Толкование закона и права. Том I - Коллектив авторов

Ю.М. Чернецовский утверждает, что «новое мышление» М. С. Горбачева окончательно отошло от марксизма-ленинизма, наблюдается отход от классовой теории и методологии в оценке мировых процессов, формируется новый внешнеполитический курс. Нечто подобное происходит и в идеологической эволюции М. Горбачева применительно ко внутренним процессам в нашей стране, он становится скорее социал-демократом, чем коммунистом[293]. Идеологические изменения в проведении внешней и внутренней политики руководящей партии и публичной власти государства не могли остаться незамеченными населением, общественными движениями и их лидерами.

Для тотального контроля общественной жизни характерно слияние государственно-публичного и политического аппаратов управления, централизм и единство всех ветвей и управленческих системы власти. Объединенные органы координирования управления населением представляли собой базу для интеграции властных подразделений. Основным фактором, гарантировавшим успешность октябрьской революции 1917 г., являлась ориентация правящих кругов на определенный социальный слой – пролетариат и крестьян (под контролем рабочих). Идеологический лозунг советского государства в период формирования социалистического реализма можно свести к высказыванию М. Горького: «Рабы перерождаются в людей – вот новый смысл жизни!»[294]. Однако советский гражданин, довольствуясь установочными суждениями партии, был бесправен перед государственной машиной на протяжении десятилетий, – только с 1977 г. юридически было закреплено положение о возможности обжалования в суд неправомерных действий органов государственной власти.

В основополагающих принципах управления советским государством структура разделения властей, применяемая в то время Европейскими и Североатлантическими державами, игнорировалась по нескольким причинам:

1) необходимостью тотального контроля новообразованного государства;

2) отсутствием у большей части населения страны представления о понятиях парламентаризма и конституционализма.

Феномены «американского правового реализма» и «скандинавского правового реализма» развивались в аналогичный период со своими особенностями. Американский правовой реализм определяется следующей формулой: «Право есть то, что говорит судья». Согласно американскому теоретику права Джерому Франку (Jerome Frank, 1889–1957) право – это результат оценки фактов судьей, который осуществляет подбор данных с той точки зрения, как он понимает их. Задача судьи заключается, в первую очередь в том, чтобы опираясь на собственное правопонимание, морально-этическую доктрину и судейскую совесть определить соответствующую норму локального или федерального характера и вынести решение.

Философы-правоведы скандинавского правового реализма (Аксель Хагерстрем (Axel Häger ström, 1868–1939), Карл Оливекрона (Karl Olivecrona, 1897–1980), Вильгельм Лунштедт (Vilhelm Lundstedt, 1882–1955), Алф Росс (Alf Ross, 1899–1979) ставят своей задачей рассмотрение сущности права с позиции психологических мотивов, чувственного отношения к праву, как к социально-психологическому явлению со стороны сознания индивидов. Наделение права юридической силой происходит в сознании людей, и их отношение к закрепленному в правовых актах тексту определяет его конечное «существование» и «действенную» силу в обществе.

Российскому правовому реализму оказались близки идеи Л. И. Петражицкого (1867–1931)[295], основателя психологической теории права. Будучи критиком юридического позитивизма и исследователем в области обоснования эмпирической науки о праве, Л. Петражицкий считал, что право не состоит из факта принуждения, а содержится в эмоциях, которые сопровождают действия. Американский профессору Альберто Хавьер Тревиньо подчеркивает, что право для Петражицкого – это индивидуальное восприятие индивидом своих прав и обязанностей. Наиболее неортодоксальной является индивидуально-субъективная ориентация Петражицкого, учитывая то, что его взгляды на право не были материалистическими. Или, говоря иными словами, право приобретает внешнюю форму только после того, как оно было спроецировано на людей и предметы из внутреннего опыта индивида. Для Петражицкого правовая реальность существует только в субъективном сознании индивида, который атрибутирует права и обязанности другим, а не в какой-то объективной реальности «где-то там»»[296].

Петражицкий ставит под сомнение суждение о том, что свобода человеческой воли, то есть способность выбирать то или иное решение или поведение, зависит не только исключительно от предшествующих условий. В ходе исторического развития форм взаимоотношений между людьми устанавливаются различные эстетические эмоции. Например, в древние века человек за совершение кражи мог быть подвергнут отрубанию руки. С течением времени такая форма наказания упразднилась, но представление об основном отталкивающем переживании осталось на психическом уровне сознания. На данной основе впоследствии формируются представления о позитивном праве, устанавливаемом государством в зависимости от особенностей исторического периода. Этот этап конфронтации интересов субъекта и социальной группы становиться базовым в определении внутренних мотивов или побуждении для совершения действия. Таким образом правовед объясняет, что «совесть – результат длительного воспитания, который возник в ходе социальных, этнических, эмоциональных, психических предпосылок, объединяющий правовую эмоцию и правовые переживания»[297].

Деятельность интерпретатора связана с актуальной проблемой изменения поведения в образе мышления и действий индивида, вследствие его биологической и социальной эволюции. Опираясь на развитие психологических процессов, происходящих в человеческом организме, толкователям предоставляется возможность обосновать различные морально-этические и правовые нормы. Л. Петражицкий подчеркивает, что психические явления, присущие человеку как биосоциальному существу, проявляются в его способности к формированию и преобразованию правовых норм. Основываясь на важнейших психологических свойствах человеческой личности, право занимает главенствующее место в иерархии социальных ценностей. Право состоит из таких компонентов, как:

1) «возбуждения или подавления мотивов к разным действиям и воздержания» (мотивационный или импульсивный характер права);

2) «укрепления и развития отдельных черт человеческого характера относительно ослабления и искоренения других»;

3) «воспитание народного правосознания в соответствующем характере и содержание действовавших правовых норм и направлений (педагогическое действие права)»[298].

Закон следует рассматривать исходя из того, что психология являлась основой для формирования правосознания – «все правовые явления сводятся к правосознанию, а оно, в свою очередь, ведет к феноменам психологии»[299], а также акцентирует внимание на понимании права, как высшей социальной ценности, значение которой придает психический фактор общественной жизни. Правосознание определило создание всех правовых явлений, в том числе и государства, которое формально закрепляет юридические нормы и официальные способы их толкования. Следует отметить, что в российской правовой действительности существуют несколько подходов к толкованию права (буквальный, иерархический, психоэмоциональный, коррупционный, экстралегальный), под влиянием которых решения законодательных органов власти могут трансформироваться в свою противоположность.

При исследовании реально действующего правового порядка в государстве следует охарактеризовать правящий режим. На степень демократичности или авторитарности в обществе оказывают влияние качества той группы лиц, которые имеют реальную возможность эффективно воздействовать на политическую и экономическую деятельность государства, в том числе распоряжаться природными и бюджетными ресурсами[300]. Подчас реально складывающийся режим правления отличается от формального, документально-закрепленного его вида.

Можно можно выделить некоторые исторические тенденции, оказывающие воздействие на эволюцию российского правового реализма:

1. Преемственность абсолютизма в различных исторических формах. Исторические формы абсолютизма (неограниченный, просвещенный, партийный, советский, постсоветский) не меняют сущность взаимоотношений между правящей группой лиц и населением. По мнению Е. Н. Тонкова «под именем законного государственного принуждения легализуется насилие субъектов публичной власти по отношению к экономическим и политическим конкурентам. Российские особенности коммерческой деятельности вынуждают всех предпринимателей подчиняться комплексу коррупционных требований субъектов публичной власти. Органы законодательной и исполнительной власти состоят преимущественно из коммерсантов либо лиц, представляющих их интересы»[301].