Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(АЖ) Есть люди, о которых вы не упомянули, хотя я знаю, что вы были с ними близко знакомы. Это Луи Арагон и Эльза Триоле.
(ДВ) Я их терпеть не могу! Для меня они просто мерзавцы. Из-за Арагона я даже поругалась со своим другом Матиссом – тот воспринимал его слишком серьезно.
(АЖ) Арагон о нем столько всего написал…
(ДВ) Это правда. Но к концу жизни Матисс не был таким уж близким его другом. Арагон был крупнейшим французским поэтом и выдающимся писателем. Этого у него не отнять, что есть, то есть. Но я не прощаю ему предательства, его просталинскую позицию.
(11)
Майоль в Тюильри
(АЖ) Здесь, в галерее, вы выставляли Майоля больше, чем других?
(ДВ) Я делала это сознательно. Рисунки, картины, бронзовая малая пластика… На самом деле я много выставляла его за границей. Я специализировалась на Майоле, и это позволило мне зарабатывать на жизнь. Когда ты устраиваешь большую выставку, ты становишься куратором, то есть начинаешь получать зарплату. Я предпочитала это, а не продажу картин. Я организовала множество выставок, может быть, три с половиной сотни за всю свою жизнь. И не самых маленьких. Но Майоля я защищала. Я его понимаю. Я знаю, что он хотел сказать. Я знаю, кем он был. Раньше многие знали, каким он был, но этих людей уже нет на свете. Они уходят, и нужно, чтобы новые, молодые хранители это поняли. В своей массе они заинтересованы в современных работах, что вполне обоснованно. Но иногда возникает несправедливость. Майолю неправильно отвели место в истории искусства. Люди не понимают, кто он, потому что в конечном счете плохо его знают. Его знают по внешним проявлениям, а не по содержанию. И я попыталась показать его, объяснить его, снова придать ему жизнь. И у меня было множество прекрасных выставок по всему миру: в Японии, в Америке, в Бразилии… С Майолем я действительно объездила весь свет и, полагаю, сумела поддержать значимость его творчества.
Скульптура уже давно считается искусством второго сорта. Этакая бедная родственница искусства. Статуи тяжелые, занимают много места. А ведь в Древнем Египте скульптура занимала одно из самых видных мест. Однако понемногу она стала чем-то очень трудным. Но меня трудности всегда привлекали. Я жила в тени великого скульптора. Я-то знаю, насколько эта работа тяжела. Я знаю, что практически невозможно выразить то, что человек носит в себе. И не думайте, что великие художники не испытывают чувства неуверенности. Они тревожатся точно так же, как те, кто только начинает. Это остается навсегда!
(АЖ) В том, что творчество Майоля в конце концов завоевало признание, есть и ваша заслуга…
(ДВ) Нет, не стоит так говорить. У Майоля было сорок лет славы. Я ему была не нужна. После смерти великого художника, кем бы он ни был, часто бывает период чистилища. И только потом, через более или менее долгое время, его открывают заново. И тут действительно Майолю повезло, что нашелся человек, который по-настоящему работал на него и постарался сократить этот срок пребывания в чистилище. Я просто собрала то, что было разбросано. И я работаю для него каждый божий день. Но что касается его статуса великого творца, здесь я ему не нужна.
(АЖ) А его произведения были разбросаны?
(ДВ) Да, но в конце концов они оказываются в музеях, французских или иностранных.
(АЖ) Как получилось, что на вас легла такая ответственность?
(ДВ) Я унаследовала неимущественные права. Потом я стала наследницей семьи. У Майолей был сын, Люсьен, он тоже стал художником. Он был неплохим живописцем, но, как и многих детей художников, его раздавила слава отца. Люсьен так и не женился: боялся, что кто-то завладеет творческим наследием отца, растащит его. У него, конечно, были любовницы. Когда я стала вести дела семьи, я по распоряжению Люсьена посылала им чеки. «Зачем ты посылаешь им деньги? – спрашивала я. – Ты же их больше не трахаешь?» – «Вот именно! Вот именно!» – отвечал он. Когда я занялась творческим наследием Майоля, Люсьен мне очень помогал. Я так горевала, когда в 1972 году его не стало! А я осталась единственной хранительницей наследия Майоля и должна была постоянно заниматься экспертизами. Майоля много подделывали, еще с 1930 года, с этим приходилось бороться. Люсьен отвел меня к нотариусу и назначил неимущественной наследницей Майоля. Это касалось его произведений. Еще я сохранила земельные участки и дома, но отдала право пользования законным наследникам, членам семьи и прочим. Все прошло хорошо. Я сделала то, что делал Майоль. Он делал собственное вино. Когда он рассказывал мне про свой виноградник, мне было скучно. Но теперь я делаю, как он. Я абсолютно ничего не продала. Наоборот, выкупила все, что смогла.
Я собрала работы Майоля – порой они были разбросаны по самым невероятным местам – задолго до того, как стала задумываться
