Земля будет вам прахом - Майкл Маршалл

Люди — реальны, и то, что ты делаешь с ними, тоже реально. Что бы ты про себя ни думала.

Она слышала, как оно происходит, чувствовала на протяжении всего пути из своей квартирки на другом конце города. Дома она пыталась читать роман, чтобы отвлечься от приятных, но глупых мыслей, которые, к ее раздражению, не давали ей покоя последние сорок восемь часов.

И вдруг ни с того ни с сего — бах! Ощущение было таким сильным, что она отпрянула от книги, словно кто-то крикнул на нее.

А потом все прошло.

Она моргнула и огляделась. Секунды две музыка из динамиков доносилась будто издалека, потом смолкла, а потом снова вернулась, словно Кристина сглотнула, снимая давление в ушах при посадке самолета.

Полчаса спустя она услышала сообщение по местному радио. Кофейня на Келли-стрит. Девушка. Мертва. Дал интервью шериф, который сказал, что девушка ошпарилась, готовя кофе, у нее от боли помутился рассудок и она неудачно упала.

Кристина знала, что это не вся правда. В любых обстоятельствах есть свой смысл, и то, что мы принимаем за случайность, иногда является действием незнакомых нам сил. Жизнь — это долгий слаломный спуск в темноте в обход этих событий, заканчивающийся, когда ты внезапно ударяешься о стену внизу. Трагедии случаются, когда силы вокруг нас отмачивают что-нибудь из ряда вон выходящее.

А когда это происходит, грохот стоит ужасающий.

Радио от смерти Джесси Корнелл перешло к другим местным новостям — закрытию очередного торгового центра, урезанию бюджета на поддержание дорог, сокращению количества рабочих мест. Обычная городская песня — нужно закупорить неприятное событие в прошлом, чтобы оно больше никого недоставало. Так было всегда, и, поняв это, Кристина в свое время отправилась на другой конец света, но обнаружила, конечно, что и там то же самое.

Люди отворачивались от правды, даже если это означало, что они всю жизнь будут ходить кругами. В любом городке, местечке, где есть сердце, люди знают, что происходит, и им не обязательно об этом сообщать. Если слон забрел в комнату, жители об этом прекрасно осведомлены. Посторонние иногда тычут пальцем, открывают ящик, и горожане, которые прежде терпели такое устройство (и в своих тайных пылких жизнях извлекали из него пользу), вдруг решают, что перетащили такой образ существования из своих прежних стран и больше не хотят быть под каблуком. Все сказано. Обвинения предъявлены. Люди повешены, сожжены или утоплены. И теперь… тссс! Но все знают (как знают, в какие районы города не стоит соваться с наступлением темноты), на какие звуки ты должен вставать по ночам, а какие можно игнорировать.

Она полагала, что и Джон знает это.

Ей казалось, он начинает понимать: здесь действуют иные законы, чем в других местах. Поэтому он все еще не уехал. Ей было известно, что Джон по-прежнему в городе, потому как у него сломалась машина, стоявшая напротив салона. Кроме того, она просто знала это.

Отсюда и глупые мысли.

Она волновалась, как бы ему не пришло в голову, будто он понимает ситуацию, но при этом его понимание не будет иметь ничего общего с действительностью. Она умела читать мысли людей (не зря же она родилась здесь) и знала, что он из тех, кто не отступается, даже если во всю прыть чешет в неправильном направлении. Здесь ничего хорошего его не ждало, но он продолжал оставаться в городе.

Она тоже оставалась и уже начинала задумываться, знает ли сама почему.

Ты можешь заставить себя не браниться с матерью, но в конечном счете обнаруживаешь, что договориться все равно невозможно.

Позднее, в пересменок, она вышла на улицу и попыталась дозвониться до матери по сотовому. Ответа не последовало. Ее это не обеспокоило, и только теперь она поняла причину: так было подстроено специально.

Странное дело — расти, зная, что тебе никогда не придется волноваться о здоровье матери. Ты носишь эти догадки в себе. Если она что и поняла за время своего отсутствия, так это одно: уехать невозможно. Где бы ты ни была, ты — там, как сказала бы несчастная голубоволосая покойница. Почва, которую ты топчешь в детстве, становится частью тебя в такой же мере, как и частью любого растения. Джесси Корнелл, несомненно, никогда не потребляла ничего, что не получило бы одобрения Министерства сельского хозяйства США, чтобы, не дай бог, какая-нибудь зараза не проникла в ее невинную (хоть и полненькую) оболочку. Почему же с нематериальными вещами дела должны обстоять иначе? С тем, что плавает над землей и между деревьями, что придает ветру цвет и определяет ощущения людей, когда те просыпаются в тени этих гор? Кому может прийти в голову (не считая глупых ученых), что вы и их не поглощаете?

