Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 - Валентин Овечкин

С рецензентом (из «Нового мира», кажется) я в основном согласен. Литературное дарование автора в пьесе присутствует, и вообще Ваша жила, вероятно, — в драматургии. У Вас есть видение сцены, дар писать именно для сцены. Это редко встречается у начинающих. Обычно это приходит уже через какой-то опыт писания прозы.

Но «покатиловщина» в пьесе у Вас, повторяю, вчерашняя. В этом отношении пьесу надо коренным образом перерабатывать. Вы пишете мне в своем письме: «Я не сомневался, что настанет время, когда о всех ошибках, связанных с культом личности, можно будет писать. Но мне представлялось, что это, может быть, лет через десять будет, а наступило это значительно раньше». Вот в этом и ошибка Ваша. Вы не вперед смотрели, а оглядывались назад, выжидали, когда «можно будет писать», и время Вас обогнало. Оглядываться назад, иллюстрировать лишь пройденное — всегда будут ошибки.

И еще — совет Вам. Не надейтесь ни на какого соавтора, особенно когда садитесь писать первую свою вещь. Это даже как-то не очень красиво — искать соавтора, вместо того чтобы самому еще и еще раз потрудиться над пьесой, до седьмого пота.

А в общем, желаю Вам успехов!

Жму руку!

26/III 1959

В. Н. Швецу

Уважаемый Валентин Николаевич!

Простите, что с таким большим запозданием отвечаю Вам. Был завален рукописями, к тому же болел.

По Вашему очерку и маленьким рассказам — если их можно назвать рассказами — вижу, что литературные способности у Вас есть. Хороший язык, наблюдательность, уменье анализировать вещи, смелая мысль — это все есть у Вас. Любите людей и довольно интересно рассказываете о них. Но — можно бы еще интереснее.

Я бы предложил Ваш очерк о Завгороднем в «Новый мир», если Вы найдете нужным еще над ним поработать. А по-моему, нужно поработать. Вы любите этого человека, очевидно, не теряете связи с ним. Обогатите очерк еще чем-то человеческим, поглубже вникните в жизнь этого колхоза, в новые проблемы и новые трудности, стоящие перед Завгородним, съешьте с этим человеком еще если не пуд, то хотя бы фунт соли, и, я думаю, очерк значительно вырастет.

Очень советую Вам прочесть очерки Леонида Иванова: «Сибирские встречи» — в № 3 «Нового мира» за 1957 год, «Как уходит и возвращается слава» — в № 2 альманаха «Наш современник» за 1958 год и «Наш экономист» в № 8 «Звезды» за 1958 год. У этого автора Вам есть чему поучиться.

Миниатюрки Ваши неплохие, но вряд ли нужно их выделять в отдельные рассказы. Они могли бы быть главками в какой-то большой вещи.

Поработайте, Валентин Николаевич, еще над очерком, но — крепко поработайте. А потом пришлите мне его еще. Если получится — подумаем тогда о напечатании.

С приветом.

26/III 1959

А. Д. Рыбальченко

Уважаемый Андрей Дмитриевич!

Прочитал Ваш роман, вернее, первую его часть, столько, сколько Вы прислали, — три папки. Сколько же еще будет частей? Одна? Две? Сразу должен сказать Вам — такой размер романа загубит все дело. Нельзя до бесконечности его растягивать. В первой части уже — 812 страниц! И главное — такой огромный объем вещи не оправдывается ее содержанием. То, что Вы рассказали в первой части, с успехом можно уложить в 300 страниц, а не в 800. У Вас бесконечные повторы, невыносимые длинноты, там, где нужно сказать что-то в двух словах, Вы развозите на две-три страницы. Если бы я стал приводить примеры, где именно у Вас длинноты и повторы, то мне пришлось бы процитирован, полромана.

Когда мне И. Н. Григоренко рассказывал о Вашей работе над романом, я ожидал, что у Вас, как человека, все это лично пережившего, роман должен вылитым в какую-то особенную форму. Я думал, что это будет что то строго документальное, потрясающее своей фактической точностью, мужественной сдержанностью и простотой. Но Вы очень уж забеллетризировали важную тему, местами склоняетесь просто к приключенческому роману, и, надо сказать, приключения героев выглядят иногда надуманными.

Нет, не то. Я полагал, что Вы, в смысле формы повествования, пойдете по пути «Репортажа с петлей на шее» Ю. Фучика или записок Ю. Пиляра «Все это было» (читали такую вещь в «Новом мире»?). Вы же избрали другую форму, более «легковесную». И — более шаблонную. Такая форма, в свою очередь, толкает Вас на шаблоны и в языке, и в композиции вещи.

