Повседневная жизнь депутатов Государственной думы. 1993—2003 - Светлана Лолаева

«Скандал будет чудовищный, — ответил координатор, — я разом угроблю свою политическую карьеру».

«А она у вас есть? — насмешливо спросил незнакомец. — Всё надеетесь, что Геннадий Андреевич на белом коне въедет в Кремль?»

Никита Петрович был атеистом, но в этот момент он был готов вознести любую молитву, только бы услышать, как координатор фракции произносит короткое слово «вон».

Две минуты в комнате молчали. Потом оторопевший Огоньков услышал, как координатор медленно произнес: «Ну что ж, давайте обсудим детали». Огоньков невольно сделал шаг назад и услышал, как незнакомый голос умиротворенно произнес: «Слышу слова делового человека. Можно я у вас покурю?»

«Конечно, — ответил координатор, — я только окно приоткрою».

«Тогда будет сквозняк, — сказал незнакомец, — дверь-то приоткрыта». Огоньков опрометью бросился из коридора и, забыв о первоначальной надобности, отправился в свой кабинет, рассчитывая застать шефа на месте.

«Николай Васильевич, мне кажется, вам надо спешно выходить на Зюганова, требовать созыва президиума ЦК, совета фракции», — начал было снова Никита Петрович.

«Никита, не шуми. — Николай Васильевич сделал шаг вперед и, глядя Огонькову в глаза, продолжил: — Я посоветуюсь с товарищами, обсудим, так дело не останется». И потом, подумав, добавил: «Вообще молодец, вот что такое настоящая партийная бдительность». Никита Петрович улыбнулся, а депутат добавил: «Ты, смотри, двери в кабинет поплотнее закрывай, а то враг-то не дремлет, может, у нас там в коридоре твой Дымов шастает, наши партийные секреты выведывает».

Раз в год Никита Петрович Огоньков непременно болел ангиной. Избежать этого было невозможно, и он давно уже смирился с тем, что минимум на неделю выпадает из жизни. На этот раз хворь упала на те дни, когда должен был рассматриваться злополучный проект бюджета того самого фонда. СМИ Огоньков не доверял патологически, поэтому зазвал к себе в гости Дымова, который и без того рвался навестить заболевшего приятеля. С друга-демократа Огоньков взял слово подробно рассказать о том, что происходило в Думе.

Никита Петрович не стал посвящать Дымова в историю с координатором фракции: Дмитрий Михайлович был, как ни крути, идеологическим противником.

Огоньков вообще никому больше не рассказывал о случившемся.

Он знал, что на следующий же день Николай Васильевич с утра отправился на девятый этаж старого здания в штаб фракции[85] и просидел там почти до вечера. А вернувшись, сказал, что все будет хорошо. Выведывать подробности Огоньков не стал, почувствовав, что депутат ничего больше рассказывать не будет.

Прошло два заседания фракции — вопрос о координаторе не поднимался. Законопроект был включен в повестку дня одного из пленарных заседаний, но рассмотреть его не успели, перенесли на следующее.

И тут Огоньков заболел.

Дымов явился ровно в семь и с порога, едва убедившись, что друг пошел на поправку, начал изобличать двуличие коммунистов: «Ваши — в своем репертуаре: сначала поругаются, поклянутся в том, что никогда не проголосуют за предложения антинародного режима, а потом — будьте любезны».

«О чем ты, Михалыч?» — Огоньков почувствовал, что у него темнеет в глазах. Дымов, не обращая внимания, продолжал: «О поправке в закон о взносах во внебюджетные фонды, о чем же еще. Я как раз около Малого зала курил с вашим экспертом. Володя, кажется, его зовут. Сговорились пойти кофе попить, но Володя попросил подождать пять минут, пока законопроект провалят. Только проголосовали „за“. У эксперта вашего глаза навыкат, он сигарету бросил да куда-то побежал». Дымов помолчал немного и продолжил уже другим тоном: «Это-то все ерунда, а вот когда утром кто-то из ваших запрос смастерил о том, что Чубайса вот-вот премьером назначат…»

Огоньков поддерживал по мере сил беседу, но мысли его были далеко от злокозненных ельцинских планов относительно главного аллергена страны[86]. Он не знал, что думать: либо Николай Васильевич обманул его и никому ничего не рассказал, либо координатор сумел переубедить руководство фракции. Первый вариант делал невозможным дальнейшее сотрудничество Огонькова с депутатом, второй — ставил под сомнение дальнейшее пребывание Никиты Петровича в Думе и партии. Можно было простить руководству вялость в июне 1996 года[87], но спускать с рук предательство Никита Петрович не собирался.