Кристина полагала, что теперь ей известен ответ по меньшей мере на один вопрос, и от этого она чувствовала себя больной, усталой и несчастной. Вот поэтому-то она и вернулась. Впрочем, она никогда и не уезжала. Никогда не уезжала, не могла уехать и не сможет.

Деревья в этом лесу не были деревьями. Они были прутьями тюремной решетки.

Вечерняя смена начиналась через полчаса. Успеет ли она что-нибудь за это время? Вероятно, нет. Так что лучше просто прогуляться по Келли-стрит и попытаться успокоиться.

Могла ли она сделать что-нибудь после?

Внезапно она почувствовала тревогу, на нее навалилось понимание того, что ей стоило лучше учиться. Ее поразила эта мысль: к единственному человеку, готовому ей помочь, она ни в коем случае не могла обратиться, ведь это была та самая женщина, которая хотела научить ее подобным делам. Которая положила тому начало, отвезя дочь куда надо, а потом была отстранена от дальнейшего участия. В течение нескольких месяцев перед возвращением в Блэк-Ридж Кристину преследовали жуткие сны, и психотерапевт сказал, что всему виной отрицание. Как бы ты ни старалась не думать, скажем, о красном кресте, именно его ты и видишь перед собой. Единственное решение в том, чтобы думать в положительном ключе о чем-то другом. Хороший совет, если красные кресты бегут у тебя по жилам вместе с кровью.

Когда тебе вдруг становится беспричинно страшно, это явный знак того, что в действие вступили невидимые силы. Они приходят в движение, и все, что ты можешь, — это бежать.

Вопрос только в том, куда: прочь или навстречу.

Глава 28

Я припарковался в тридцати ярдах от дома, на кривой улочке в северной части города. Дома здесь стояли довольно большие, но сам район казался просторным — его породил блэкриджский строительный бум 1970–1980-х, если это можно назвать бумом, конечно. Я выбрал место подальше от фонаря, чтобы не привлекать внимание. Становилось все холоднее, но я оставался в машине.

По прошествии двух часов я увидел автомобиль, который проехал мимо и припарковался чуть впереди. Из салона выбрался крупный мужчина, нагруженный стопкой папок. Он вошел в дом, и я дал ему десять минут.

Потом я позвонил. Минуту спустя дверь открылась.

— Привет, Билл, — сказал я.

— Господи боже мой, кого я вижу! — Он улыбнулся, но улыбка получилась усталой. — Заходи.

Еще через несколько минут у меня и у него оказалось в руке по бутылке пива. Он, как выяснилось, пил уже вторую, а это кое-что. Кухонный стол целиком покрывали канцелярские папки. Раковина была чистой и пустой, если не считать длинной лопаточки. Мешок с мусором у задней двери был переполнен картонными коробками из-под пиццы. Я вспомнил, что за те несколько часов, которые прошли после разговора с Беки, Кайл так и не позвонил, однако и у меня появились более срочные вопросы.

— Занят?

— Как всегда, — ответил он. — Ты же знаешь юриспруденцию — она требовательная любовница. Как это ты говорил? Без любви и работы жди невроза?

— Это Кёстлер, — смутился я, подумав, что люди иногда помнят о тебе удивительные вещи и, как бы ты ни пытался выглядеть крутым, тебя, как назло, судят только по спонтанным поступкам.

Я прошел за Биллом в гостиную. Здесь тоже повсюду валялись папки, даже на пианино у стены. В остальном, впрочем, царил порядок, хотя на полках и виднелась пыль. Мужчины умеют наводить чистоту, но пыли, похоже, просто не замечают.

— Сегодня неподходящий вечер, — извиняющимся тоном сказал Билл. — Если ты хотел потрепаться за пивом. В понедельник у меня серьезное дело, медицинское, показания экспертов — сплошной геморрой. Завтра нужна ясная голова, чтобы подготовиться. И к тому же у меня нет четкого представления, что там на самом деле произошло.

— Да бога ради, — отмахнулся я, глядя, как он делает большой глоток. — Я просто заглянул ненадолго.

— А с чего ты задержался? Я думал, ты тут пролетом.

— Дело оказалось сложнее, чем я предполагал.

— Расскажешь?

— Может быть.

— Какой ты таинственный.

Прежде мы общались главным образом в барах неподалеку от офиса, но я частенько заглядывал и к Биллу домой. Я знал здешние правила. Вытащив пачку сигарет, я показал на балкон.