Выученный оптимизм: Как изменить свой образ мыслей при помощи позитивной психологии - Мартин Э. П. Селигман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подозреваю, что вы смотрите на это скептически. Разве могут деньги терять свою значимость в капиталистической экономике? Мечтать не вредно! Однако позвольте напомнить вам о другой «невозможной» кардинальной перемене, которая произошла в образовании 40 лет назад. Когда я учился в школе (причем военной), и на протяжении многих поколений до этого образование основывалось на унижении. Дурацкий колпак, розги и двойки были главными орудиями в арсенале учителей. Они ушли в прошлое, как мамонт и дронт, да к тому же удивительно быстро. Они исчезли, потому что педагоги открыли более эффективный подход к обучению: поощрение сильных сторон, доброжелательное наставничество, глубокое погружение в предмет вместо заучивания фактов, эмоциональная привязанность ученика к учителю или теме и индивидуальное внимание. Точно так же есть и более эффективный подход к достижению высокой производительности, чем стимулирование деньгами, и именно ему посвящена эта глава.
– Флеш-рояль! – крикнул я прямо в ухо Бобу. – Семикарточный стад, хай-лоу!
Он не шелохнулся. Я приподнял его правую ногу за лодыжку и отпустил, она безвольно упала на кровать. Никакой реакции.
– Пас! – крикнул я.
Тишина.
Я играл в покер с Бобом Миллером каждый вторник вечером на протяжении последних 25 лет. Боб был бегуном. После ухода на пенсию с должности преподавателя американской истории он взял годовой отпуск, чтобы обежать весь земной шар. Однажды он сказал, что для него лучше потерять зрение, чем ноги. Я очень удивился, когда за две недели до этого, прохладным октябрьским утром он появился у меня со своей коллекцией теннисных ракеток и подарил их моим детям. Даже в свои 80 с хвостиком Боб был фанатичным игроком в теннис, и этот жест был тревожным, даже зловещим.
Октябрь был его любимым месяцем. Боб бегал по Адирондакским горам, никогда не упуская случая взобраться на самую высокую точку, неизменно возвращался в Филадельфию каждый вторник ровно в 19:30, а затем еще до рассвета вновь убегал в горы, покрытые золотыми и красными листьями. На этот раз ему не повезло. Ранним утром в округе Ланкастер, штат Пенсильвания, его сбил грузовик, и теперь он лежал без сознания в больнице Коутсвилла. Из комы он не выходил уже три дня.
– Можем ли мы получить ваше согласие на отключение мистера Миллера от системы жизнеобеспечения? – спросила меня невролог. – Вы, по словам адвоката, его ближайший друг, а мы не смогли связаться ни с кем из его родственников.
Пока чудовищность того, что говорила врач, доходила до меня, я краем глаза заметил полного мужчину в больничной униформе. Он убрал судно, а затем принялся поправлять картины на стенах. Критически оглядев ту, на которой был заснеженный пейзаж, он выпрямил ее, а затем отступил назад и снова посмотрел на нее. Я вспомнил, что он проделывал то же самое днем ранее, с радостью отвлекся от заданного вопроса и позволил себе переключиться на этого странного санитара.
– Я вижу, вам нужно это обдумать, – сказала невролог, заметив мой остекленевший взгляд, и ушла.
Я опустился в кресло и стал наблюдать за санитаром. Он снял заснеженный пейзаж и поместил на его место календарь с задней стены. Критически взглянув на изменение, санитар снял и календарь, а затем заглянул в большой коричневый бумажный пакет. Оттуда появилась репродукция Моне с водяными лилиями. Она заняла то место, где раньше были заснеженный пейзаж и календарь. Потом он достал две большие морские сцены Уинслоу Гомера и повесил на стене у изножья кровати Боба. Наконец санитар перешел к стене справа от Боба, снял черно-белую фотографию Сан-Франциско и повесил цветное фото розы сорта «Мир».
– Могу я спросить, что вы делаете? – мягко поинтересовался я.