Через два дня, отчаянно кашляя и чихая, Огоньков приплелся в Думу. Было уже вечернее заседание, но около Малого зала толпились журналисты. Навстречу Никите Петровичу бросился Дымов. «Ну и зачем ты явился? Мало того, что не выздоровел, так сейчас еще больше разболеешься от этого зрелища». — «А что случилось?» Дымов пожал плечами: «Сам не понимаю. Почему-то вся ваша фракция без карточек для голосования. По каждому вопросу депутаты от микрофона позицию обозначают. Вплоть до Зюганова. И голосов не хватает, и времени отнимает много. Селезнев уже потребовал, чтобы новые карточки изготовили, но пока суд да дело…»[88]

К Дымову подошел какой-то журналист: «Дмитрий Михайлович, я узнал, отчего „комики“ без карточек. У них координатор запер все карточки в сейф и уехал куда-то. Кабинет и на охрану поставлен — я сам ходил смотреть». Дымов вопросительно посмотрел на Огонькова. «Я на больничном, сам пока ничего не знаю», — буркнул Никита Петрович и пошел к своему кабинету.

Николай Васильевич уже был там. «Я хочу знать, что происходит!» — чуть ли не истерически выкрикнул Огоньков. «Да успокойся ты, Никита, — раздраженно ответил депутат, — и без того скандал получился едва ли не на всю Думу, а ты еще эмоций добавляешь. Сядь, посиди, сейчас все расскажу».

Огоньков присел на стул. Николай Васильевич отпил из чашки кофе и начал свою повесть:

«В руководстве фракции не удивились моему рассказу. К координатору и раньше вопросы были, а мое сообщение — кстати, я подробностей не стал раскрывать — удивления не вызвало. Но и прямых улик против него не было. А человек заслуженный. Поэтому во время заседания для подстраховки решено было еще одного человека на голосование посадить. И тут — на тебе, ровно перед голосованием его выдернули из зала по какому-то делу. А когда Шохин вопрос на голосование поставил, координатор возьми да махни: „‘За’, мол“[89]. Фракция у нас дисциплинированная, все и нажали „за“. И всё — закон принят в первом чтении. На следующий день координатора на совет фракции вызвали, а он там истерику устроил: дескать, ошибся я, по запарке руку не так поднял. Ну, тут ему и дали понять прямым текстом, что не от запарки рука потянулась. Но от этого не легче — пятно-то на всей фракции, на всей партии. Думаю, через какое-то время координатора освободят от работы, чтобы больше не запаривался. Уже известно, кто его заменит — этот человек не подведет. А пока нынешний исполнитель этой роли обиделся и в округ уехал, а карточки у себя в сейфе оставил».

Николай Васильевич с грустной улыбкой посмотрел на поникшего Огонькова: «Никита Петрович, да что ты приуныл. Партия и не такие удары переносила, и какой-то там координатор вряд ли сможет ее подкосить. Очищение всегда на пользу. А ты отправляйся домой, я тебе вызову машину. На следующей неделе ты мне нужен бодрый и здоровый».

Уже и машина увезла Никиту Петровича домой, уже и заседание закончилось, а Николай Васильевич сидел в своем кабинете и обдумывал события последних дней.

Депутат не стал рассказывать всего своему помощнику. Огоньков хоть и надежный человек, но надо еще взвесить, стоит ли доверять ему на все сто. Он идеалист и не понимает, что настали новые времена.

Перед тем как пойти к руководству фракции, Николай Васильевич зашел к координатору и попробовал ему намекнуть на то, что в курсе его дел. Разговор не получился, координатор то ли делал вид, что не понимает, о чем речь, то ли вправду не понял. Только после этого Николай Васильевич пошел на прием к одному из членов президиума ЦК КПРФ. Тот внимательно выслушал и велел Николаю Васильевичу помалкивать до поры об этом деле. Почему в итоге голосование состоялось, так и осталось невыясненным.

Конечно, координатор теперь вылетит из фракции и из партии, скорее всего, в следующем составе Думы его не будет. Сделано это будет аккуратно, скандал будут заминать всеми возможными способами. С карточками для голосования, конечно, нехорошо получилось.

С другой стороны, ясно, что координатор внакладе не остался, возможно, и работу теперь в Москве ему будет найти несложно. Человек рискнул, поставил на карту все, что было. Возможно, проиграл. А может быть, и выиграл. Сразу и не понять.

В партии после проигранных президентских выборов творилось непонятное. Результаты второго тура голосования не просто зафиксировали успех Бориса Ельцина, но и поселили сомнение в душах депутатов от КПРФ. Тех, кто продолжал рассчитывать на то, что через год-два ненавистный режим все равно будет сметен волной народного гнева, осталось немного. Все остальные напряженно размышляли о том, как жить и работать дальше.