Над языком мало мучились. Все, в общем, грамотно, точки, занятые на месте, но — тускло, слова берете первые попавшиеся, без строгого отбора, герои у Вас говорят так, будто все время речи произносят с трибуны. То и дело, либо через диалог персонажей, либо в своих авторских рассуждениях, Вы доказываете, как наши советские люди преданы Родине, какие они стойкие и мужественные. А это должно быть ясно из самих фактов, из действия — без излишних комментариев.

Художественное творчество — это чувство меры, это беспощадный отбор самого главного. Не знаю, как Вы с этим справитесь. От души желаю, чтобы справились.

Рукопись Ваша, в том виде, как Вы мне ее прислали, я полагаю, — это лишь самый сырой и первоначальный набросок романа, первый черновик. Вот теперь-то и должна начаться настоящая работа над созданием из этого сырого материала литературного произведения.

Я совершенно серьезно предлагаю Вам из этих 812 страниц сделать 300–350. Сокращать есть что и целыми кусками, и внутри страниц, и построчно. Вот у Вас вначале есть персонаж, которого я принял чуть ли не за главного героя, — Белов. Занял он много места в романе, а потом исчез и до конца первой книги так больше и не появлялся. Нельзя же так строить композицию романа. Если Белов Вам больше и не нужен, то тогда он не заслуживает такого большого места в первых главах романа. Если же Вы задумали, что он должен будет где-то еще появиться, во второй или третьей книге, — тоже неправильно, такой большой разрыв недопустим.

Итак, первая задача — безжалостно сократить написанное вдвое или даже больше. Только тогда вещь начнет приобретать какое-то подобие литературного произведения.

Можете, конечно, послать меня к черту с таким советом, но если не сократите, поверьте мне, ничего у Вас и дальше не получится. Сейчас все более или менее важное, интересное и захватывающее буквально тонет в море ненужных, лишних разговоров, рассуждений, описаний.

Когда приметесь за сокращения, тут у Вас начнется уже и настоящая работа над языком. Краткость — первое условие художественности и выразительности языка. Если какую-то фразу, какое-то слово можно убрать без ущерба для развития действия, для полноты картины, представляемой читателю, значит, это все лишнее, вычеркивайте не колеблясь, без сожаления. Потом сами увидите, что выйдет лучше.

Не обижайтесь, написал прямо то, что почувствовал после прочтения рукописи.

Если после большой и, может быть, продолжительной работы над рукописью Вы захотите еще раз показать ее мне — присылайте, не откажусь прочитать. Но важно, чтобы был уже и конец романа, чтобы можно было судить о вещи в полном объеме.

Желаю Вам успеха, жму руку.

И. Н. Григоренко

…Простите, что задержал Вашу рукопись…

Что сказать о ней? Повесть получилась в общем неплохая, но я ожидал от Вас большего. Дело не в том, что «много техники и мало людей». Люди есть. Но вот главный герой Юлий не удался, бледнее всех выписан. Какой-то он сочиненный, не настоящий. Нет у него инженерской юности, слишком уж сразу он стал хорошим зрелым инженером. «Рабочий котел», в котором он поварился, орудуя лопатой, — это примитив. Не в этом заключается рабочий котел для молодого инженера. А откуда взялась у него такая большая… опытность в добывании всяких материалов для стройки — когда его командировали в Москву? Ничем эта опытность не объясняется, и в нее просто не веришь. А если поверить в нее всерьез, то она очень снижает Вашего Юлия.

Язык повести в сравнении с языком того романа, что я читал, не улучшился. Печально. И хотя Вы пишете, что уже провели «чистку» «Реки», надо еще чистить и чистить. Дай бог Вам в помощь хорошего редактора в издательстве.

Название «Река играет» следовало бы, по-моему, заменить другим. Есть у Короленко рассказ «Река играет», один из самых его знаменитых и известных рассказов. От совпадения названий повесть не выигрывает.

Хотел я более подробно разобрать Вашу рукопись, но не могу сейчас из-за болезни долго сидеть за столом, и даже читать мне трудно — очень угнетают сильные боли.

30/II 1965

Б. Г. Заксу

Дорогой Борис Германович!

Не уверен, что мое письмо застанет в редакции Евгения Николаевича, поэтому пишу Вам — по поводу рассказа Ф. Искандера «Лошадь дяди Кязыма».

Я решительно возражаю против напечатания этого произведения в нашем журнале. Уверен, что, если этот лошадино-пацифистский рассказ выйдет у нас, и он и мы будем жестоко разруганы. И — вполне заслуженно. Рассказа — с гулькин нос, 8 страничек, а ругательных рецензий получим 8 печатных листов.