возможно лишь в пехоте.» И он поступает в Павловское пехотное училище. Первое время все шло нормально, но к концу учебы в нем проснулся неистовый кавалерист. Мечта служить в кавалерии была так велика, что вопреки всем правилам Роман добился назначения в Забайкальское казачье войско, куда и прибыл в звании хорунжего.

, Молодой офицер понимал, что с родившимися в седле казаками в джигитовке или выездке тягаться ему трудно, но пока не сравняется с ними в мастерстве, авторитета у него не будет — и Роман нещадно загонял лошадей, жестоким тренингом мучил себя. Результат не замедлил сказаться — меньше чем через год командир сотни не дрогнувшей рукой рубаки подписал весьма и весьма лестную аттестацию на Унгерна: «Ездит хорошо и лихо, в седле очень вынослив». И это было правдой, как правдой было и то, что не вошло в аттестацию: время от времени барон напивался до белой горячки, не гнушался он и наркотиков.

Барон был задирист, горяч, дрался на дуэлях, однажды ему чуть было не раскроили череп саблей: шрам на лбу остался на всю жизнь, равно как и нервные припадки. А в 1910-м он преподал блестящий урок своим учителям и наставникам: Роман заключил пари, что расстояние от Даурии до Благовещенска, а это 400 верст по непролазной тайге, да еще с переправой через бурную Зею, он преодолеет верхом на лошади, имея при себе лишь винтовку и питаясь «плодами охоты». И что вы думаете, барон это пари выиграл!

Когда грянула война 1914 года, барон ликовал от радости. В атаки он ходил лихо, смело и отчаянно. Один из его сослуживцев вспоминал: «Унгерн любил войну, как другие любят карты, вино и женщин». Сохранился еще один любопытный документ, подписанный бароном Врангелем, который был командиром полка, в котором служил Унгерн: «Есаул барон Роман Унгерн-Штернберг храбр, ранен четыре раза, хорошо знает психологию подчиненных. В нравственном отношении имеет пороки — постоянное пьянство, и в состоянии опьянения способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира, за что и был отчислен в резерв чинов». А проще говоря, в начале 1917-го по пьяному делу он избил комендантского адъютанта, за что был арестован, осужден на три года и заточен в крепость.

После Февральской революции, когда даже уголовников выпустили на волю, Унгерн продолжал маяться на нарах. И лишь поздней осенью, после того, как за него замолвили словечко, барон выбрался на свободу. Именно в это время один из его заступников, атаман Семенов, получил от Керенского задание сформировать несколько бурятских полков. Унгерн мчится в Забайкалье и всеми силами помогает Семенову. А для себя барон формирует Азиатскую конную дивизию. Первое время она состояла из монголов и бурят, но с началом борьбы против Советской власти к ней примкнули и казаки, и вчерашние офицеры, и всякого рода уголовный сброд.

Некоторое время Унгерн воюет под командованием Семенова, но вскоре неуправляемость барона и его буйный нрав привели к тому, что атаман вынужден был отречься от Унгерна и обнародовать довольно любопытный приказ: «Командующий конноазиатской дивизией генерал-лейтенант барон Унгерн-Штернберг за последнее время не соглашался с политикой главного штаба и, объявив свою дивизию партизанской, ушел в неизвестном направлении. С сего числа эта дивизия исключается из состава вверенной мне армии. Штаб впредь снимает с себя ответственность за ее действия».

Отныне барон был свободен! Отныне он мог действовать, прислушиваясь не к чьим-то приказам, а лишь к голосу своего сердца. А его отравленное опиумом и кокаином сердце подсказывало, что нет в этих бескрайних степях человека сильнее, целеустремленнее и разумнее его, потомка безжалостного Аттилы. Порядок будет наведен! Россия умоется кровью! Большевистское быдло будет или уничтожено, или низведено до положения рабов! Чтобы никто не сомневался в его намерениях, Унгерн издал что-то вроде манифеста, в котором были такие слова.

«Я не знаю пощады, и пусть газеты пишут обо мне что угодно. Я плюю на это! Мы боремся не с политической партией, а с сектой разрушителей современной культуры. Почему же мне не может быть позволено освободить мир от тех, кто убивает душу народа? Против убийц я знаю только одно средство — смерть!»

