День гнева - Мэри Стюарт

Спустя пару минут он снова начал различать слова, и тут услышал что-то, что заставило его навострить уши.

— Когда Артур вернется домой, — это вновь говорила Моргауза, — ты поедешь повидать его?

— Да. У меня нет другого выбора. Он послал за мной, и мне сказали, что Урбген намерен предоставить мне эскорт.

— Ты имеешь в виду стражу?

— А если и так, то ты-то чему улыбаешься, Моргауза? А как ты сама называешь свой эскорт из солдат короля, который по приказу Артура везет тебя в столицу? — В голосе Морганы звучало злобное торжество, на которое Моргауза немедля откликнулась:

— Я бы сказала, здесь иное дело. Я-то никогда не обманывала моего супруга… •

— Ха! Во всяком случае, после того, как он взял тебя в жены!

— … и никогда не предавала Артура…

— Да? — безудержно рассмеялась Моргана. — Да уж, пожалуй, предательство не совсем подходящее слово, а? И готова признать, тогда ведь он не был твоим королем!

— Я предпочитаю не понимать твоих слов, сестра! Ты едва ли можешь пытаться обвинить меня в…

— Оставь, Моргауза! Все теперь об этом знают! И здесь, в этом самом замке! Ладно, согласна, это было много лет назад. Но не думаешь же ты, что он послал за тобой в память о былых временах? Не можешь же ты обманывать себя, полагая, что он может хотеть, чтобы именно ты была с ним рядом? Пусть даже Мерлина нет в живых, Артур все равно не захочет держать тебя при дворе. Будь уверена, все, что ему нужно, это дети, а как только он их получит…

— Он не посмеет тронуть детей Лота. — Впервые за все это время Моргауза повысила голос, и слова ее прозвучали беспокойно и резко. — Даже он не посмеет! И с чего бы? Какие бы ссоры ни разделяли его и Лота в прошлом, Лот погиб, сражаясь под знаменем Дракона, и за одно это Артур с почестями примет его сыновей. Он должен поддержать права Гавейна на королевство, он не может поступить иначе. Он не посмеет допустить разговоров о том, что тем самым он заканчивает резню младенцев.

Моргана стояла у самого окна. Ее голос, намеренно пониженный, словно бы с придыханьем, тем не менее звучал совершенно ясно:

— Заканчивает? Да он ее и не начинал. О, не смотри на меня так. И это тоже всем известно. Не Артур приказал перебить детей. И не Мерлин, если уж на то пошло. Со мной-то не прикидывайся, Моргауза.

Повисла недолгая пуаза, после которой Моргауза заговорила с прежним равнодушием:

— Дело прошлое, как и та другая история. А что до того, что ты только что сказала, если б ему нужны были только дети, ему вообще не надо было бы за мной посылать, только за ними. Но нет, мне приказано самой доставить их в Камелот. И, называй это как хочешь, эскорт у меня королевский… Ты еще увидишь, сестра, что я снова займу свое законное место и мои сыновья вместе со мной.

— И бастард? Что, по-твоему, станется с ним? Или стоит сказать, что ты на него строишь планы?

— Планы?

— Ах вот как, это другое дело? — Голос Морганы зазвенел торжеством. — Здесь я попала в точку. Тут тебя ждет опасность, Моргауза, и ты это знаешь. Можешь рассказывать какие угодно сказки, но достаточно поглядеть на него, и вся правда видна как на ладони… Итак, убийца на свободе, и что случится теперь? Мерлин предсказал, что произойдет, если ты оставишь ему жизнь. Резня, возможно, — дело прошлое, но кто знает, на что способен Артур, что он сделает теперь, когда наконец нашел его?

Фраза оборвалась; где-то в отдалении открылась и закрылась дверь, раздался шорох приближающихся шагов, голос слуги передал какое-то посланье, и обе королевы отошли от окна. Кто-то другой, очевидно, слуга, шагнул к оконной нише и выглянул в оконный проем. Мордред приник к стене там, где тень лежала всего гуще. Он стоял без движенья, старался даже не дышать, а когда тень слуги исчезла из падавшего на траву овала света из окна, беззвучно побежал к спальному покою, который делил с остальными мальчиками.

Его тюфяк — здесь он спал один — лежал ближе всех к двери, отделенный от остальных контрфорсом стены. Сразу за контрфорсом устроились Гавейн и Гарет. Оба они уже спали. В дальнем углу комнаты сказал что-то шепотом Агравейн и, буркнув ему в ответ, перевернулся на другой бок Гахерис. Мордред пробормотал “доброй ночи”, а потом, не сняв одежды, завернулся в покрывало и прилег в ожидании.

Он лежал в темноте напряженно и недвижимо, пытаясь обуздать несшиеся вскачь мысли, стараясь дышать ровнее. Выходит, он был прав. Разговор, волею случая подслушанный им на садовой дорожке, тому доказательство. Его везут на юг не с почетом, не как принца, а для какой-то цели, предугадать которую он не в силах, но которая, нет сомнений, обернется для него бедой. Быть может, заточением, или даже — судя по пронзительной злобе в голосе Морганы, такое возможно — смертью от рук Верховного короля. Покровительство Моргаузы, за которое до той ночи в подземелье он был так благодарен, едва ли послужит ему защитой. Не в ее власти будет защитить его, да и отвечала она сестре слишком уж равнодушно.

Он повернул голову на жесткой подушке, прислушиваясь: ни звука не доносилось оттуда, где спали остальные, разве что тихое и ровное дыханье спящих. За стенами покоя в замке еще кипела жизнь. Ворота пока открыты, но вскоре их запрут и выставят на ночь стражу. Новый день застанет его в пути в свите королевы Оркнейской, которая под охраной королевского эскорта поднимется на корабль и поплывет в Камелот, к тому, что ожидает его там. “Орк”, возможно, даже не пристанет больше нигде, пока не бросит якорь на Инис Витрине, на острове, который держит от имени Артура его союзник король Мельвас. Если он намерен бежать, делать это следует сейчас.

Он едва ли сознавал, когда именно принял такое решенье. Оно словно всегда было с ним, неизбежное, оно втайне ожидало своего часа. Отбросив покрывало, он осторожно сел на постели. Руки у него дрожали, и это его разозлило. Разве он не привык везде и повсюду быть один? В некотором смысле он был один всю свою жизнь и снова как-нибудь проживет в одиночку. Его ничто не связывает с этими людьми. Узы единственной привязанности, которую он знал, однажды ночью много лет назад поглотило пламя. Теперь же он — волк без стаи; он — Мордред, а Мордред не зависит ни от кого, не полагается ни на кого, кроме Мордреда, ни на одного мужчину и — каким облегчением было избавиться наконец от чувства благодарности с примесью подозрений — ни на одну женщину.

Он соскользнул с постели и через минуту-другую уже увязал в узел свои пожитки. Красно-коричневый плащ из плотной шерсти, пояс и оружие, столь драгоценный рог для питья, кошель телячьей кожи с немногими монетами, что он тщательно скопил за последние годы. На нем — его лучшее платье; остальная одежда осталась на борту “Орка”, но здесь уж ничего не поделаешь. Он взбил постель так, чтобы казалось, что в ней кто-то спит, и почти беззвучно выскользнул из комнаты, а потом с учащенно бьющимся сердцем нырнул в лабиринт пустых коридоров, ведших в большой двор. В неведении он прошел мимо той самой комнаты, где юный Артур зачал его со своей сводной сестрой Моргаузой.