– Что я делаю? Я санитар на этом этаже, – ответил он. – Но каждую неделю я приношу новые репродукции и фотографии. Видите ли, на моем попечении все эти пациенты. Взять хотя бы мистера Миллера. Он не приходил в себя с тех пор, как его привезли, но, когда он очнется, я хочу, чтобы он сразу увидел красивые вещи.
Этот санитар в больнице Коутсвилла (поглощенный своими мыслями, я так и не узнал его имени) считал, что он должен не только выносить судна и протирать подносы, но и заботиться о пациентах и стараться скрасить их жизнь в этот сложный период. Пусть его должность и считалась незначительной, но он сумел превратить ее в высокое призвание.
Как человек соотносит работу с остальной жизнью? Ученые выделяют три типа «восприятия работы»: труд, карьера и призвание[132]. Люди трудятся ради зарплаты, не стремясь получить что-то еще. Это лишь средство для достижения других целей (например, обеспечения красивого досуга или содержания семьи), и, когда выплаты прекращаются, человек увольняется. Карьера подразумевает более глубокую личную вовлеченность в дело. Достижения измеряются не только деньгами, но и продвижением по службе. Каждое повышение по службе приносит престиж и власть, а также более высокую зарплату. Младшие партнеры юридических фирм становятся старшими, ассистенты профессоров – доцентами, а менеджеры среднего звена поднимаются до вице-президентов. Когда возможности для продвижения исчерпываются, начинается отчуждение, и человек ищет удовлетворение и смысл в чем-то другом.
Призвание (или предназначение) – это страстная преданность делу ради него самого. Люди с призванием воспринимают свою работу как вклад в общее благо, в нечто большее, чем они сами, и поэтому религиозный подтекст здесь вполне уместен. Работа сама по себе приносит удовлетворение, независимо от денег или карьерного роста. Человек продолжает работать, даже когда прекращаются выплаты и продвижение по службе. Традиционно призвание связывалось с престижными и редкими профессиями – священников, судей верховного суда, врачей и ученых. Однако, как оказалось, любая работа может стать призванием, а любое призвание – работой. «Врач, который рассматривает свой труд как обычное занятие и просто заинтересован в хорошем доходе, не имеет призвания, в то время как мусорщик, считающий, что делает мир чище и здоровее, может иметь призвание»[133].
Это выяснили Эми Вжесневски, профессор бизнеса в Нью-Йоркском университете, и ее коллеги. Они опросили 28 уборщиков больниц, у которых была одна и та же официальная должностная инструкция. Уборщики, воспринимающие свою работу как призвание, стараются сделать ее осмысленной[134]. Они считают себя важными участниками процесса лечения пациентов, планируют работу так, чтобы она была максимально эффективной, предугадывают потребности врачей и медсестер, позволяя им уделять больше времени лечению, и расширяют свои обязанности (например, поднимают настроение пациентам, как делал санитар из Коутсвилла). Уборщики, относящиеся к своему занятию просто как к работе, воспринимают его как уборку помещений.
Посмотрим теперь, как вы воспринимаете свою работу.
Как оценить свое отношение к работе
Пожалуйста, прочитайте три абзаца ниже. Укажите, насколько вам близки персонажи А, Б и В.
Госпожа А работает в основном для того, чтобы зарабатывать достаточно денег на жизнь. Если бы она была финансово обеспечена, то оставила бы свою нынешнюю деятельность и стала бы заниматься чем-нибудь другим. Работа для госпожи А – это, по сути, жизненная необходимость сродни дыханию или сну. Ей часто хочется, чтобы время на работе пролетало быстрее. Она с нетерпением ждет выходных и отпуска. Если бы госпожа А начала жизнь заново, она, скорее всего, выбрала бы другую сферу деятельности и не стала бы советовать друзьям и детям идти по ее стопам. Госпожа А очень хочет поскорее уйти на пенсию.
Госпоже Б в принципе нравится ее работа, но она не собирается оставаться на нынешнем месте через пять лет. Вместо этого она планирует перейти на более высокую должность. У нее есть несколько целей на будущее, касающихся должностей, которые ей хотелось бы занять. Иногда нынешняя работа кажется ей пустой тратой времени, но она знает, что должна достаточно хорошо справляться с текущей работой для того,