Надо сказать, что барон был убийственно последователен, и это средство использовал не только против чужих, но и против своих. Пленных он, как правило, — расстреливал, причем, не гнушался это делать и сам. Один из унгерновских офицеров писал в своих воспоминаниях:

«С наступлением темноты кругом на сопках только и слышен был жуткий вой волков и одичавших псов. Волки были настолько наглы, что в дни, когда не было расстрелов, а значит, и пищи для них, они забегали в черту казарм.

На эти сопки, где всюду валялись черепа, скелеты и гниющие части обглоданных волками тел, любил ездить для отдыха барон Унгерн».

Было у барона и еще одно развлечение: он обожал всякого рода пытки и показательные порки своих провинившихся солдат. А пороли их нещадно! Розги или кнут барона не устраивали, и он запатентовал свое личное изобретение: бить надо бамбуковыми палками, причем, провинившийся должен получить не менее ста ударов — только после этого мясо отваливается от костей и человек гниет заживо.

Но наибольшее наслаждение барон получал от лицезрения так называемой «китайской казни». Делалось это так: арестованного привязывали к столу, на его голый живот выпускали голодную крысу, накрывали ее кастрюлей или чугунком и что есть мочи колотили по днищу, пока обезумевшая от грохота крыса не вгрызалась человеку в кишки и не выедала их до самой спины.

Чтобы закончить с темой наслаждений не могу не привести еще один факт. Прекрасно понимая, что без поддержки монгольских и китайских князьков ему не обойтись, в августе 1919 года Унгерн заключает так называемый морганатический брак. Его невесту звали Еленой Павловной, но на самом деле она была китаянкой, причем очень знатного рода: Елена Павловна была маньчжурской принцессой. Бракосочетание состоялось в Харбине, венчание — в лютеранской церкви. Но вот что занимательно: сразу после венчания молодой муж уехал в Даурию, а его жена вернулась в родительский дом. Больше с бароном Елена Павловна так ни разу и не виделась, и в сентябре 1920-го один из адъютантов Унгерна вручил принцессе официальное извещение о разводе.

А вскоре барон объявил себя наследником Чингисхана и выдвинул идею создания Великой Монголии, которая будет простираться от Волги до Тихого океана. Именно после этого он обрядился в желтый монгольский халат, поверх которого носил генеральские погоны.

Слоняясь по территории Монголии, Азиатская дивизия, если так можно выразиться, наращивала мускулы. Чтобы склонить монгольских князей на свою сторону, а, стало быть, получить оружие, фураж, лошадей и всадников, Унгерн провозгласил лозунг: «Азия — для азиатов!» Но этого было мало, и Унгерн начал трубить о превосходстве желтой расы. Он говорил, что «желтая раса должна двинуться на белую — частью на кораблях, частью на огненных телегах», что «поход объединенных сил желтой расы в союзе с Японией на Россию и далее на Запад поможет восстановлению монархий во всем мире». Этот нехитрый прием на некоторых князьков подействовал — и они присоединились к Унгерну.

Но такого рода идеи не вызывали восторга у русских, а их в дивизии было немало. И тогда Унгерн решил воспользоваться слухами о том, что младший брат Николая II Михаил Александрович Романов, высланный в Пермь, не был расстрелян большевиками, а сумел сбежать и теперь прячется в каком-то надежном месте. Мы, и только мы можем вернуть законного хозяина земли русской на престол, говорил разуверившимся во всем казакам и беглым офицерам верный слуга престола барон Унгерн. Судя по тому, как яростно сражались эти люди с большевиками, можно предположить, что барону они верили.

Между тем, Унгерн решил обеспечить тылы и в ноябре 1920 года делает налет на Ургу (ныне Улан-Батор), захватывает ее, но под давлением китайских войск вынужден отойти. В феврале 1921-го Унгерн снова захватывает Ургу и отдает город на разграбление своим бандам. Вот как описывает эти дни корреспондент английской газеты «Морнинг пост».

«Победители вошли в город с триумфом и сейчас же предались грабежу. С прибытием самого Унгерна, последний прекратил грабежи, а всех евреев и большевиков приказал расстрелять».

Думаю, что в связи с этой заметкой настала пора рассказать об одной из самых отвратительных черт характера барона — его исступленном антисемитизме. Сохранилось несколько писем его идейному последователю генералу Молчанову.